Игумен Филарет (Булеков)

Отношение Русской Церкви к вопросам национального и государственного строительства

Последние двадцать лет стали временем образования в Европе новых государств. Многие из них создавались по типу «национального государства» — как единое общество всех граждан, но с титульной нацией, которая, по сути, объявляется доминирующей. Этому процессу сопутствовало возобновление или даже возникновение новых межнациональных и межэтнических конфликтов, некоторые из которых приобрели религиозную окраску. Все это указывает на то, что мы являемся свидетелями обострения национального чувства и, как следствие, поиска национальной идентичности — особого, характерного «лица» каждой нации и каждого этноса. (Следует отметить, что возрождение национального самосознания происходило не только в новообразованных государствах, но также и в отдельных национальных образованиях (автономиях), входящих в состав этих государств.)

С одной стороны, такое нациестроительство является естественным и неизбежным процессом, поскольку оно обусловлено задачами консолидации граждан того или иного государственного образования. Но с другой стороны, вряд ли кто-нибудь будет оспаривать тот факт, что процесс этот порою оказывается весьма болезненным и противоречивым. Кроме того, он представляет известную опасность, так как самоидентификация какого-либо народа как правило осуществляется через противопоставление его другому народу или народам. Тем самым разрушаются прежние, иногда многовековые, межнациональные связи и общности.

Формирование «наций» в новообразованных государствах требует создания соответствующих мифов. Одним из инструментов этого становится пересмотр сложившихся представлений об истории и духовном пути народа и написание «национальной истории», которая отвечала бы задачам консолидации общества.

Не рассматривая современное нациестроительство во всей его сложности (что не является в данном случае моей задачей), хотел бы остановиться на проблемах, связанных с участием в этом процессе религиозного фактора.

Прежде всего нужно сказать, что религиозный фактор (в той или иной форме, хотя и в разной степени) практически повсеместно присутствует в процессе поиска национальной идентичности. Даже если он изначально не слишком ярко выражен, исключить его из этих процессов в современных обстоятельствах оказывается невозможным.

И это понятно, потому что религиозная традиция неразрывно связана с традицией исторической и культурной. Более того, если обратиться к далекому прошлому, то можно увидеть, что иногда события религиозной истории и истории национально-государственной практически совпадают (как в случае принятия христианства или усвоения иной религии).

Именно поэтому политики и руководители государств — одни с готовностью, другие вынужденно — обращаются к религиозным традициям, прежде всего доминирующим, стремясь использовать их духовный и «идеологический» потенциал в деле создания такого «образа нации», который мог бы объединить большинство граждан.

С другой стороны — и это важно отметить, — в привлечении религиозного измерения заинтересованы не только политики, но и сами граждане, потому что люди стремятся осмыслить жизнь своей страны и своего народа, определить те ценности, которые формируют нацию и задают ей не только политические, но и духовно-нравственные ориентиры.

Россия в данном случае не исключение. Расставание с атеистической советской идеологией сопровождалось стремлением к духовному возрождению народа, а потому заставляло искать источники такого возрождения. И многие люди — как «идеологи», так и простые граждане — обратили свой взор к многовековой религиозной традиции, в которой жили и воспитывались их праотцы (увы, скорее именно праотцы, чем отцы и даже деды). Это относится не только к Православию, но и к другим традиционным религиям (например, к исламу в Татарстане, на Северном Кавказе и в других регионах его распространения).

И здесь возникают важные вопросы: какова в данном случае роль самой Православной Церкви? Насколько миссия Церкви совпадает с задачами обретения и укрепления национального самосознания? Какова, наконец, позиция Церкви в этом вопросе?

Поскольку мы говорили о той потребности в религиозной традиции, которая возникает как у политиков, так и у граждан, то в данном случае уместно подчеркнуть, что с точки зрения государства и гражданской нации позиция Церкви является в этом вопросе скорее парадоксальной и даже, на первый взгляд, противоречивой.

— Во-первых:

Православная Церковь является вселенской, она объединяет представителей самых разных народов и культур, исповедующих одну веру и являющихся ее членами.

И в то же время вселенская Церковь Христова состоит из местных (поместных) церквей, исторически и культурно тесно связанных с жизнью, языком, памятью, обычаями конкретных народов, этносов и даже отдельных групп людей (как в диаспоре).

