Архиепископ Волоколамский ИЛАРИОН

Защита внешних рубежей Церкви — приоритетная задача в деятельности Отдела внешних церковных связей

Отдел внешних церковных связей был создан в 1946 году. Церковь в послевоенное время начала выходить из полосы жесточайших гонений, из изоляции. В те же годы воссоздавались духовные школы — Московская и Ленинградская, начали открываться монастыри, ранее закрытые. То был период некоторого возрождения церковной жизни, даже если это возрождение было весьма ограниченным по своим масштабам и проходило под жестким контролем государства.

Одним из аспектов церковного возрождения было расширение, а по сути дела, возобновление после длительного перерыва международной деятельности Церкви. Церковь оказалась представлена на международной арене как в плане ее участия в экуменическом движении и межхристианских связях, так и в плане ее вовлеченности в различные миротворческие инициативы. Для Русской Православной Церкви это было важно по очень многим причинам, прежде всего потому, что такая вовлеченность в какой-то степени защищала ее от гонений внутри страны. Этим аспектом внешней деятельности Церкви очень умело, можно сказать, виртуозно в 60-е и 70-е годы пользовался митрополит Никодим (Ротов).

Поначалу ОВЦС представлял собой маленькую контору, в которой сидело несколько человек. Возглавлял эту Синодальную структуру митрополит Николай (Ярушевич); в задачи Отдела входили внешние связи Церкви, т.е. контакты с христианами иных конфессий, участие в борьбе за мир, которое тогда проходило под определенным политическим углом, поскольку миротворческое движение развивалось в контексте противостояния между капиталистической и социалистической системами.

В 1961 году на смену митрополиту Николаю пришел митрополит Никодим (Ротов), 80-летие со дня рождения которого отмечалось в октябре 2009 года. Это был человек особой церковной судьбы, человек новой формации по отношению к большинству архиереев его времени. В тот исторический период большинство иерархов Русской Церкви были людьми уже весьма престарелыми, они были глубоко укоренены в досоветском прошлом нашего государства, а митрополит Никодим относился уже к другой формации. Как отметил Святейший Патриарх Кирилл, этот иерарх в тяжелых условиях советского государства доказывал право быть верующим церковным человеком и при этом являться полноценным членом общества. Эта очень сложная задача решалась митрополитом Никодимом в том числе при помощи Отдела внешних церковных сношений. Именно при нем Отдел был сильно расширен: увеличилось число сотрудников, появились новые направления работы. Эти направления развивались впоследствии при преемниках митрополита Никодима (Ротова) — митрополите Ювеналии, митрополите Филарете и, наконец, митрополите Кирилле.

При митрополите Кирилле, ныне Патриархе Московском и всея Руси, ОВЦС превратился в своего рода мозговой центр Русской Православной Церкви; он не только занимался внешней деятельностью, но и выполнял разнообразные функции, связанные с взаимоотношениями Церкви и государства внутри России и на постсоветском пространстве. Митрополит Кирилл в силу своих особых выдающихся качеств занимался очень многими вопросами, которые впоследствии были отнесены к ведению различных Синодальных учреждений. Не случайно на базе ОВЦС были созданы, например, Отдел по благотворительности и социальному служению, Отдел по взаимоотношениям Церкви и общества.

Говоря о сферах деятельности Отдела внешних церковных связей в настоящее время, следует отметить, что работа ведется по нескольким направлениям. Прежде всего это межправославные связи. Работа в этой сфере очень непростая, потому что во взаимоотношениях между Поместными Православными Церквами существуют сложности, обусловленные разным пониманием истории, обусловленные различным внешнеполитическими целями.

Весьма важными являются для нас взаимоотношения с Константинопольским Патриархатом. Имеющиеся в них сложности связаны с тем, что мы кое в чем по-разному представляем себе устройство Церкви и имеем различные воззрения на функции и полномочия Константинопольского Патриарха в современном мире. Как известно, Константинопольский Патриарх на протяжении первого тысячелетия христианской истории был вторым по чести иерархом после епископа Рима. В XI веке, когда произошел разрыв между Римом и Константинополем, Константинопольский Патриарх стал de facto первым по чести среди Предстоятелей Поместных Православных Церквей, но это первенство, с нашей точки зрения, является именно первенством чести, а не первенством юрисдикции. То есть Константинопольский Патриарх был первым среди равных, но он не мог и не должен был вмешиваться в дела Поместных Православных Церквей.

