mospat.ru
Опубликовано в журнале "Церковь и время" № 46


Игумен Филарет (Булеков)

О политике межкультурного и межрелигиозного диалога, предложенной государствам и обществу Советом Европы

7 мая 2008 года на 118-й сессии Комитета министров Совета Европы (СЕ), проходившей на уровне министров иностранных дел стран — членов СЕ, была в окончательном варианте принята Белая книга Совета Европы по межкультурному диалогу. Этот документ привлекает самое широкое внимание государств и международных институтов. Он также напрямую затрагивает интересы европейских религиозных общин. Поэтому представляется важным рассмотреть его содержание и сферу применения предложенных в нем рекомендаций.

Появление Белой книги стало результатом подготовительного процесса, который длился несколько лет. Во Введении к документу в частности говорится: «Третий саммит глав государств и правительств стран-участниц СЕ (2005 г.) определил межкультурный диалог (включая его религиозное измерение) в качестве средства продвижения компетентности, понимания, примирения и толерантности, а также предотвращения конфликтов и обеспечения интеграции и социальной сплоченности. Эта стратегия была конкретизирована в «Декларации Фаро о стратегии Совета Европы по развитию межкультурного диалога», принятой министрами культуры стран — участниц СЕ в том же году. В «Декларации Фаро» также содержится предложение о подготовке Белой книги по межкультурному диалогу» (1.1; здесь и далее указываются соответствующие подразделения Белой книги).

По своему формату рассматриваемый документ восходит к опыту британских правительственных органов, где так называют изложение утвержденного официального долгосрочного подхода к политике в какой-либо области.

Белая книга адресована руководителям и администраторам, преподавателям и СМИ, а также организациям гражданского общества, включая иммигрантские и религиозные сообщества, молодежные организации.

В Преамбуле документа говорится, что Белая книга «является плодом демократической дискуссии, которая составляет сердцевину самого межкультурного диалога». Составители отмечают, что «при ее написании был учтен богатый материал по итогам консультаций с большим количеством заинтересованных сторон, включая неевропейских партнеров, проведенных в 2007 году». В этих консультациях принимала участие и Русская Православная Церковь в лице Отдела внешних церковных связей и Представительства Московского Патриархата в Страсбурге, направивших в Совет Европы свои предложения.

В то же время для правильного восприятия Белой книги важно иметь в виду, что это не юридический документ. В преамбуле отмечается: «Межкультурный диалог нельзя предписать с помощью закона. Он должен сохранять характер добровольного приглашения к реализации основополагающих принципов, изложенных в этом документе, к гибкому использованию различных рекомендаций, представленных здесь, а также к участию в продолжающейся дискуссии о будущей организации общества».

Опубликованный текст Белой книги отражает тот реальный, с огромным трудом и напряжением достигнутый консенсус между государствами-участниками Совета Европы, к которому удалось прийти в процессе работы над текстом. А потому и принятие Белой книги как официального документа Совета Европы есть лишь некий этап на пути согласования позиций сторон, которые по многим вопросам различны.

С другой стороны, следует иметь в виду тот факт, что Белая книга отражает определенный консенсус мнений государств-членов СЕ, но далеко не всех европейских обществ и даже не какой-то части Европы. Принятие документа официальными представителями государств-членов еще не означает, что он является выражением общественного мнения стран, а тем более вполне учитывает разные голоса, звучащие в европейских обществах.

Последнее хорошо видно на примере России, если обратиться к такому все еще острому вопросу, как преподавание сведений о религии в школе. Здесь позиция государственных органов часто не совпадает с иными точками зрения, существующими в обществе, в том числе и с позициями крупнейших традиционных религиозных организаций, представляющих интересы большинства населения страны.

Это означает, что требуется дальнейшая работа над согласованием позиций всех заинтересованных сторон, в том числе и религиозных сообществ. Впрочем, такое понимание отражено и в Белой книге, где в заключительном разделе говорится: «Совет Европы приглашает другие заинтересованные стороны продолжать то, что иногда называют «процессом Белой книги»» (6).

