mospat.ru
Опубликовано в журнале "Церковь и время" № 59


С. О. Елишев

Религиозные конфессии и организации как значимый институт политической системы общества

Вторым по значимости после государства институтом политической системы общества, безусловно, являются рели­гиозные конфессии и организации, хотя в современной учеб­ной российской политологической литературе данный факт подчеркнуто игнорируется и подвергается своеобразному «табуированию». Мы можем найти большое количество материа­лов о других негосударственных институтах политической си­стемы общества: политических партиях, общественных орга­низациях, корпорациях, тайных обществах и даже группах вли­яния, но упоминание о религиозных конфессиях и организаци­ях в качестве весомого института политической системы об­щества мы не встретим практически нигде. В лучшем случае найдем несколько строк, в которых упоминается о них как о разновидностях общественно-политических организаций, без раскрытия их сущности и роли в общественно-политических процессах.

Причина такого подхода кроется, конечно же, не только в «наследии» долгое время господствовавшего в России агрес­сивного атеистического режима, но и в навязываемых нам За­падом процессах секуляризации, а также привнесенных к нам с Запада же и активно продвигаемых секулярных идеологичес­ких концепциях, прочно укоренившихся в системе российских общественно-политических и гуманитарных наук.

Что характерно, в обоснование «правильности» подоб­ного подхода со стороны его апологетов часто звучат слова о том, что в соответствии с Конституцией РФ Российская Феде­рация есть государство светское и что, дескать, религиозным конфессиям и организациям не место в политике.

Ущербность подобных аргументов очевидна. Во-первых, в связи с тем, что принцип светскости государства отнюдь не означает его атеистичности и принципиальной враждебности укреплению влияния религиозных конфессий и организаций, в том числе и на политические процессы. Во-вторых, игнориро­вание влияния традиционных религиозных конфессий и орга­низаций на политические процессы в силу господства в совре­менных общественно-политических и гуманитарных науках различных «секулярных» идеологем приводит к отрицанию и игнорированию огромного количества фактов, свидетельству­ющих об обратном, а значит — к искажению объективной ис­тины. В-третьих, отрицать факт влияния традиционных рели­гиозных конфессий и организаций на политическую жизнь со­циума — значит отвергнуть весь исторический опыт развития российского общества и государства (с ведущей ролью в нем Русской Православной Церкви, с которой не могут быть срав­нимы никакие политические партии, общественные организа­ции и корпорации), а также богатое наследие русской полито­логической школы.

Поэтому, используя это наследие, необходимо приложить все усилия к восстановлению исторической справедливости и возрождению в системе общественно-политических и гумани­тарных наук традиции рассмотрения религиозных конфессий и организаций как особо значимого после государства инсти­тута политической системы общества.

И в этом ключе нельзя, конечно же, проигнорировать работы таких выдающихся русских мыслителей-политологов, как К.П. Победоносцев, Б.Н. Чичерин и Л.А. Тихомиров, кото­рые уделяли большое внимание изучению данного института, обозначая его как «Церковь», что было вполне естественно и органично для дореволюционной России и тогдашнего состоя­ния научного знания в системе общественно-политических и гуманитарных наук.

Размышляя о специфике положения Церкви как значи­мого института политической системы общества, они рассмат­ривали ее прежде всего сквозь призму взаимоотношения с го­сударством, отмечая его двойственную природу «как нравствен­но-религиозного и как юридического союза»1, что, конечно же, актуально и в настоящее время.

По мнению К.П. Победоносцева, одним из знаменатель­ных явлений современного ему общества являлась «борьба цер­ковных начал с государственными», основным источником которой являлась «искусственно создаваемая теория отноше ний между государством и церковью»2.

В соответствии с данной теорией, «политическая наука по­строила строго выработанное учение о решительном отделении Церкви и государства, учение, вследствие коего по закону, не до­пускающему двойственного разделения центральных сил, Церковь непременно оказывается на деле учреждением, подчиненным го­сударству»3. При этом Церковь «представляется не чем иным, как учреждением, удовлетворяющим одной из признанных государ­ством потребностей населения — потребности религиозной, и но­вейшее государство обращается к ней с правом своей авторизации, своего надзора и контроля, не заботясь о веровании. Для государ­ства как для верховного политического учреждения такая теория привлекательна, потому что обещает ему полную автономию, ре­шительное устранение всякого, даже духовного, противодействия и упрощение всех операций церковной его политики»4.

Критически осмысливая положения данной теории, К.П. Победоносцев утверждал, что «государство безверное есть не что иное, как утопия невозможная к осуществлению, ибо безверие есть прямое отрицание государства. Религия, и имен­но христианство, есть духовная основа всякого права в госу­дарственном и гражданском быту и всякой истинной культу­ры. Вот почему мы видим, что политические партии, самые враждебные общественному порядку партии, радикально от­рицающие государство, провозглашают впереди всего, что ре­лигия есть одно лишь личное, частное дело, один лишь лич­ный и частный интерес»5.