В 1922 году Патриарх Мелетий (Метаксакис) создал теорию, согласно которой Вселенский Патриарх является духовным главой всей православной диаспоры, при этом под диаспорой понимались страны, которые не входят в каноническую территорию тех или иных Поместных Церквей. То есть если, например, Румыния является территорией Румынской Православной Церкви, то Франция, Англия, Италия, Австралия есть диаспора. И Константинопольский Патриарх на основании 28-го правила Халкидонского Собора, а вернее, его очень расширительного и вольного толкования, усвоил себе право юрисдикции над всей диаспорой. История распорядилась таким образом, что в диаспоре очень много приходов и епархий других Поместных Церквей, в частности, Московского Патриархата, и ни одна из Поместных Церквей не готова и собирается свою диаспору отдавать Константинопольскому Патриархату.

В последние месяцы благодаря поездке в Константинополь Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла во взаимных отношениях двух Церквей наметились определенные позитивные сдвиги. По сути дела, Патриарх Кирилл предложил Патриарху Варфоломею открыть новую страницу в наших взаимоотношениях, с тем чтобы эти взаимоотношения были построены не на борьбе за те или иные территории, не на соревновательном принципе, а на принципе доверия, чтобы все спорные вопросы решались путем переговоров.

Также следует отметить, что в настоящее время возобновлен процесс подготовки к Великому и Святому Собору Православной Церкви. Этот процесс начался в 1960-е годы, продолжался до 90-х годов, а потом был приостановлен в силу определенных разногласий, связанных с односторонними шагами Константинопольского Патриархата по созданию параллельной юрисдикции в Эстонии. Сегодня по инициативе Патриарха Варфоломея этот процесс возобновлен, и на повестке дня стоят различные темы, по которым нет полного согласия между Церквами. Одна из таких тем — способ предоставления автокефалии. Кто и как может предоставлять автокефалию той или иной Поместной Церкви? Мы изначально считали, что правом предоставления автокефалии той или иной своей части должна пользоваться ЦерковьМать. Именно на основании такого понимания в 1970 году Русская Православная Церковь предоставила автокефалию Православной Церкви в Америке. В 1993 году в ходе заседания Межправославной подготовительной комиссии было принято компромиссное предварительное решение о том, что предоставление автокефалии не может быть прерогативой только одной Церкви. Это должно быть всеправославным процессом. То есть для того, чтобы та или иная часть Поместной Православной Церкви стала автокефальной, должно быть согласие всех других Поместных Церквей. Координатором достижения этого согласия может стать Константинопольский Патриарх.

Другая тема предсоборного процесса — тема автономий. Кто и как, при каких обстоятельствах может предоставлять автономию той или иной Церкви? Мы считаем, что предоставление автономии является внутренним делом той или иной Поместной Церкви и что только Поместная Церковь, ее Синод, ее Собор могут определять, предоставить ли автономию той или иной части Церкви и каковы границы этой автономии, а также могут при необходимости автономию упразднять. Мы считаем, что если предоставление автономии будет осуществляться в рамках межправославного процесса, то тем самым будут нарушаться каноны о невмешательстве одной Церкви во внутренние дела другой Церкви.

Есть и другие вопросы, обсуждаемые в рамках подготовительного процесса, например, диптихи, однако основными темами в нашем диалоге с Поместными Церквами являются вопросы, которые я обозначил раньше.

Следующим важным направлением в деятельности Отдела внешних церковных связей является диалог с Римско-Католической Церковью. В диалоге с ней мы исходим из того, что в этой Церкви сохраняется апостольское преемство иерархии, это Церковь, которая, несмотря на существующие между нами разногласия в догматической и экклезиологической областях, весьма близка нам по своему строю, а также по своему социальному и нравственному учению. Более того, если католический священник или епископ принимает Православие, мы принимаем его в сущем сане без повторного рукоположения. Мы также не перекрещиваем католиков, не помазываем их заново миром, хотя между нами нет общения в таинствах. Определенная близость, которая существует между православными и католиками и которую очень хорошо отразил в своих трудах митрополит Никодим (Ротов), побуждает нас с особой ответственностью относиться к диалогу с Католической Церковью и в то же время заставляет особенно болезненно воспринимать те случаи, когда во взаимоотношениях между православными и католиками нарушается гармония.