Белая книга содержит аналитические и методологические инструменты и стандарты, необходимые, по мысли ее создателей, для успешного ведения межкультурного диалога. В этом отношении она предназначена быть руководством к действию для организаторов и участников такого диалога на международном, национальном, региональном и местном уровнях, а также для институтов гражданского общества, в том числе религиозных организаций.

Основному тексту предпослан ряд определений терминов, из которых приведем два важнейших:

«Межкультурный диалог понимается как открытый и уважительный обмен мнениями на основе взаимопонимания и уважения между отдельными людьми, а также группами людей различной этнической, культурной, религиозной и языковой принадлежности, имеющими разные исторические корни. Диалог действует на всех уровнях — внутри обществ, между европейскими обществами, а также между Европой и остальным миром.

Заинтересованные стороны — это все группы и отдельные индивиды, принадлежащие как к меньшинству, так и к большинству, играющие определенную роль и имеющие собственные интересы в межкультурном диалоге. Прежде всего это все те, кто принимает политические решения в правительствах и парламентах на всех уровнях, местных и региональных властях, институтах гражданского общества, иммигрантских и религиозных общинах, организациях, действующих в области культуры и средств массовой информации, журналисты, социальные партнеры» (1.4).

Каковы мотивы выдвижения межкультурного диалога на первый план, а также разработки его концептуальных оснований и конкретных рекомендаций по его проведению?

Сама Белая книга говорит об этом достаточно ясно. Главный мотив — насущная необходимость реагировать на культурное многообразие современной Европы, которое резко усилилось в последнее

время по двум причинам: во-первых, нарастает поток иммигрантов и беженцев со всего мира; во-вторых, глобальный характер средств коммуникации приводит к тому, что межкультурные контрасты и конфликты затрагивают всех или почти всех.

Авторы Белой книги признают, что в этой ситуации оказывается недостаточно привычных «механизмов» мирного сосуществования — утверждения плюрализма и требования взаимной терпимости (2.1). Отсюда проистекает содержащаяся в документе идея о «демократическом управлении растущим культурным многообразием». В качестве инструмента такого регулирования и предлагается межкультурный диалог на самых разных уровнях.

Пафос Белой книги состоит в том, что в XXI веке альтернативы межкультурному диалогу нет. Составители указывают на следующие моменты. Во-первых, «отказ от диалога ведет к стереотипному восприятию других людей, порождает взаимные подозрения, тревогу и напряженность в обществе». Соответственно, во-вторых, диалог связан с проблемами безопасности: «Отгородившись от многообразного окружения, можно обеспечить себе лишь иллюзорную безопасность». И, наконец, отсутствие диалога угрожает фундаментальным ценностям, которые отстаивает Совет Европы: «Сегрегированные и закрытые друг для друга сообщества порождают климат, враждебный для индивидуальной автономии личности и препятствуют осуществлению прав человека и основных свобод (2.4).

Таким образом, Белая книга по межкультурному диалогу указывает на серьезный сдвиг в подходах к регулированию культурного многообразия в современной Европе. Главное касается отказа от концепции «мультикультурализма», которая, как отмечается в документе, «требовала политического признания особой жизненной модели меньшинств в качестве равной модели «принимающего» большинства».

Мультикультурализм до сих пор многие считают основной моделью сосуществования в одном обществе различных культур и культурных сообществ. Он, безусловно, является более прогрессивным подходом по сравнению с концепцией ассимиляции, которая ему предшествовала. Ассимиляция имела целью достижение культурной однородности за счет чуждых и малых культур, представители которых должны были отказаться от своих культурных особенностей и присоединиться к доминирующей культуре большинства.