— Во-вторых:

В рамках определенных государств Церковь всегда занимает патриотическую позицию, призывает к защите Отечества, труду на его благо и способствует сплоченности общества.

Однако в силу того, что Церковь — даже одна Поместная Церковь — осуществляет духовное попечение разных народов, живущих в разных государствах, она никогда не может ограничить свою миссию масштабом какого-то одного народа или государства. Это относится не только к Новому времени, но и к далекому прошлому: например, в Древней Руси Церковь была единой, а удельных княжеств — много; и Церковь выполняла роль духовной скрепы, а порой и выступала как миротворческая сила в ситуации политической раздробленности.

То есть, в конечном счете Церковь провозглашает универсальные ценности: веру в Единого Бога Творца и в Спасителя Иисуса Христа; а также вытекающие из этой веры духовные задачи и нравственные нормы (заповеди Божии), касающиеся всякого человека, сотворенного по образу Божию.

Святейший Патриарх Кирилл недавно говорил именно об этом, когда, встречаясь с молодежью в Санкт-Петербурге, напомнил: «Христос обращался к разным культурам, Он принес в мир универсальное учение»¹

Для подлинно церковного сознания очевидно первостепенное, сущностное значение Благовестия Христова. И это необходимо напоминать тем политикам, идеологам и просто гражданам, которые, обращаясь к православной христианской традиции, склонны игнорировать евангельский призыв Церкви и лишь использовать религию для решения посюсторонних и сиюминутных задач политического, идеологического или культурного характера.

Церковь действует на земле и по необходимости имеет определенные организационно-материальные формы. Но Церковь всегда говорит о том, что больше, чем земное и временное: о небесном, то есть духовном и вечном. И только поэтому Церковь может напоминать людям о нравственных ценностях и требованиях, а также выступать с миротворческой миссией, объединяя людей по разные стороны государственных и национально-культурных границ. Таково призвание Церкви.

Это самопонимание Православной Церкви выражено в Основах социальной концепции, где читаем:

«Будучи по природе вселенской, Церковь одновременно является единым организмом, телом (1 Кор. 12:12). Она — община чад Божиих, «род избранный, царственное священство, народ святый, люди взятые в удел… некогда не народ, а ныне народ Божий» (1 Пет. 2:9–10). Единство этого нового народа обеспечивается не национальной, культурной или языковой общностью, но верой во Христа и Крещением. Новый народ Божий «не имеет здесь постоянного града, но ищет будущего» (Евр. 13:14). Духовная родина всех христиан — не земной, но «вышний» Иерусалим (Гал. 4:26)» (II.1).

И в то же время:

«Вселенский характер Церкви… не означает того, чтобы христиане не имели права на национальную самобытность, национальное самовыражение. Напротив, Церковь соединяет в себе вселенское начало с национальным» (II.2).

Далее:

«Патриотизм православного христианина должен быть действенным. Он проявляется в защите отечества от неприятеля, труде на благо отчизны, заботе об устроении народной жизни, в том числе путем участия в делах государственного управления. Христианин призван сохранять и развивать национальную культуру, народное самосознание» (II.3).

А с другой стороны:

«Православной этике противоречит деление народов на лучшие и худшие, принижение какой-либо этнической или гражданской нации. Тем более несогласны с Православием учения, которые ставят нацию на место Бога или низводят веру до одного из аспектов национального самосознания.

Противостоя таким греховным явлениям, Православная Церковь осуществляет миссию примирения между вовлеченными во вражду нациями и их представителями. Так, в ходе межэтнических конфликтов она не выступает на чьей-либо стороне, за исключением случаев явной агрессии или несправедливости, проявляемой одной из сторон» (II.4).

А теперь давайте обратимся к реальной ситуации в различных странах и государствах и, соответственно, к тем проблемам, с которыми сталкиваются Поместные Православные Церкви — и Русская Церковь в том числе.

Ситуация в Украине, быть может, наиболее сложная, но и типичная. Задачи формирования новой нации — нации граждан государства Украина — заставляют политиков и идеологов создавать особую «национальную историю», новый национальный миф. И поскольку подавляющее большинство граждан Украины в конфессиональном отношении являются праволавными, привлечение «религиозного фактора» оборачивается в данном случае стремлением создать «национальную церковь».

В русле этого стремления политиков действуют церковные раскольники — ибо они апеллируют именно к необходимости иметь «национальную церковь»: не просто организационно независимую, но отдельную, «свою», так сказать, национально окрашенну. Но при этом они косвенно апеллируют и к историческому опыту Православия, то есть к факту существования в разных православных странах отдельных, автокефальных Православных Церквей.