В результате анализа исторических примеров и систем взаимоотношений государства и Церкви, К.П. Победоносцев выделил три системы взаимоотношений, в соответствии с ко­торыми эти отношения исторически себя проявили в западно­европейской истории.

Первая система, «самая древняя и известная — система установленной, или государственной, Церкви. Государство при­знает одно вероисповедание из числа всех истинным вероиспо­веданием и одну Церковь исключительно поддерживает и ей покровительствует, к предосуждению всех остальных церквей и вероисповеданий. Это предосуждение означает вообще, что все остальные церкви не признаются истинными или вполне истин­ными; но практически выражается оно в неодинаковой форме, со множеством разнообразных оттенков, и от непризнания и от­чуждения доходит иногда до преследования. Во всяком случае, при действии этой системы чужие исповедания подвергаются некоторому, более или менее значительному, умалению в чести, в праве и преимуществе сравнительно со своим, господствую­щим исповеданием. Этой системе следуют ныне, за немногими исключениями, все европейские государства»6.

Вторая система предполагает одинаково беспристраст­ное отношение государства ко всем вероисповеданиям — «вне всякого покровительства, равно как и вне всякого предосуждения, ни одной церкви не признавая ни своей, ни чужою, и пре­доставляя каждой ведать и устраивать свои дела и обряды как угодно. Это система равенства церквей, или, по новейшей фор­муле, изобретенной Кавуром, система “свободной церкви в свободном государстве”, любимая система нынешней партии либералов в мире. Она принята прежде всего и полнее всего осуществляется в североамериканских Соединенных Штатах, а в последнее время допущена английским законодательством относительно Ирландии. На бумаге и в теории система эта пред­ставляется простейшею и совершеннейшею: поборники ее ве­рят и утверждают, что рано или поздно она будет введена по­всюду как единственное средство к верному и справедливому разрешению отношений между государством и церковью»7.

В основе этой теоретически отвлеченной системы, по мнению К.П. Победоносцева, лежит «не начало веры, а начало религиозного индифферентизма, или равнодушия к вере»8. Эта система «поставлена в необходимую связь с учениями, пропо­ведующими нередко не терпимость и уважение к вере, но яв­ное или подразумеваемое пренебрежение к вере как к прой­денному моменту психического развития в жизни личной и национальной. В отвлеченном построении этой системы, со­ставляющей плод новейшего рационализма, церковь представ­ляется тоже отвлеченно построенным политическим учрежде­нием или частным обществом, для известной цели устроенным, подобно другим, признанным в государстве, корпорациям. Сознание этой самой цели представляется тоже отвлеченным, ибо на нем отражаются многообразные оттенки связанных с тем или другим учением представлений о вере, начиная с от­влеченного уважения к вере как к высшему моменту психичес­кой жизни до фанатического презрения к верованию как к низ­шему моменту и к началу вреда и разложения»9.

Третья система подразумевает воздержание государства «от всякого предпочтения или покровительства тому или дру­гому вероисповеданию или верованию, только ограничивает или устраняет вовсе такие верования, которые признает поло­жительно ложными или вредными для общества. Система эта основана на том предположении, что несравненно легче и удоб­нее рассудить, какое верование ложно, чем определить, какая вера истинна. Такой системы держится великобританское пра­вительство в ост-индских владениях»10.

В истории, как отмечал К.П. Победоносцев, возможно наблюдать примеры соединения первой системы с третьей (т.е. «признание одного вероисповедания господствующим с тер­пимостью для всех прочих и с устранением вредных верова­ний»11), а также и второй системы с третьей (на примере отно­шения правительства США к мормонскому вероучению).

На взгляд К.П. Победоносцева, «все эти системы действу­ют на практике в разных государствах, ни одна из них нигде не представляется бесспорною: напротив, именно в настоящую пору повсюду действующая система составляет предмет горя­чих пререканий и споров, и повсюду идет речь об изменении и преобразовании принятой системы»12.

Б.Н. Чичерин, в отличие от К.П. Победоносцева, выде­лял не три, а четыре возможных системы, определяющие взаи­моотношения и положение Церкви в государстве. Это «1) те­ократия, или подчинение государства Церкви; 2) господству­ющая Церковь; 3) признанные церкви; 4) церкви терпимые. Различные системы могут существовать совместно в отноше­нии к разным вероисповеданиям»13.

«Теократия, — на взгляд Б.Н. Чичерина, есть обществен­ное устройство, в котором религия владычествует в гражданс­кой области. Здесь является сознание высшего порядка, кото­рому должны подчиняться люди; но этот порядок основан не на единстве общественного тела, а на религиозном учении, обязательном как для правителей, так и для подданных»14.