Однако в Белой книге утверждается, что контраст между ассимиляцией и мультикультуразизмом отчасти кажущийся, поскольку «на деле мультикуль-турализм зачастую основывался на том же схематическом видении общества по модели большинство — меньшинство; ее отличие заключалось в поддержке отделения меньшинства вместо ассимиляции в большинство» (3.3).

Иными словами, в Белой книге проводится мысль, что требование уважения к особой культуре меньшинств не только вытекает из принципа защиты прав человека (в данном случае — представителей меньшинств), но и может этому принципу противоречить. Потому что, согласно отраженной в Белой книге позиции Совета Европы, «свобода выбирать свою собственную культуру является основополагающей, это центральный вопрос прав человека» (3.2).

Проблему, которая обсуждается в Белой книге, можно сформулировать следующим образом. Человек свободен выбирать свою культуру — это ему обеспечивают его неотчуждаемые права, и «на разных жизненных этапах каждый человек может отождествлять себя с различными культурами» (3.2). Однако, отождествляя себя с какой-либо культурой, индивид тем самым принимает те ценности, на которых эта культура строится. И тогда получается, что если это такая культура, в которой индивидуальные права и

свободы не являются высшей ценностью, принадлежность к этой культуре угрожает индивидуальным правам и свободам. Примером такого рода культуры может быть некое религиозное сообщество, для членов которого главной ценностью являются общая вера и вытекающие из нее нравственные нормы, а не свобода выбора как таковая. А Совет Европы свою главную задачу видит именно в защите индивидуальных прав и свобод.

Такого рода ситуации и приводят составителей Белой книги к выводу, что концепция мультикульту-рализма, которая имела целью ликвидацию неравенства большинства и меньшинств, может порождать угрозы для концепции прав человека. А именно она служит оправданию особых социальных форм — «сообществ меньшинств, которые воспринимаются как единые коллективные действующие лица» (3.3).

Но последнее входит в противоречие с фундаментальным для Совета Европы принципом устройства общества, согласно которому общество складывается не из коллективов или групп, но из индивидов (Белая книга, 3.2). То есть именно отдельная личность является основной общественной «единицей», а не какие-либо сообщества, в которых личность есть лишь часть целого, которое обладает высшей по отношению к ней ценностью.

В развитие этой темы составители Белой книги ссылаются на Опатийскую декларацию (2003), где указывается, что принцип культурного многообразия «не может применяться исключительно в понятиях «большинства» или «меньшинства», так как такая схема выделяет культуры и сообщества, расставляет их по категориям и навешивает на них статичные ярлыки, в результате чего социальное поведение и культурные стереотипы воспринимаются на основе статуса соответствующей группы».

Иными словами, отказ от концепции мультикуль-турализма происходит в рамках борьбы за утверждение приоритета индивидуальных прав и свобод над какими-либо групповыми, или коллективными, ценностями. А в качестве ценностной основы межкультурного диалога утверждаются права человека, демократия и верховенство закона (3.4.1).

Таким образом, ключевым понятием Белой книги является культурное многообразие. Однако в документе оно не просто констатируется: здесь речь идет о новом видении культурной реальности Европы — о «рождающейся межкультурной системе, которая включает в себя лучшее из обеих предыдущих моделей. Из концепции ассимиляции она взяла интерес к индивидуальной личности; от мультикультурализма — признание факта культурного многообразия. Ее новый элемент — крайне важный для интеграции и социального сплочения — диалог на основе равного достоинства и общих ценностей» (3.3).

Еще один ключевой термин — самоидентификация; это субъективный аспект «культурного многообразия». Именно в акте самоидентификации человека происходит личный выбор в пользу принадлежности к той или иной культуре или культурной группе.