Послушаем, что говорил по этому поводу Святейший Патриарх Кирилл во время своего недавнего пребывания в Украине: «Национальные Патриархаты, привязанные к государствам, возникли в XIX веке и раньше, конечно: Румыния, Болгария, Сербия. Но мы знаем, что появление этих национальных Церквей в рамках национальных государств привело к тому, что в Константинополе собрался Собор, который осудил этнофилетизм. Осуждению подверглось не появление этих Церквей, а то, чем оно сопровождалось, — осуждалась попытка тесно связать Церковь с государством и нацией, противопоставить это национальное измерение универсальному (выделено мной. — И. Ф.), вот что подверглось осуждению Православной Церкви. Поэтому в том положении, которое сейчас имеет место, когда Патриарх Московский и всея Руси и всех северных стран имеет попечение не только о Российской Федерации, отражается наша традиция. Она может кому-то нравиться или не нравиться, как кому-то нравится или не нравится сам факт существования христианства, но это традиция, а всякий слом традиции есть очень болезненное для Церкви дело. И всякий слом традиции порождает разделения»²

Вдумаемся в основной смысл сказанного Святейшим Патриархом — и вспомним сказанное в Основах социальной концепции: «Церковь соединяет в себе вселенское начало с национальным».

Именно это соединение национального с универсальным, государственного — со вселенским очень непросто понять как политикам, так и «национально ориентированным» раскольникам. Собственно, неспособность понять это и является источником идеологии раскола — как внутрицерковного, так и «раскола» между православными странами и народами.

Другими словами, в ходе современного нациестроительства с привлечением религиозного (в данном случае — православного) фактора как правило забывают об очень важной вещи: забывают о том, что Церковь Христова живет в соответствии со своей собственной, внутренней логикой — логикой вероучительной, богословской, логикой Церковного Предания. Забывают о том, что «возрождение Православия», о готовности участвовать в котором заявляют многие политики, общественные и культурные деятели, бизнесмены, а также просто граждане новообразованных государств, — это возрождение Православия предполагает и требует не только доброй воли, но и понимания самого Православия, понимания природы Церкви и ее подлинной миссии в этом мире.

Здесь уместно обратить внимание и на другую «горячую точку»: конфликт на Северном Кавказе, связанный со статусом Абхазии и Южной Осетии, точнее — на церковный аспект этого конфликта.

На первый взгляд ситуация здесь совершенно иная: если в Украине некоторые политики вместе с раскольниками «борются» за отделение Украинской Православной Церкви от Московского Патриархата, но здесь речь идет уже о двух Патриархатах (которые сосуществовали еще в рамках единого государства СССР). Но для нашей темы — выявления собственно церковного измерения конфликта — этот пример очень показателен.

Скажем, в случае в Абхазией: образовалось новое государство (вопрос о его признании в данном случае не важен). Встал вопрос о положении Православной Церкви в этом государственном образовании — Церкви, которая канонически входит в состав Грузинского Патриархата, но де факто от него оторвана. Вопрос этот сложный, но его сложность касается пастырского попечения о верующих, а не канонического статуса. Для Церкви факт юрисдикционной принадлежности не имеет решающего значения — ибо единство Церкви является вероучительным, сакраментальным (общение в Таинствах) и духовным. И именно поэтому «передел канонических границ» не может осуществляться лишь вследствие политических перемен, помимо согласия Поместных Церквей. И Русская Церковь последовательно выступает против такого рода одностороннего политического «передела», где бы его ни старались инициировать или проводить.

Ибо Церковь не совпадает с Государством. И каноническая территория Поместных (то есть самоуправляющихся, организационно независимых) Церквей может как совпадать с границами государств, так и распространяться на территории разных государств. В обоих случаях духовное и сакраментальное единство Церкви не нарушается.

Но если жесткой привязки Автокефальной Православной Церкви к какому-либо государству нет и быть не может, то есть другое: живая связь местных церковных традиций и выражающих их Поместных Церквей с жизнью, историей, укладом и памятью народов.