Теократия характерна для большинства религий древ­него мира, а также ислама, «который, хотя и позднейшего про­исхождения, но является лишь повторением старых теокра­тических типов», обнимая «человека всецело, не ограничива­ясь одними верховными нравственными началами, но опре­деляя и всю внешнюю жизнь людей»15. «Теократия противо­речит существу христианства, которое касается только внут­реннего человека, предоставляя внешнюю область светским властям и отношениям. Христианство имеет в виду цель не­бесную, а не земную; оно действует убеждением, а не при­нуждением. Истинная область его есть Церковь, а не государ­ство. Поэтому в христианском мире теократическое начало всегда было неполное или водворялось в силу особенных ус­ловий»16.

Для системы взаимоотношений Церкви и государства, которую Б.Н. Чичерин обозначил как «господствующая Цер­ковь», характерен принцип, в соответствии с которым «госу­дарство оказывает преимущественное покровительство одной только Церкви, получающей высшее политическое положение; остальные только признаны или терпимы, или даже вовсе не терпимы. Через это господствующая Церковь прямо получает значение государственного установления. Оставаясь нравствен­но-религиозным союзом помимо государства, она, в качестве политической корпорации, вводится в состав государства, ста­новится членом его организма и получает в нем привилегиро­ванное место. Основание то, что известное вероисповедание, исторически сросшееся с жизнью народа, признается суще­ственным государственным интересом; в нем государство ищет нравственной опоры.

Привилегии, даруемые господствующей Церкви, могут быть более или менее значительными. При совершенной не­терпимости они могут простираться до исключения всякого другого вероисповедания из государства. При меньшей степе­ни нетерпимости стеснения могут касаться только сект, отде­лившихся от господствующей Церкви, а потому более или ме­нее ей враждебных. Привилегии могут состоять в ограничении гражданских и политических прав лиц, принадлежащих к дру­гим исповеданиям»17.

Для системы взаимоотношений Церкви и государства, обозначенной Б.Н. Чичериным как «признанные церкви», ха­рактерна ситуация, когда «государство оказывает одинаковое покровительство всем церквам, признанным государственны­ми корпорациями. Таково, например, положение церквей во Франции, где различные вероисповедания, католическое, про­тестантское, даже еврейское и магометанское пользуются оди­наковым покровительством и пособиями со стороны государ­ства. Признанные церкви могут существовать и совместно с господствующей. Так например, у нас господствующая Цер­ковь есть Православна, но рядом с ней признаны католичес­кая, протестантская, еврейская и магометанская, каждая с сво­им законным устройством и официальным положением. При­знанные церкви составляют государственные корпорации так же, как и господствующая; но они не связываются исключи­тельно с государством. Последнее становится от них незави­симым; оно видит в них существенный интерес известной части народонаселения, дает им защиту, пособия, права, даже участие в управлении, но не привилегированное положение. При равноправии церквей гражданская область совершенно изъемлется из ведения Церкви; это — общее поле для всех вероисповеданий»18.

В системе взаимоотношений Церкви и государства под наименованием «терпимые церкви» «церковь теряет характер государственной корпорации; она остается частным союзом. Государство может допускать или не допускать подобные со­юзы. Мы видели, что свобода вероисповедания ограничивает­ся требованиями нравственности и государственного порядка. Государство не обязано терпеть сект безнравственных или от­рицающих государственную власть. Однако, за этими исклю­чениями, всякое вероисповедание должно быть терпимо в силу свободы совести.

Терпимость может быть оказана в больших или меньших размерах. Основание здесь двоякое: религиозные общины мо­гут быть допущены или как товарищества, или как частные корпорации, то есть как настоящие церкви»19.

Как видно из вышеизложенного, небольшое различие в классификации систем возможных моделей взаимоотношений Церкви и государства у К.П. Победоносцева и Б.Н. Чичерина (представителей противоположных друг другу консервативного и либерального направлений русской политологической мыс­ли), состоит лишь в том, что К.П. Победоносцев специально не выделял, а Б.Н. Чичерин выделял теократию как отдельную систему. В остальном же, за исключением некоторых отличий в наименованиях-обозначениях систем типологии взаимоотно­шений Церкви и государства, они по своей сути и содержанию схожи.

Л.А. Тихомиров, рассматривая историю развития монар­хических форм государственности, выделил три типа отноше­ний государства к религии:

  1.  Превращение верховной государственной власти в центр религии. Тут происходят различные степени обожеств­ления монарха. Наиболее типично такое отношение в язычес­ких государствах. В христианских же оно проявляется в раз­личных степенях так называемого цезаропапизма.
  2.  Полную противоположность этому типу государ­ственно-религиозных отношений составляет подчинение го­сударства церковным учреждениям. Сюда относятся различ­ные формы жрецократии, иерократии, папоцезаризма. Здесь, в сущности, нет монархической власти.
  3.  Третий тип отношений составляет союз государства с Церковью, который достигается подчинением монарха ре­лигиозной идее и личной принадлежностью к Церкви, при не­зависимости его государственной верховной власти. Это мож­но назвать истинным выражением теократии (а не иерокра­тии), то есть владычеством Бога в политике посредством царя. Богом (а не церковной властью) делегированного20.