Для понимания Белой книги важно обратить внимание на то, что и в данном случае акцент явно смещен в сторону аспекта самоопределения, свободного выбора. Так, читаем: «Наша самоидентификация по определению отвечает на вопрос, что делает нас уникальными, а не чем мы похожи на других… Несмотря на то, что каждая индивидуальная личность в определенной степени является продуктом своего наследия и социальных корней, в современном демократическом обществе каждый может обогатить свою идентичность, интегрируясь в различные культурные сообщества. Никто не должен быть ограничен против своей воли рамками конкретной группы, сообщества, системы мыслей или взглядов на мир. Наоборот, у каждого должна быть свобода отказаться от выбора, сделанного в прошлом, и сделать новый выбор.» (3.2).

Попутно отметим один момент, касающийся свободы выбора и самоидентификации. К основным элементам, определяющим самобытные характеристики личности, отнесены этническая принадлежность, культура, религия и язык (1.4). В ходе консультаций, сопровождавших работу над текстом Белой книги, имела место дискуссия относительно свободы самоидентификации по признаку принадлежности к традиционной или нетрадиционной сексуальной ориентации. В результате в окончательный текст документа указание на эту форму идентификации не вошло. Это несомненное достижение противников включения этой темы, в том числе и представителей религиозных сообществ, позиция которых была учтена.

Справедливости ради следует отметить, что составители Белой книги вполне осознают сложность той личностной ситуации, когда свобода самоидентификации имеет следствием принадлежность человека к устойчивым культурным сообществам. Это проявляется, например, в такой установке: «Поскольку возможно обращение к конкурирующим между собой правам человека, при столкновении с проблемой межкультурного взаимодействия необходимо добиваться справедливого баланса». Но и в данном случае акцент сразу же переносится на свободный выбор: «Этнические, культурные, религиозные и лингвистические традиции не могут быть основанием для того, чтобы препятствовать индивидам в осуществлении их основных прав или в участии в общественной жизни» (3.4.1). (Здесь, отметим, также не указана сексуальная ориентация.)

Такого рода утверждения составители Белой книги обосновывают ссылками на данные предварительных консультаций и опросов. Так, в тексте говорится, что участники этих консультаций «сошлись во мнении относительно того, что универсальные принципы, отстаиваемые Советом Европы, выступают в качестве морального ориентира» (выделено в тексте. — Иг. Ф.). И далее: «Эти принципы заложили основы культуры толерантности и четко обозначили ее границы, в частности, по отношению ко всем формам дискриминации и актам нетерпимости. Культурные традиции, будь они традициями «большинства» или «меньшинства», не могут превосходить по важности принципы и стандарты Европейской конвенции по правам человека и других правовых инструментов Совета Европы в области гражданских, политических, социальных, экономических и культурных прав» (1.3).

Таким образом, можно сказать, что главная цель межкультурного диалога и посвященной ему Белой книги состоит в том, чтобы, сохраняя принцип универсализма, искать и находить пути сочетания этого принципа с реальностью культурного многообразия. Собственно, диалог и видится как самый общий путь к поставленной цели.

В то же время сам диалог остается проблемой. В документе об этом говорится следующим образом: «Межкультурный диалог не панацея от всех зол и не дает ответа на все возможные вопросы; необходимо признать, что сфера его применения может оказаться ограниченной. Часто справедливо отмечается, что диалог с теми, кто отказывается от диалога, невозможен, хотя это и не освобождает открытые и демократические общества от обязательства постоянно предоставлять возможности для диалога. С другой стороны, диалог с теми, кто готов принимать участие в диалоге, но не разделяет «наши» ценности (или разделяет их не полностью), может стать отправной

точкой более длительного процесса взаимодействия, в результате которого вполне может быть достигнуто согласие по вопросу важности ценностей прав человека, демократии и верховенства закона и их практического применения» (3.1).

Основная идея Белой книги проста, и кратко ее можно сформулировать следующим образом: превентивный диалог лучше, чем ситуация конфликта, требующего разрешения. Эта идея осознается как чрезвычайно важная в условиях, когда конфликты уже возникают и существует опасность их умножения.