Одной из тем наших двусторонних переговоров с католиками является тема прозелитизма. Мы считаем, что недопустимой является такая миссионерская деятельность католиков, которая ведется в ущерб Православной Церкви или которая сопряжена с переманиванием в католицизм православных верующих, а также людей, принадлежащих к православной традиции. Мы полагаем необходимым, чтобы существовали определенные правила поведения католиков на преимущественно православных территориях и, соответственно, православных — на преимущественно католических территориях. Эти правила совместного сосуществования не означают, что не может происходить индивидуальных переходов из одной конфессии в другую, но не должно быть миссионерской стратегии, направленной на переманивание верующих.

Одной из основных тем нашего диалога с западными протестантскими конфессиями на сегодня является либерализм. Дело в том, что в последние несколько десятилетий в протестантских общинах Запада и Севера происходят процессы, которые не могут нас не беспокоить. Они связаны с либерализацией нравственного, а также нередко и догматического учения этих общин. Например, в некоторых протестантских общинах допустимым считается союз между представителями одного и того же пола, причем он иногда даже приравнивается к брачному союзу. Мы знаем, что существуют такие нормы в светском законодательстве западных стран, но считаем абсолютно недопустимым, чтобы эти нормы переносились и в церковную жизнь, потому что, по сути дела, такое отношение к нравственным ценностям разрушает самые основы семьи. А кто как не Церковь призван защищать традиционные семейные ценности?

Таким образом, если на сегодня между православными и католиками существует солидарность в вопросах нравственности и, по большому счету, наши взгляды на семью, на деторождение, брачный союз не отличаются, то между православными и протестантами имеются очень существенные разногласия. Мы подчас не можем договориться по самым основным вопросам. Например, однажды, когда я участвовал в диалоге с Евангелическо-Лютеранской церковью Финляндии, мы обсуждали проблемы, связанные с семейной этикой. Когда участники дискуссии подошли к обсуждению темы абортов, я задал вопрос: «Можем ли мы вместе — православные и лютеране — сказать, что аборт есть грех?» И представьте себе: лютеранская сторона была не готова к этому. Они сказали, что у них в Финляндии аборты не запрещены. Я на это ответил, что и в России тоже аборты не находятся под запретом, и вновь спросил, можем ли мы вместе как христиане заявить, что это грех? В конце концов они так и не согласились записать в общем итоговом документе, что аборт есть деяние греховное. А о чем тогда можно говорить, если аборт для них — это не грех, союз между двумя мужчинами или женщинами — это то же самое, что брак? В некоторых западных протестантских общинах уже дошли до того, что венчают такие союзы. В частности, лютеранская Церковь Швеции приняла «чин благословения однополых союзов». В Епископальной церкви США был «рукоположен в сан епископа» человек, который является практикующим гомосексуалистом. Его сексуальный партнер стоял во время этой ординации и держал митру. То была открытая демонстрация нового либерального подхода к нравственным ценностям, который, с нашей точки зрения, в корне противоречит самим основам христианского нравственного учения.

Таким образом, диалог с протестантами сегодня становится очень затруднительным. Иногда мы просто его прекращаем, как это было в случае с лютеранской Церковью Швеции и в случае с Епископальной церковью США. С Епископальной церковью у Русской Православной Церкви диалог начался еще в XIX веке, и это был очень плодотворный и интересный богословский диалог. Но после того как в Епископальной церкви США стали проводить «рукоположения» открытых гомосексуалистов, стало понятно, что вести с ними диалог бессмысленно. Само наше участие в таких контактах могло быть воспринято как косвенное подтверждение нашего согласия с тем, что происходит в этих общинах, а мы такое согласие дать не можем.