Л.А. Тихомиров отмечал, что в истории христианских государств «в исторической практике <…> возникло несколь­ко форм взаимоотношений Церкви и государства. В римском католицизме возобладала идея подчинения государства церков­ной власти. В крайнем развитии этой идеи предполагается, что Папы имеют верховную власть над всем миром. Императоры и короли получают от Папы свои владения на данном праве как вассалы Апостольского престола, так что подчинены Папе не только в церковных, но и в светских делах. Светская же власть не имеет права вмешательства ни в какие духовные дела <…>. В протестантизме явилась обратная идея государственно-цер­ковных отношений. Возникла она вследствие того, что, по уче­нию Лютера, Церковь состоит из совершенно равных членов, без различия иерархических благодатных даров. Власть епис­копская принадлежит им коллективно. Священническая бла­годать принадлежит каждому христианину. Церковная власть принадлежит тому же обществу, которому принадлежит и го­сударственная власть, так что если оно вручает эту власть го­сударю, то переносит на него и епископские права. Государь становится обладателем как политической, так и церковной власти <…> В Византии государственно-церковные отноше­ния были построены на идее, не имеющей ничего общего с протестантскою, а именно на союзе Церкви и государства»21.

Оптимальной формой взаимоотношения Церкви и го­сударства Л.А. Тихомиров считал их союз, характерный преж­де всего для православных монархий. Только в нем, на его взгляд, «и возможно сохранение независимости религиозно­этического начала от государственного без разрыва между Церковью и государством»22. И это и есть единственно вер­ная и правильная идея, хотя «фактическое ее осуществление более всего зависит от степени искренности взаимоотноше­ний, а это, в свою очередь, определяется глубиной и искрен­ностью веры в народе и в представителях власти церковной и гражданской»23.

Описывая активно проявляющиеся секулярные тенден­ции в жизни современных ему обществ, Л.А. Тихомиров отме­чал, что «почти повсюду начинается прекращение союза госу­дарства с Церковью. Религиозные настроения народов ослаб­ляются, и государства начинают отвергать для себя обязанность руководиться в своей деятельности принципами христианства. При таком положении вещей для Церкви становится уже бес­цельно оставаться в подобии союза, который только связывает ее, но ничего не дает для ее сознательной деятельности»24.

Таким образом, возникает еще одна система взаимоот­ношений Церкви и государства, характерная прежде всего не для монархий, а для демократий. А именно: система отделения Церкви от государства. При такой системе взаимоотношений «государство не берет на себя излишней и непосильной обузы руководить религиозными отношениями. Оно снимает с себя всякую ответственность за действия Церкви, предоставляя сле­дить за ними самим ее членам. Для государства остается тогда лишь следить за действиями Церкви с такой же точки зрения, как за деятельностью всякой другой корпорации, то есть пре­секать в ней все нарушающее общие для всех граждан государ­ственные законы, не делая никакого различия между наруши­телями закона, будут ли это верующие или неверующие, ду­ховные или светские»25.

Однако, такая система взаимоотношений Церкви и госу­дарства целесообразна в том случае, «когда нация, которой дер­жится государство, не имеет общего верования»26. В случае, если подданные или граждане государства не принадлежат к одной церкви и являются не единоверными, на взгляд Л.А. Тихомиро­ва, возможны два пути решения проблемы:

  1.  Совершенно отрешить политику государства от свя­зи с религией и устанавливать исповедную политику на каких- либо общих политических или философских основаниях.
  2.  Почерпнуть разумные способы государственного от­ношения к иноверцам из учения своей собственной веры.

Историческое решение исповедной политики, вообще говоря, держалось второго пути. Наиболее распространенное современное решение основано, напротив, на отделении Цер­кви и веры от государства, то есть на стремлении поставить государственные отношения вне связи с отношениями испо­ведными27.

«Но если, — по мнению Л.А. Тихомирова, — отделение Церкви от государства исходит из преднамеренной тенденции отрезать политические отношения от воздействия религиозно­этических, то это система крайне вредная для нации, для раз­вития народа и общественных отношений»28.

В настоящее время применительно к системе взаимоот­ношений государства и религиозных конфессий и организаций употреблять понятие «Церковь» будет не совсем корректно, поскольку в системе религиоведческих дисциплин, и прежде всего социологии религии, стало общепринятым выделять че­тыре типа религиозных организаций: Церковь, секту, деноми­нацию, культ.

Церковь представляет собой тип крупной религиозной организации, объединяющей как духовенство, так и мирян од­ного вероисповедания (или какой-либо его ветви, например, Православия или католичества), обладающей централизован­ным иерархическим правлением, общими основными положе­ниями религиозного вероучения, канонического права, систе­мой ценностей и правилами совершения культовых обрядов.