Что же является источником «межкультурных конфликтов» в европейских обществах? Таким источником является, во-первых, актуализация самого принципа свободы выбора (или «обращение к конкурирующим между собой правам человека») разными людьми и группами, а во-вторых, противоречие между свободным индивидуальным выбором и нормами, которые заранее заданы в той или иной «культурной традиции». Если оставаться в индивидуальном пространстве, то речь идет о конфликте (который не только возможен, но и порой имеет место) внутри самого человека — между разными видами его индивидуальной самоидентификации.

Белая книга включает особый, достаточно краткий раздел «Религиозное измерение» (3.5). Он открывается такой констатацией: «Спектр религиозных, а также светских, взглядов на смысл жизни является частью богатого культурного наследия Европы. Христианство, иудаизм и ислам с их внутренним спектром интерпретаций оказали глубокое влияние на наш континент».

Следует приветствовать употребление в этом разделе понятия «традиционных европейских религий», представители которых (в том числе и представитель Русской Православной Церкви в Страсбурге) участвовали в апреле 2008 года в организованном Советом Европы на экспериментальной основе обмене мнениями по религиозному измерению межкультурного диалога. Это указывает на то, что термин «традиционные религии» имеет международное распространение и не является исключительно средством описания религиозной ситуации в современной России, как это иногда пытаются представить противники его употребления.

В Белой книге различаются два аспекта вовлеченности религиозных сообществ в диалог: один касается их отношений с государственными органами, другой — между собой. Отмечается, что хотя собственно межрелигиозный диалог не входит в компетенцию Совета Европы, последний «часто признавал межрелигиозный диалог. частью межкультурного диалога и призывал религиозные сообщества активно участвовать в содействии правам человека, демократии и верховенству права в мультикультурной Европе. Межрелигиозный диалог может также вносить вклад в более прочный консенсус внутри общества касательно решений социальных проблем».

В тексте присутствует ссылка на декларацию Европейской конференции «Религиозное измерение межкультурного диалога» (Сан-Марино, 23—24 апреля 2007 г.), в которой говорится о том, что «существует потребность в надлежащих форумах для рассмотрения влияния религиозной практики на иные сферы государственной политики, такие, как здравоохранение и образование, без дискриминации и с надлежащим уважением прав неверующих».

Очень кратко затрагивается и один из наиболее острых вопросов — о свободе выражения мнения в связи с религией, а также о присутствии религиозных символов в публичной сфере, особенно в системе образования, который рассматривался Европейским судом по правам человека (ЕСПЧ). Эти вопросы не получают подробного освещения в Белой книге, и причина этого вполне ясно обозначена в тексте: «Ввиду относительной нехватки консенсуса среди государств — членов Совета Европы в том, что касается религии, Суд имел тенденцию предоставлять государствам значительную — хотя не безграничную — «степень допустимого отклонения» (т.е. свободу выбора) в данной области».

Правда, в другом месте деятельность ЕСПЧ в области свободы выражения мнения охарактеризована иначе: «ЕСПЧ установил высокую планку в том, что касается ограничения свободы выражения, указывая, что даже такое выражение, которое «оскорбляет, шокирует или ставит в замешательство», должно быть защищено, что подразумевает, например, в какой-то степени разрешение критиковать иную религию (как систему идей, которую принимают другие). Суд принимает во внимание воздействие и контекст сделанных заявлений, в частности степень их содействия плюралистической дискуссии в обществе по вопросам, представляющим общий интерес» (4.1.2).

Что касается религиозного аспекта образования, то здесь Белая книга делает акцент на общем подходе Совета Европы, согласно которому «религиозное образование в межкультурном контексте делает доступным знание обо всех мировых религиях и верованиях, их истории, и позволяет человеку понять их и избежать предрассудков». Далее следует напоминание: «В 2007 году министры образования европейских государств подчеркнули важность мер, ведущих к улучшению понимания между культурами и/или религиозными сообществами посредством школьного образования, на основе разделяемых принципов этики и демократической гражданственности. Несмотря на преобладание одной системы религиозного образования, процесс обучения должен учитывать все религиозное многообразие» (4.3.2).