И здесь очень важно различать, с одной стороны, «политическую нацию» (то есть сообщество граждан определенного государства), а, с другой стороны, культуру народов, этносов, человеческих сообшеств, не имеющую четкого географического и государственного оформления. Именно этот исторический поток традиции и ею определяемой жизни Церковь не может игнорировать. Более того, она обязана деятельно участвовать в жизни народов, исходя из своего духовного и пастырского призвания.

В связи с этим хотел бы остановиться еще на одной теме, непосредственно связанной с нашей конференцией.

Сейчас часто говорят о «православной цивилизации», то есть о некоей культурно-исторической общности, объединяющей народы и государства, где доминирующей религиозной конфессией является Православие.

С одной стороны, идея «православной цивилизации» предполагает, что существует некая исторически сформированная духовно-культурная матрица, общая для всех православных народов. То есть что конфессиональная специфика оказала очень серьезное, если не решающее, влияние на образ жизни, ценности, формы социального взаимодействия и даже особенности мировоззрения, взгляда на мир, присущие людям, воспитанным и живущим в православном религиозно-культурном контексте.

Однако — если снова обратиться к проблемам, — то, с другой стороны, даже беглый взгляд на нынешнюю ситуацию обнаруживает, что отношения между исторически православными странами, народами и соответствующими государствами скорее следует охарактеризовать как противоречивые, а порой они являются напряженными или просто конфликтными. Иначе говоря, политическая «расстановка сил» не только не подтверждает идею «православной цивилизации», но скорее ее опровергает.

Означает ли это, что нужно отказаться от идеи «православной цивилизации»? — Думаю, что нет.

В данном случае вопрос заключается в том, что мы имеем в виду, когда апеллируем к идее «православной цивилизации» как глубинному единству православных народов.

Если мы имеем в виду традицию веры и церковный опыт, тогда мы стоим на прочном основании, на котором и надо воссоздавать актуальное единство. То есть речь идет о единстве духовных оснований — а эти духовные основания, как всем хорошо известно, далеко не всегда определяют реальную жизнь даже отдельных людей, не говоря уже об обществах и народах.

Значит, выявление «православной цивилизации» как общности — это не данность, но задача. И это, прежде всего и по преимуществу, духовная задача, а точнее — церковная, если мы говорим о Православии. Ее решение зависит не от искусства политиков, общественных и культурных деятелей или от того, что называется «народной дипломатией». Решение этой задачи напрямую связано с актуализацией и укреплением общеправославного единства — от взаимопонимания и взаимообщения Поместных Православных Церквей на основе общей веры и общего церковного Предания.

И здесь надо сказать, что возобновленный недавно общеправославный предсоборный процесс дает основания надеяться на приближение к решению этой задачи. (Напомню, что речь идет о Великом и Святом Всеправославном Соборе, процесс подготовки к которому в силу различных обстоятельств был прерван в начале 1990-х годов.)

В то же время было бы неверно отождествлять «православную цивилизацию» со Вселенской Православной Церковью как Телом Христовым. В жизнь этого духовного организма, объединяющего всех православных христиан, на каких бы континентах они ни находились, включены люди разных языков и местных культурных традиций.

Говоря о «православной цивилизации», мы имеем в виду такую общность, которая не совпадает ни со Вселенской Церковью (которая являет универсальное измерение Православия), ни с арифметической суммой «национальных церквей» (потому что идея «национальной церкви» как некоего обособленного образования уже содержит в себе опасность «ставить нацию на место Бога или низводить веру до одного из аспектов национального самосознания» — ОСК, II.4).

Поэтому можно и нужно говорить о том, что для актуализации «православной цивилизации» чрезвычайно важны те общности, которые имеют долгую историю и традицию, а именно духовно-религиозные и культурные сообщества разных народов и этносов, которые как живут в границах одного государства (как, скажем, в России), так и выходят за эти границы (как в случае с пространством пастырского окормления Русской Православной Церкви).

Именно об этом напомнил Святейший Патриарх Кирилл во время своего недавнего архипастырского посещения Белоруссии, говоря об особой «восточноправославной цивилизации»: «Мы все вместе образуем одну цивилизационную общность: русские, украинцы, молдаване, белорусы — все те, кто принадлежит к Русской Православной Церкви».

Обратим внимание на логику Патриарха: сначала — принадлежность к Православной Церкви, и только затем — принадлежность к «православной цивилизации».

Такова логика Церкви — и она отличается от логики политиков. Ибо Церковь не занимается политикой. И она сегодня, конечно, не определяет общественные процессы, не определяет современную культуру во всем ее многообразии. Но Церковь создает духовную связь и общность на уровне более глубоком, чем политика и даже культура. Причем для членов Церкви, для православных христиан — это не только возможная, но и действительная общность.