Церковь, как правило, находится в позитивных отношениях с обществом и имеет большое количество последователей, не имеет постоянного и строго контролируемого членства. При­надлежность к Церкви определяется скорее и часто традицией, фактом рождения в той или иной религиозной среде, когда на основе определенного обряда (например, крещения) индивид автоматически включается в данную религиозную общность.

Секта представляет собой сравнительно небольшой по численности и предрасположенный к изоляционизму и замы­канию в пределах своей общины тип религиозной организа­ции, характеризующийся негативным настроем к инакомыс­лящим и оппозиционностью к обществу и господствующей в обществе Церкви; настроениями избранничества; претензия­ми на исключительность собственных доктрин, ценностей и роли; стремлением к нравственному самосовершенствованию; строгим соблюдением предписанных норм и установок; под­черкиванием равенства всех ее членов, часто в сочетании с отсутствием деления на духовенство и мирян. Для сект ха­рактерно добровольное постоянно контролируемое членство. Большая часть членов той или иной секты включается в ее состав не по факту рождения, а примыкает к ней в молодом или зрелом возрасте.

Деноминация являет собой промежуточный тип религи­озной организации, способный соединять в себе черты Церкви и секты — в зависимости от особенностей характера ее образо­вания и тенденций развития. Деноминация отличается от Цер­кви меньшей степенью универсальности и в то же время заим­ствует у нее относительно высокую систему централизации и иерархический принцип управления. Подчеркивая свою избран­ность в сочетании с претензией на исключительность собствен­ных доктрин, ценностей и роли, деноминации демонстрируют отказ от изоляционистской позиции сект, практически участвуя в жизни общества, достигая компромисса со светской властью и Церковью. Деноминации не претендуют, подобно Церкви, на охват своим влиянием всех членов общества, но и не замы­каются, подобно сектам, внутри своей «избранной» религиоз­ной группы (например, баптисты), признавая возможность ду­ховного возрождения, а следовательно и спасения души для всех верующих. Как и в сектах, членство в деноминации осно­вано на принципе добровольности, постоянства и строгого кон­троля, хотя их деятельность и ограничена классовыми, нацио­нальными, расовыми или другими рамками.

Культ (харизматический культ) представляет собой тип малочисленной, крайне недолговечной, локальной, часто экст­ремистской, отличающейся эклектизмом, фанатизмом, мисти­цизмом вероучения религиозной организации, группы с нераз­витой организационной структурой во главе с харизматичес­ким лидером. Культ создается вокруг конкретной харизмати­ческой личности, являющейся основателем и руководителем этой организации, объявляющей себя либо «богом», либо пред­ставителем Бога или какой-либо сверхъестественной силы (на­пример, Сатаны). При наличии благоприятных обстоятельств культ может развиться в секту. Имея основные характеристи­ки секты, культ имеет ряд существенных особенностей, свя­занных прежде всего с процессом его формирования. Последо­вателями культа являются люди, отвергнувшие ценности ок­ружающего их мира, со схожим индивидуальным опытом и образом мысли, предписываемой манерой поведения. Им обыч­но не воспрещается поддерживать отношения с другими рели­гиозными организациями или связывать себя обязательствами по отношению к другим религиям.

Обозначенная классификация существующих типов ре­лигиозных организаций является в значительной степени ус­ловной и основанной на опыте изучения развития христианс­кой традиции, являющейся самой изученной в социологии ре­лигии и религиоведении. Понятие «церковь» не может быть применимо в описании типов религиозных организаций в ос­тальных мировых религиях, поскольку они не образуют в сво­ем развитии церковь в ее классическом понимании. На приме­ре анализа развития ислама, иудаизма и индуизма хорошо вид­но, что вне христианства очень сложно применять понятия «цер­ковь» и «деноминация», а также проводить четкое разграниче­ние между ними и другими типами религиозных организаций и институтов. А вот что можно сказать с большой увереннос­тью, так это то, что процессы образования тех или иных типов религиозных организаций, происходившие на протяжении всей человеческой истории, в последнее время значительно активи­зировались (прежде всего культов и сект). Но если традицион­ные для того или иного общества, культуры, нации или груп­пы религии оказывают конструктивное влияние на процесс жизнедеятельности общества, то возникший в последнее вре­мя целый ряд религиозных новообразований, активно распро­страняющих свое влияние на молодое поколение на Западе и территории бывшего СССР, в значительной степени носит ан­тиобщественный и антигосударственный характер. Речь в дан­ном случае идет о деятельности целого ряда религиозных орга­низаций, в отношении характера деятельности которых посте­пенно входят в научный обиход термины «тоталитарная сек­та» и «деструктивный культ» (например, АУМ Сенрике, раз­личные сатанинские культы и секты).

Поэтому для обозначения данного института политичес­кой системы общества целесообразнее будет применять тер­мин «религиозные конфессии и организации», при этом пони­мая под религиозными конфессиями традиционные для дан­ной страны религии (церкви и деноминации). Именно этот, на наш взгляд, «нейтральный» термин отображает всю внешнюю сторону многообразия религиозной жизни, которая сложилась в сложнейшую систему исторически традиционных религий и нетрадиционных вероучений.