В другом месте утверждается, что «понимание наших многообразных культурных истоков должно включать знания и понимание основных мировых религий и нерелигиозных верований и их роль в обществе. Другая важная цель — внушить молодежи понимание социального и культурного многообразия Европы, охватывающее как недавно образованные иммигрантские сообщества, так и те, чьи европейские корни уходят в столетия» (5.3).

Наконец, следует обратить внимание на то, как в Белой книге обозначается международный аспект межкультурного диалога: «Современная геополитическая ситуация иногда описывается как существование взаимоисключающих цивилизаций, борющихся за относительные экономические и политические преимущества в ущерб друг другу. Концепция межкультурного диалога может помочь преодолеть стереотипы, вытекающие из такого взгляда на мир, потому что она подчеркивает, что в условиях глобализации, отличительными чертами которой являются миграция, растущая взаимозависимость и легкий доступ к международным СМИ и новым информационным сервисам (Интернет), культурные самоидентификации становятся все более сложными. Они накладываются одна на другую и содержат элементы из множества разных источников. Наполнение международных отношений духом межкультурного диалога является продуктивным в этих новых условиях. Таким образом, межкультурный диалог может способствовать предотвращению и урегулированию конфликтов и оказывать поддержку примирению и восстановлению общественного доверия» (4.5).

Идеи Белой книги суммированы в заключительном разделе, в частности в следующем утверждении: «Межкультурный диалог является решающей составляющей в построении новой социальной и культурной модели для быстроразвивающейся Европы» (6).

Как можно оценить Белую книгу Совета Европы в целом?

Прежде всего, как знак времени — как свидетельство серьезного поворота в интерпретации социально-культурных процессов, происходящих на европейском континенте. Основная проблема схвачена, безусловно, верно: в современных «перемешанных» обществах трудно говорить о единстве культурных норм и ценностей, в том числе мировоззренческих и поведенческих. И это с особой силой ставит вопрос о сплоченности общества.

Но как решать этот вопрос? Что может быть социальным интегратором, который будет выполнять объединяющую функцию не через достижение какой-то новой общественной однородности, но через признание существующих различий? Ответ очевиден: только диалогическое взаимодействие всех заинтересованных сторон, ощущающих себя участниками общего социального процесса. Динамичность, открытость и принципиальная «незаконченность» такого диалогического взаимодействия — неизбежные свойства процесса интеграции в постоянно меняющемся и развивающемся мире.

С этим вряд ли кто-то будет спорить, но это то, что касается формальной стороны вопроса. Гораздо сложнее с содержательной стороной.

Если говорить о религиозных сообществах и соответствующих системах ценностей, то определенное непонимание может вызвать уже такое базовое утверждение, содержащееся в Белой книге: «универсальные принципы, отстаиваемые Советом Европы, выступают в качестве морального ориентира».

Конечно, здесь понятие «морального ориентира» следует понимать в расширительном смысле, то есть не как указание на более или менее жесткую систему этических представлений. В данном случае речь идет именно о «принципах и стандартах Европейской конвенции по правам человека и других правовых инструментов Совета Европы в области гражданских, политических, социальных, экономических и культурных прав» (1.3).

И все же приведенное утверждение не может считаться консенсусным. Для многих «культур», прежде всего религиозных, принципы, отстаиваемые Советом Европы, не являются «моральным ориентиром». С этим утверждением не может согласиться и Русская Православная Церковь. Это не значит, что она выступает против института прав человека как такового. Просто для религиозного сознания понятие морального ориентира значит нечто совершенно иное — то, что связано с верой и теми целями, которые вера ставит перед человеком.

В соборно принятом документе «Основы учения Русской Православной Церкви о достоинстве, свободе и правах человека» (2008) об этом говорится следующим образом:

«Права человека не могут быть выше ценностей духовного мира. Христианин ставит свою веру в Бога и свое общение с Ним выше собственной земной жизни. Поэтому недопустимым и опасным является истолкование прав человека как высшего и универсального основания общественной жизни, которому должны подчиняться религиозные взгляды и практика.

