В. Л. Курабцев

Человек и мегаполис

Жан-Поль Сартр, как известно, изрек: «Ад — это другие». В мегаполисе для каждого отдельного человека вблизи великое множество «других». Однако они скорее не ад, а незнакомцы, способные стать товарищами и друзьями. Но есть и те, которые могут оказаться потенциальными источниками стрессов и неприятностей.

Однако подлинный «ад» мегаполиса гораздо обширнее и значительнее. Н. А. Бердяев в работе «Судьба человека в современном мире» (1934) уже предвидел многие грозные знаки будущего. Экономическая и научно-техническая жизнь, по его мнению, «безумна». «Нет ни материальной, ни духовной безопасности жизни, нет больше ни для кого никаких гарантий. <...> Мы живем в мире преступления и в мире фантазмов»¹. Какие же это опасности?

Во-первых, экологическая угроза в виде самых необходимых, но загрязненных компонентов среды обитания — воздуха, питьевой воды, почвы, лесов, водоемов, подземных вод, пищевых продуктов, подделок и опасных для здоровья предметов, особенно если это игрушки и лекарства. Информация об экологически опасных объектах нередко малодоступна или закрыта. Вблизи вашего жилища могут находиться строительные площадки, на которых могут использоваться опасные материалы. Известно также, что в Московском регионе есть несанкционированные свалки бытовых отходов, радиационных объектов, об уровне опасности которых нет достаточной информации. Уже Н. А. Бердяеву было ясно: в ХХ веке появилась совершенно «новая металлическая действительность», с отравленным воздухом и нарастанием экологических проблем.

Во-вторых, экономическая угроза в виде локальных и глобальных кризисов, увольнений и низких доходов, скачков инфляции и повышение стоимости коммунальных услуг, банкротств, мошеннических сделок (особенно с банковскими вкладами, кредитами, продажей жилья).

В-третьих, политическая, идеологическая и историческая угроза — когда человек попадает в зависимость от сомнительных политических и идеологических шагов органов управления. Эта угроза максимальна, когда исторический путь страны радикально и искусственно изменяется, и человек оказывается заложником не самого лучшего исторического времени.

В-четвертых, рекреационная угроза в виде нехватки или отсутствия досуга, неумения релаксироваться полезным способом, неспособности оплатить полноценный отдых, хронической усталости и др.

В-пятых, психологическая угроза в виде периодического непреодоления психологических напряжений, конфликтов, как в семье, так и вне ее. Это и страхи, связанные с криминалом и «чужими», страхи по поводу потери работы, интимных проблем, развития, будущего, или даже чего-либо несущественного. Эти страхи у жителя мегаполиса могут легче, чем у провинциала, переходить в акцентуацию, различные фобии и душевные расстройства. Наличествует также у части горожан переживание глубинно-психологической неудовлетворенности и даже безысходности.

В-шестых, социальная угроза в виде неустойчивости социальной жизни, социальных статусов, ролей, ниш. Но опасна и как бы заданность жизни и даже смысла жизни. Эта угроза проявляется также в виде засилья «симулякров» в социальных отношениях, институтах и учреждениях; в форме вынужденной и нередко многолетней борьбы за образование, трудоустройство, место работы, жилье, доходы, «хорошую» пенсию, здоровье и даже за саму жизнь. Особая и серьезная социальная угроза в мегаполисе — криминальная опасность.

В-седьмых, культурная и духовная угроза. Ее многие совершенно не замечают. Напротив, люди убеждены, что мегаполис как раз предоставляет им самые широкие возможности для культурной и духовной самореализации. Однако жизнь, перемещения и деятельность людей таковы, что они не позволяют в достаточной степени поддерживать свой культурный статус, воспринимать духовные вещи и тем более развиваться. Не хватает времени, не позволяют дела, семейный быт, не хватает финансовых средств, чересчур притягивают к себе СМИ.

Современный человек в своей массе уже не способен жить независимо от телеэкрана, который впору именовать Экраном. Он (человек) являет собой едва ли не новый антропологический тип — homo medium, впитывающий внушения Экрана. Экран дает ему и информацию (тщательно отобранную), и эмоциональные впечатления (искусственные и часто чрезмерные), и культурные представления (в основном нивелирующие и саму культуру, и внутренний мир людей), и эрзац-духовность, уводящую от подлинно возвышенного. Религиозные представители прямо говорят об антихристианском духе и антирелигиозной направленности телевещания (в том числе российского).

Духовность (и культурность) любителей Экрана оказывается объективно подавленной.

Близко к этому и воздействие на человека компьютерных технологий, интернета, компьютерных игр, которые кажутся вполне безобидными, но формируют вполне определенного светского «компьютерного» человека с иллюзией пребывания в насыщенной жизни и насыщенном времени. На самом деле он пребывает вне истинной человеческой жизни и вне экзистенциальных мгновений. Бердяев по этому поводу писал: это «бешеное ускорение времени», в котором «каждое мгновение не имеет ценности и полноты в себе», а является только средством для другого мгновения.

Но есть и еще более основательные причины всех этих феноменов: экономическая, финансовая, торговая, развлекательная, информационная и иная жизнь мегаполиса в основном мощно и с необходимостью противостоят артефактам и духу высокой культуры и подлинной духовности. «Торжество буржуазного духа привело в XIX и XX веке к ложной механической цивилизации, глубоко противоположной всякой подлинной культуре»². Это стало заметным уже в первой половине XX века. «Царство Кесаря» хочет полностью довлеть над «Царством Духа», над бытийственными возможностями человека, созидая своих рабов и только внешних, одномерных людей.