Применительно к ситуации с религиозными объедине­ниями в Российской Федерации, традиционными религиозны­ми конфессиями следует признать распространенные в России религиозные конфессии (организации и объединения): Право­славие, ислам, буддизм, иудаизм, а также некоторые другие конфессиональные религиозные объединения и организации (например, католичество).

Использование этого термина позволит снять и преодо­леть некоторые нестыковки в научной типологии и классифи­кации религиозных организаций и объединений, а также вый­ти за рамки сухого и поверхностного законодательного опре­деления понятия религиозных организаций и объединений (со­держащегося в Федеральном Законе от 26 сентября 1997 года «О свободе совести и религиозных объединениях»29), и не ото­бражающего все аспекты и все многообразие религиозной жиз­ни современного российского общества.

Самой крупной по численности среди традиционных кон­фессий России является Русская Православная Церковь Мос­ковского Патриархата, влияние которой в последнее время, в особенности после воссоединения с РПЦЗ и активизации ее деятельности внутри страны, чрезвычайно возросло.

Второй по численности религиозной конфессией в Рос­сии является ислам, не имеющий в РФ в настоящее время еди­ного духовного центра. Спецификой ислама как религии явля­ется то, что он не предполагает обязательность четкой духов­ной иерархии, характерной для ряда христианских церквей, а также наличия единого духовно-административного центра в масштабах государства. На территории РФ действуют два Ду­ховных управления мусульман: Духовное управление мусуль­ман Европейской части России и Сибири (г. Уфа), охватываю­щее все группы татар и башкир, и Духовное управление му­сульман Северного Кавказа (г. Махачкала), которое объеди­няет народности Дагестана, чеченцев, ингушей, карачаевцев, балкарцев, кабардинцев, адыгов, черкесов и абазинов. В пос­ледние годы наблюдалась борьба между центральным Духов­ным управлением мусульман России и европейских стран СНГ и Советом муфтиев России за главенство над проживающей в России мусульманской общиной. Иудаизм в своем распрост­ранении исторически ограничен численностью еврейских об­щин. Ареал распространения буддизма как еще одной тради­ционной нехристианской конфессии регионально локализо­ван: буддизм традиционно исповедуется коренным населени­ем ряда регионов (Калмыкии, Бурятии, Тувы). Среди протес­тантских церквей в России самой крупной деноминацией яв­ляется Церковь Евангельских христиан-баптистов; в нее вхо­дит свыше 500 тыс. взрослых членов, объединенных в 387 религиозных общества.

Судить о численности приверженцев традиционных ре­лигий и деноминаций в РФ очень сложно. «В общественной и политической жизни нашей страны в основном заметны лиде­ры “этнических” религий. Для политиков и религиозных лиде­ров представление о количестве верующих в современном об­ществе — это свидетельство о степени влияния христианских церквей, мусульманских и буддистских объединений и т.д. Прежде всего, цифры, которые часто упоминаются в прессе, формируют представление о силе и влиянии самих религиоз­ных лидеров»30. «При высоких показателях уровней религиоз­ности, фиксируемых исследователями на основе самооценки респондентов, выявляется их несоответствие характеристикам религиозного сознания и поведения <.> Религиозность же тех, кто считает себя верующими, часто носит ситуативный харак­тер, в ней проявляется скорее не устойчивая мировоззренчес­кая позиция, а умонастроение, отличающееся значительной подвижностью. Нередко люди называют себя православными или мусульманами, воспринимая эти религии как существен­ный элемент культурной традиции того народа, к которому они принадлежат»31. Иными словами, декларируя о своей принад­лежности к определенной религиозной конфессии и традиции, человек вовсе не обязательно разделяет ее вероучение, участву­ет в таинствах, обрядах, является членом религиозной общи­ны. Фактически он обозначает свою принадлежность к той или иной группе, культурной среде и национальному образу жиз­ни (русский — значит православный; башкир — значит му­сульманин; еврей — значит иудей и т.д.), хотя соответствую­щая религия и имеет для его сознания особую, по сравнению с другими религиями, ценность.

Такую же ситуацию мы наблюдаем и в других традици­онных конфессиях, например, в иудаизме, где большинство еврейской общины России не считает себя иудеями (т.е. еврея­ми, не просто связанными с еврейской религиозно-культурной традицией и организациями, ее формирующими, но при этом и верящими в Бога). Социолог О.Е. Казьмина, исследуя конфес­сиональный состав населения Российской Федерации, отмеча­ет, что определить реальную численность иудаистов среди рос­сийских евреев нелегко, поскольку «значительная часть рос­сийских евреев не религиозна, хотя в последние годы уровень религиозности российских евреев заметно возрос»32. Говорить о численности буддистов еще сложнее, поскольку в буддизме отсутствует представление об обязательной для каждого почи­тателя Будды религиозной практике.