Не являясь Божественным установлением, права человека не должны вступать в конфликт с Откровением Божиим. Для большей части христианского мира наряду с идеей личной свободы не менее важна категория вероучительной и нравственной традиции, с которой человек должен согласовывать свою свободу. Для многих людей, живущих в разных странах мира, не столько секуляризованные стандарты прав человека, сколько вероучение и традиции обладают высшим авторитетом в общественной жизни и межличностных отношениях» (III.2).

«С точки зрения Православной Церкви, политико-правовой институт прав человека может служить благим целям защиты человеческого достоинства и содействовать духовно-нравственному развитию личности. Для этого реализация прав человека не должна вступать в противоречие с богоустановленными нравственными нормами и основанной на них традиционной моралью. Индивидуальные права человека не могут противопоставляться ценностям и интересам Отечества, общины, семьи. Осуществление прав человека не должно быть оправданием для посягательства на религиозные святыни, культурные ценности, самобытность народа» (III.5).

В цитируемом церковном документе отражено как раз такое понимании иерархии ценностей, согласно которому для членов сообщества главной ценностью являются общая вера и вытекающие из нее нравственные нормы, а не свобода выбора как таковая. Соответственно, и концепция прав человека воспринимается в качестве эффективного инструмента защиты достоинства каждой человеческой личности только в том случае, если свобода выбора не становиться инструментом злоупотреблений.

Необходимо отдавать отчет в том, что проблема диалога возникает именно тогда, когда он затрагивает глубокие мировоззренческие, прежде всего религиозно обоснованные, ценности, определяющие жизнь как отдельных личностей, так и «культурных» сообществ. И в случае обращения к системе прав и свобод неизбежно будет возникать вопрос о мировоззренческой основе или рамке самих этих правовых инструментов.

Иными словами, межкультурный диалог нельзя свести к выяснению соотношения личности и сообщества — он так или иначе будет выходить (и очевидно, должен выходить) на уровень диалога между мировоззрениями и этическими системами. Тем более что речь идет совсем не о навязывании друг другу какого-то одного мировоззрения или морального кодекса, а именно о диалоге.

Об этом нередко говорят представители религиозных сообществ — и далеко не всегда бывают услышаны своими «светскими» партнерами. Очевидно, здесь особые — новые — усилия требуются с обеих сторон, прежде всего касающиеся прояснения предмета диалога.

Если для Совета Европы цель межкультурного диалога состоит в том, чтобы утверждать универсальные ценности, которые СЕ отстаивает, то задача религиозных сообществ — скорее в другом. Это задача состоит прежде всего в том, чтобы пробудить в представителях и приверженцах секулярного сознания понимание того, как устроено сознание религиозное, каковы его приоритеты, шкала ценностей. Светская и религиозная культуры представляют собой не просто разные уклады жизни — за ними стоят разные картины мира. Диалог между ними не может быть легким, и к консенсусу будет прийти непросто, но если диалог есть движение навстречу друг другу, то это движение должно быть двусторонним.

Позиция нашей Церкви всегда состояла в том, что секулярный либеральный универсализм не является в собственном смысле универсальным, а либеральные ценности — высшими и всеопределяющими. В современной ситуации нарастающего культурного многообразия в глобализирующемся мире, когда религии, религиозные культуры и сообщества играют все большую роль в национальных обществах и международном сообществе, необходимо искать новой синтез, который мог бы способствовать установлению справедливого и стабильного миропорядка.

В этом процессе должны участвовать самые разные общественные, культурные и религиозные силы. И здесь надо помнить, что межкультурный диалог — это не диалог Совета Европы как международного института с другими заинтересованными сторонами, в том числе религиозными организациями, а именно диалог внутри обществ, в рамках государств, а также вне государственных границ.