Н. А. Бердяев говорит о «темной магии» экономики и цивилизации, в которой гибнет внутренний человек. Пути человека к его царственной и творческой роли в мире подменяются враждой и отчуждением по отношению к природе, обществу, культуре, религии и другому человеку. Современный человек распинается в мире сотовой связи, масскультуры, напряженного ритма жизни и деятельности, изнуряющих перемещений и призрачных необязательных отношений. Без техники не было бы современной культуры и современного человека, но она же и убивает культуру и человека, который все больше превращается из образа и подобия Божия в подобие робота. На Бердяева «особенно жуткое впечатление» производило советское техническое строительство — как «материализация и смерть духа и духовности». Однако по-своему бездуховна любая цивилизация, особенно западного типа.

Царство Кесаря, согласно Н. А. Бердяеву, — крайняя форма объективации человеческого существования. «Механическая, уравнивающая, обезличивающая и обесценивающая цивилизация… есть лжебытие, призрачное бытие, вывернутое бытие»³.

Именно так и происходит: любовь подменяется сексом, семья — гражданским браком или временным сожительством, вера — сектой или чем-то квазирелигиозным, нравственность — дезориентированным моральным плюрализмом, красота — попкультурными артефактами, счастье — извилистой дорогой случайных и скользких наслаждений. Инстинкты, пишет Бердяев, «осуществляются в формах технической цивилизации»⁴. Сейчас это развернутая индустрия развлечений, в том числе и почти инстинктивного уровня, малохудожественные телесериалы, пропаганда сомнительных форм полового общения, «эффективные» машины питания, каков, например, Макдоналдс. При этом знающие люди почему-то остерегаются приобщаться к «эффективному» питанию. Сама цивилизация, само Царство Кесаря с необходимостью и какой-то неотвратимостью строит чудовищный и бездуховный мир общества массовой информации и массового потребления. Почти утвердился и утверждается одномерный потребительский и интернетовский человек, теряющий последние нити, ведущие к базисным, сущностным определениям Homo sapiens’а.

А результатом проявления культурной и духовной угрозы может стать и становится усиление кризисных процессов — личностной идентичности, деперсонализации, дегуманизации и десакрализации.

Десакрализация в Западной Европе, например в Скандинавии, достигла таких размеров, что местные гиды говорят о том, что «шведы — атеистическая нация». Становится массовым нивелирующее, как бы «глобальное» мышление, уступчивость медийному манипулированию сознанием и ценностями, рост суицидальности (опять же особенный в обеспеченной Швеции) и депопуляционных процессов.

Теоретически возможны даже крайние формы этого всемирного антропологического кризиса, который в мегаполисах особенно отчетлив и объемен: разрушение биосферы Земли; разрушение человеческого общества как системы, сохраняющей и развивающей каждого из людей; разрушение традиционных культурных основ, особенно нравственных и религиозных; разрушение человека внутреннего и внешнего, человека духовно-нравственного, социокультурного и человека физического.

Конечно, и филогенетически, и онтогенетически динамика этих процессов не так проста, происходит и самоорганизация любой системы, находятся полезные аттракторы, выводящие из провальных бифуркаций. Но в XX и XXI веках все-таки становится весьма проблематичной жизнь и судьба как отдельного человека, так и всего человечества.

Как бы чистая рациональность западной цивилизации в конце концов дезориентирует, обманывает в «самом важном» (Платон), уводит к иллюзорным желаниям, мыслям, ценностям и делам. Она, безусловно, нуждается в «дополнении» мудростью. И не это ли «дополнение» мы встречаем у русского философа С. Л. Франка: «Общественная жизнь есть жизнь человеческая, творение человеческого духа»⁵. А человеческий дух обязательно является «проводником высших начал и ценностей, которым он служит»⁶. Носителем же духа является только личность, которая «не… есть часть общества, а общество есть часть личности, одно из ее качественных содержаний на путях ее реализации. <...> В личности есть глубина, которая совсем непроницаема для общества»7.

Ну а пока (или всегда) человек должен постоянно спасаться от всех угроз, искать себя и свое подлинное место в мире, не терять из виду нравственные и религиозные ценности. У П. А. Флоренского можно прочесть, например, такие слова: религия «спасает нас от нас — спасает наш внутренний мир от таящегося в нем хаоса»8, от «геенны огненной» в нас, от «гадов» подсознательной жизни и от змея, который там гнездится.

И поскольку это так, то помимо постоянных и неотложных мер со стороны государства и общества, каждый человек должен сам о себе позаботиться самым серьезным образом, выстраивая оптимальную жизнь в мире угроз. И эта жизнь не может не быть трехсоставной — выжить, жить и развиваться. Выжить, — значит учесть серьезность каждой опасности и адекватно реагировать на каждую из них, просто сохраняя себя и свою семью, причем даже в самых экстремальных ситуациях — экологической катастрофы, тяжелой болезни, утраты доходов и т.д. Жить означает добиваться и сохранять нормальное (если угодно, обывательское) равновесие своего организма, жизни, работы, личности, семьи, среды. Развиваться — этот уровень, возможно, наиболее человеческий, но, разумеется, доступный не для всех, поскольку требует от человека волевых усилий, интеллектуального и духовного напряжения, развития своей одаренности и выполнения реальных действий на пути своей жизни и светлой самореализации. Но именно «развитие» — наиболее ясный путь к полноте, призванию и предназначению человека.

Итак, выжить, жить и развиваться. Чтобы вещи не захватили человека, и чтобы он не воспринимался другими как вещь.

Поэтому — выжить, а также жить, а также развиваться, чтобы «не просмотреть самого себя».