Обращаясь же к проблеме взаимоотношений религиоз­ных конфессий и организаций с государством в настоящее вре­мя, следует отметить, что значительное количество государств официально и демонстративно позиционируют себя как госу­дарства «светские», стремясь не связывать себя какими-либо обязательствами во взаимоотношениях с религиозными кон­фессиями и организациями, ограничивая определенными сфе­рами взаимодействие с ними и стараясь не вмешиваться во внут­ренние дела друг друга.

Такая позиция отнюдь не означает принципиальной враж­дебности государства к институту религии и стремления госу­дарства окончательно секуляризировать все сферы человечес­кой жизнедеятельности. Поэтому и неудивительно, что как в странах Запада, так и вне пределов распространения западно­европейской культуры можно встретить различные модели вза­имоотношения государства и религиозных конфессий и орга­низаций, о которых писали классики русской политологичес­кой школы: теократию (Ватикан и Исламская республика Иран); господствующую религиозную конфессию (Греция, Великоб­ритания, Финляндия и Скандинавские страны); признаваемые (Испания, Италия) и терпимые (США, Франция) конфессии и религиозные организации, пользующиеся различного рода (в том числе и финансовой) поддержкой со стороны государства.

Выбор той или иной модели взаимоотношений между собой этих институтов зависит от исторической традиции их взаимодействий, характерных для той или иной страны и об­щества, а также от занимаемой позиции руководства государ­ства и религиозных конфессий.

Для православной Российской империи до эпохи Сино­дального периода истории Русской Православной Церкви была характерна модель союза (симфонии) Церкви и государства, привнесенная к нам из Византии. В Синодальный период сво­ей истории Русская Православная Церковь являлась фактичес­ки господствующей Церковью, сочетающей лишь некоторые принципы концепции симфонии Церкви и государства со сво­им новым правовым статусом, низведенным к превращению ее в особую часть государственной системы. В постсоветской России Русская Православная Церковь, как и другие традици­онные религиозные конфессии в условиях светского государ­ства, существуя как отделенный и независимый от государства институт и корпорация, стремится взаимодействовать с госу­дарством в рамках разработанной ею концепции «соработничества» — сотрудничества Церкви и государства (применяя концепцию симфонии к новым для нее условиям).

В соответствии с «Основами социальной концепции Русской Православной Церкви» «областями соработничества Церкви и государства в нынешний исторический период яв­ляются:

а) миротворчество на международном, межэтническом и гражданском уровнях, содействие взаимопониманию и сотруд­ничеству между людьми, народами и государствами;

б) забота о сохранении нравственности в обществе;

в) духовное, культурное, нравственное и патриотическое образование и воспитание;

г) дела милосердия и благотворительности, развитие со­вместных социальных программ;

д) охрана, восстановление и развитие исторического и культурного наследия, включая заботу об охране памятников истории и культуры;

е) диалог с органами государственной власти любых вет­вей и уровней по вопросам, значимым для Церкви и общества, в том числе в связи с выработкой соответствующих законов, подзаконных актов, распоряжений и решений;

ж) попечение о воинах и сотрудниках правоохранитель­ных учреждений, их духовно-нравственное воспитание;

з) труды по профилактике правонарушений, попечение о лицах, находящихся в местах лишения свободы;

и) наука, включая гуманитарные исследования;

к) здравоохранение;

л) культура и творческая деятельность;

м) работа церковных и светских средств массовой инфор­мации;

н) деятельность по сохранению окружающей среды; о) экономическая деятельность на пользу Церкви, госу­дарства и общества;

п) поддержка института семьи, материнства и детства; р) противодействие деятельности псевдорелигиозных структур, представляющих опасность для личности и обще­ства»33.

При этом Русская Православная Церковь определила ряд областей, где ее структуры и священнослужители не идут на сотрудничество с государством. К таковым относятся:

«а) политическая борьба, предвыборная агитация, кам­пании в поддержку тех или иных политических партий, обще­ственных и политических лидеров;

б) ведение гражданской войны или агрессивной внеш­ней войны;

в) непосредственное участие в разведывательной и лю­бой иной деятельности, требующей в соответствии с государ­ственным законом сохранения тайны даже на исповеди и при докладе церковному Священноначалию.

Традиционной областью общественных трудов Право­славной Церкви является печалование перед государственной властью о нуждах народа, о правах и заботах отдельных граж­дан или общественных групп. Такое печалование, являющее­ся долгом Церкви, осуществляется через устное или письмен­ное обращение к органам государственной власти различных ветвей и уровней со стороны соответствующих церковных ин­станций»34.