Сегодня в мировом христианстве происходит процесс, который я бы назвал расщеплением христианства на две очень разные версии — традиционную и либеральную. В таком обобщении есть, конечно, большая доля неточности и риска, потому что есть протестанты, настроенные вполне традиционно, и есть в лоне Католической Церкви богословы, которые настроены очень либерально, но я говорю сейчас об официальной доктрине упомянутых церквей и общин. И вот на «традиционной стороне» сегодня стоят Православные Церкви, дохалкидонские Церкви и Римско-Католическая Церковь, в частности, в лице нынешнего Папы Римского Бенедикта XVI, который последовательно защищает традиционные христианские ценности. Делается это в условиях очень жесткого противостояния со стороны секулярного мира и секулярных нравственных стандартов. Неслучайно Папа Бенедикт XVI регулярно подвергается атакам светских журналистов за те или иные свои высказывания, посвященные нравственным проблемам. А на другой, противоположной стороне, стоят те представители либерального христианства (в основном они концентрируются в протестантских общинах Севера и Запада), которые по сути дела занимаются ревизией христианского учения: они переписывают Священное Писание, вносят изменения в вероучение, делают такие переводы Евангелия и Апостольских посланий, которые радикальным образом искажают их смысл. Есть такие протестантские общины, где не обязательно верить в Святую Троицу. Есть англиканские епископы, которые отрицают Воскресение Христово. Более того, когда я учился в Оксфорде в 1994–1995 годах, я был свидетелем того, как один англиканский священник заявил, что не верит в Бога как Личность. Он проповедовал, что Бог — это весьма полезная концепция, которая была создана людьми для того, чтобы можно было регулировать человеческую нравственность, и в качестве таковой полезной концепции этот священник был готов Его признать. Более того, он хотел оставаться священником, несмотря на свое отрицание бытия Личного Бога, потому что считал, что его служение вполне полезно для общества. Представьте себе: после официального разбора данных высказываний руководством Англиканской церкви тому человеку был дан год на размышление, при этом в течение всего этого периода он продолжал священнодействовать. Таких примеров сейчас очень много.

Уверен, именно безудержная либерализация нравственного учения гораздо больше, чем несколько предшествующих веков развития протестантизма, отдалила протестантов от Православной Церкви. Это трагедия. Мы регулярно в ходе наших диалогов, двусторонних и многосторонних, напоминаем протестантам о вере и нравственности Древней Неразделенной Церкви. Но, к сожалению, далеко не всегда голос наш бывает услышан.

При этом хотелось бы отметить, что не все протестанты стоят на таких либеральных позициях. Вообще, понятие «протестантизм» очень широкое. Нет единой протестантской церкви: есть множество течений, толков, общин, каждая из которых исповедует свою версию христианского учения или того, что она понимает под христианством. Есть, в том числе, и традиционно настроенные протестанты, например, баптисты. В частности, баптисты, которые живут в России, исповедуют очень традиционную нравственность: они против однополых союзов, у них многодетные семьи — и по многим вопросам мы сохраняем солидарность и взаимодействие. В этом — один из парадоксов нашего межхристианского общения.

Если говорить о других сферах деятельности Отдела внешних церковных связей, следует отметить, что одним из важных направлений работы является взаимодействие с нашими соотечественниками, живущими в дальнем зарубежье. Много миллионов русских, русскоязычных людей рассеяно сейчас по всему миру. Наша Церковь в заботе о том, чтобы эти люди не потеряли православную веру и не лишились связи со своими корнями, старается выстроить стратегию и пастырского окормления этих людей, и в выстраивании этой стратегии Отдел внешних церковных связей играет очень существенную роль.

Наконец, еще одно важное направление работы нашего Отдела — это межрелигиозный диалог. Целью такого диалога не является вероучительное сближение между различными религиями. Мы понимаем, что существует фундаментальная разница между богословскими системами, например, христианства, иудаизма и ислама, не говоря уже о религиях, которые не являются монотеистическими. В то же время мы понимаем, что в каждой стране мы живем в многоконфессиональном обществе, что православные и мусульмане живут бок о бок друг с другом, что необходимо вырабатывать какие-то правила взаимодействия и сосуществования, которые по возможности исключали бы конфликтные ситуации.

Основная цель межрелигиозного диалога заключается именно в этом. У нас бывают и богословские диалоги. Например, Русская Православная Церковь уже более десяти лет ведет богословский диалог с мусульманами Ирана. Этот диалог касается таких тем, как учение о Боге, учение о последних временах (эсхатология), а также многих социальных и нравственных вопросов. Диалог ведется с целью выявления того, что есть между нами общего и в чем мы различаемся. Оказывается, что общего довольно много. Это общее лежит прежде всего в сфере социального учения и нравственности.

Подводя итог, хочу подчеркнуть, что деятельность Отдела внешних церковных связей направлена прежде всего на защиту внешних рубежей нашей Церкви. И в этом смысле ОВЦС представляет собой своего рода авангард, который первым встречает атаки и вызовы со стороны внешнего мира.