Когда возникают политические, экономические и даже военные конфликты между государствами и, как следствие, начинается отчуждение между самими народами, Церковь остается выше этих конфликтов и взаимоотторжений. Ибо все мы, христиане, стоим перед лицом одного Господа и Спасителя, все проходим свой земной путь в чаянии обретения небесного Отечества. Не имеем здесь пребывающего града, но грядущего взыскуем…

Но именно эта церковная связь и эта духовная общность являются залогом того, что, несмотря на перипетии истории, братские отношения между единоверными народами могут возродиться, что общая культурная ткань может восстановиться.

Однако здесь возникает законный вопрос, который вправе задать именно Церковь: а насколько политическая позиция и деятельность руководства той или иной страны, исторически и культурно православной, соответствует настроениям и чаяниям самих граждан, самого народа?

И если конкретизировать вопрос: насколько соответствует интересам и ожиданиям по преимуществу православных народов такая проевропейская ориентация политиков, которая почти автоматически предполагает хотя бы и мягкое, но все же противостояние с православной Россией?

А ведь в данном случае речь идет о странах, которые не только в прошлом были «государственно» объединены с Россией (как Грузия, Молдова и та же Украина), но и о тех государствах, народы которых всегда переживали культурное и духовное единство с русским народом, скрепленное, в частности, и историческим опытом (как Болгария или Сербия).

Имея в виду эту актуальную — если не сказать «сиюминутную историческую» — ситуацию, следует обратить внимание на два ее аспекта. И оба этих аспекта имеют непосредственное отношение к миссии Церкви в этом мире.

Первый аспект касается, так сказать, сугубо посюстороннего измерения проблемы. Если говорить на светском языке, он касается краткосрочной и долгосрочной перспективы. Политика национального обособления, а затем поиска союзников или покровителей — это краткосрочная перспектива. Может быть, не для политиков, но для Церкви — безусловно. Ибо у Церкви очень долгая, многовековая история, которая показывает, как Церковь осуществляла свою миссию в разные эпохи, в условиях разных политических режимов и в атмосфере доминирования очень несхожих общественных и прочих идеалов. И потому к голосу Церкви стоит прислушаться, если иметь в виду благо народов и государств — в долгосрочной перспективе.

Второй аспект — это то, что уже было сказано: «православная цивилизация» — это не данность, но задача. И задача не собственно политическая, но прежде всего духовная и церковная. Православная цивилизация останется просто идеей, «проектом», если не будет подлинного возрождения Православия. Православия как веры и верности Богу, а значит, и как образа мыслей и образа жизни. Православия как поиска единого на потребу: поиска Царства Божия, которое уже среди нас, но которое в полноте своей откроется в будущем веке. Только такое двуединое видение православной цивилизации соответствует вере и Преданию Церкви.

Таким образом, парадокс призыва Церкви одновременно к единству веры и к лояльности многим отечествам разрешается на духовном уровне.

Здесь важно избегать двух крайностей: (1) понимания Церкви как сугубо вненациональной и наднациональной («интернациональной») общности, отделяющей себя от культурно-исторической плоти жизни народов и государств, и (2) отождествления Церкви с конкретными культурными и национальными сообществами, преследующими свои «частные», эгоистические интересы и противопоставляющими себя другим подобным сообществам. В обоих случаях мы имеем дело с искаженным представлением о Церкви: она либо развоплощается и отрывается от своей миссии в истории, либо превращается в подобие языческой религии племенных богов.

Но истинная природа Церкви иная: Церковь есть тело Христово, то есть тело Богочеловека, соединяющего в Себе божественное и человеческое, небесное и земное.

Поэтому тем, кто утверждает, что Церковь должна ограничиться душепопечением и богослужением, никоим образом не «вмешиваясь» в общественную, общенародную жизнь, Церковь напоминает о своей миссии в истории и о своем вкладе в культурную и общественную жизнь обществ и государств. А тем, кто, наоборот, хочет использовать Церковь для решения сугубо политических и идеологических задач, в том числе и задач формирования «национального сознания» и «исторического мифа» для новых государственных образований, Церковь напоминает о своей богочеловеческой природе и духовном призвании возвещать Царствие Божие, грядущее в силе.