При этом оговорено, что в случае, «если власть принуж­дает православных верующих к отступлению от Христа и Его Церкви, а также к греховным, душевредным деяниям, Церковь должна отказать государству в повиновении»35. «Церковь дол­жна указывать государству на недопустимость распростране­ния убеждений или действий, ведущих к установлению всеце­лого контроля за жизнью личности, ее убеждениями и отноше­ниями с другими людьми, а также к разрушению личной, се­мейной или общественной нравственности, оскорблению ре­лигиозных чувств, нанесению ущерба культурно-духовной са­мобытности народа или возникновению угрозы священному дару жизни. В осуществлении своих социальных, благотвори­тельных, образовательных и других общественно значимых программ Церковь может рассчитывать на помощь и содействие государства. Она также вправе ожидать, что государство при построении своих отношений с религиозными объединениями будет учитывать количество их последователей, их место в формировании исторического культурного и духовного обли­ка народа, их гражданскую позицию»36.

Взаимодействие государства и традиционных религиоз­ных конфессий и организаций носит в настоящее время в Рос­сийской Федерации разноплановый характер. Однако, посколь­ку, многочисленные социологические опросы свидетельству­ют о возросшем доверии наших сограждан к Русской Право­славной Церкви37 и другим традиционным религиозным кон­фессиям, игнорировать и не признавать религиозные конфес­сии и организации, являющиеся одновременно крупными и влиятельными корпорациями, как значимый институт полити­ческой системы общества, в корне неверно.

Примечания

Секуляризация (от лат. saecularis — «мирской, светский») — 1) от­чуждение церковной собственности и земель в пользу государства; 2) особенность и направление развития западноевропейской культу­ры, проявляющаяся в процессе лишения религиозной мысли, прак­тики и институтов изначально присущих им социальных функций, влияния и значения.

  1. Чичерин Б.Н. Общее государственное право. М., 2006. С. 294.
  2. Победоносцев К.П. Церковь и государство // Московский сборник. СПб., 2009. С. 15.
  3. Там же. С. 18.
  4. Там же. С. 18.
  5. Там же. С. 26-27.
  6. Победоносцев К.П. Церковь и государство // «Будь тверд и муже­ственен». СПб., 2010. С. 60.
  7. Там же. С. 60-61.
  8. Победоносцев К.П. Церковь и государство // Московский сборник. СПб., 2009. С. 27.
  9. Там же. С. 27.
  10. Победоносцев К.П. Вера и церковь// «Будь тверд и мужественен». СПб., 2010. С. 61.
  11. Там же. С. 61.
  12. Там же. С. 61.
  13. Чичерин Б.Н. Общее государственное право. М., 2006. С. 296.
  14. Там же. С. 129.
  15. Там же. С.130.
  16. Там же. С. 130.
  17. Там же. С. 306.
  18. Там же. С. 307-308.
  19. Там же. С. 308.
  20. Тихомиров Л.А. Монархическая государственность. СПб., 1992. С. 466.
  21. Он же. Религиозно-философские основы истории. М., 1997. С. 271-272.
  22. Он же. Монархическая государственность. СПб., 1992. С. 466.
  23. Он же. Религиозно-философские основы истории. М., 1997. С. 273.
  24. Там же. С. 276.
  25. Тихомиров Л.А. Монархическая государственность. СПб., 1992. С. 477-478.
  26. Там же. С. 478.
  27. Там же. С. 481.
  28. Там же. С. 478.
  29. В соответствии со статьями 6 и 8 Федерального закона от 26.09.1997 г. «О свободе совести и религиозных объединениях» ре­лигиозными объединениями и организацией признаются «доброволь­ное объединение граждан РФ, иных лиц, постоянно и на законных основаниях проживающих на территории РФ, образованное в целях совместного исповедания и распространения веры» и (для религиоз­ного объединения) «обладающее соответствующими этой цели при­знаками: вероисповедание; совершение богослужений, других рели­гиозных обрядов и церемоний; обучение религии и религиозное вос­питание своих последователей», (для религиозной организации) «в установленном законом порядке зарегистрированное в качестве юри­дического лица».
  30. См.: Филатов С., Лункин Р. Статистика российской религиознос­ти: магия цифр и неоднозначная реальность // Социологические ис­следования. 2005, № 6. С. 44.
  31. Гараджа В.И. Социология религии. М., 2007. С. 327-328.
  32. Казьмина О.Е., ИЭА РАН, Конфессиональный состав населения России // Народы и религии мира // http://www.cbook.ru/peoples/index/ welcome.shtml.
  33. Основы социальной концепции РПЦ /http://www.mospat.ru/ru/ documents/social-concepts/iii/
  34. Там же. http://www.mospat.ru/ru/documents/social-concepts/iii/
  35. Там же. http://www.mospat.ru/ru/documents/social-concepts/iii/
  36. Там же. http://www.mospat.ru/ru/documents/social-concepts/iii/
  37. См., напр.: Зубок Ю.А., Чупров В.И. Социальная регуляция в ус­ловиях неопределенности. Теоретические и прикладные проблемы в исследовании молодежи. М., 2008. С. 110.