Что касается самого взгляда Белой книги на культурное разнообразие, то здесь надо обратить внимание на такой момент.

Совет Европы объединяет 47 стран, включая постсоветские государства. Однако текст Белой книги в целом создает впечатление, что главные озабоченности Совета Европы и, соответственно, предлагаемые стратегии отражают прежде всего и по преимуществу западноевропейскую ситуацию: проблема меньшинств, общины иммигрантов, вопрос интеграции.

Но если посмотреть, например, на российскую ситуацию, то здесь мы видим другую картину. Да, процессы миграции усиливаются, возрастает присутствие «малых культур», в том числе религиозно окрашенных, особенно в больших городах. Но главные элементы спектра — это большие культурные и культурно-религиозные сообщества, часто достаточно прочно связанные с определенной территорией, с долгой этнокультурной историей. Соответственно, применительно к России можно говорить об особом феномене: в каких-то регионах имеет место доминирование одной традиции, которая в других регионах является традицией меньшинства, но все это — в рамках одного государства и одного общества (например, мусульмане и православные христиане в Татарстане и в среднерусских областях). Как следствие, и механизмы диалога должны здесь иметь свою специфику.

Эта специфика проявляется и в конкретных областях.

Возьмем, скажем, вопрос о преподавании религии в школе. Так, например, перед революцией 1917 года в России действовало более 37 тысяч православных церковно-приходских школ с более 2 млн учащихся (по неполным данным за 1915 г.). Эти школы были полностью уничтожены новой антирелигиозной властью, которая вообще запретила какое-либо религиозное образование и воспитание детей. Разумеется, сегодня нельзя говорить о каком-то восстановлении системы столетней давности. Однако следует учитывать, что в постсоветской России после десятилетий тотального атеистического воспитания нет никакой системы получения религиозных знаний в школе (которая была и работала все это время, скажем, в секу-лярной Франции). Поэтому настаивать на преподавании в школе сведений обо всех мировых религиях, не обеспечив возможность конфессиональных уроков религии, значит игнорировать не только один из аспектов проблемы, но и советское историческое наследство — многолетний опыт неравенства граждан по принципу отношения к религии.

Ясно, что в этом отношении ситуация в Западной Европе весьма отлична от ситуации в Восточной Европе.

Если же обратиться к положению в постсоветских странах (то есть бывших республиках СССР), то нельзя не обратить внимания на то, как там протекают процессы так называемого нациестроительства. Здесь опять заметна такая специфика, которая не нашла своего отражения в Белой книге.

Так, например, в государствах Балтии в течение последнего времени осуществляется последовательная государственная политика поддержки и укрепления титульной нации, тогда как иные этнокультурные и языковые группы (прежде всего русские) сознательно маргинализуются. В связи с этим возникает вопрос: какой будет стратегия Совета Европы по продвижению Белой книги в этот регион? Будет ли СЕ проводить в этом регионе соответствующий мониторинг — прежде всего относительно соответствия культурной политики стандартам и рекомендациям Совета Европы?

Конечно, Белая книга СЕ — это документ, в котором содержатся общие принципы межкультурного диалога и общие рекомендации по его проведению

и развитию. А сам Совет Европы не является надзор-но-контролирующим органом по отношению к государствам — членам СЕ. Мы привели этот конкретный пример с целью обратить внимание на другое.

Белая книга в ее нынешнем виде является базовым документом, и само ее появление можно только приветствовать. Она также отражает существующий на сегодняшний день межгосударственный консенсус. Но именно эти ее характеристики и подвигают к тому, чтобы уже сейчас, изучая ее, думать о «процессе Белой книги», то есть о применении заложенных в ней принципов и рекомендаций к конкретным ситуациям, обладающим культурно-исторической спецификой. Иначе этот сборник общих принципов может так и остаться «книгой за семью печатями» для тех людей, групп и обществ, которые, быть может, как раз более всего нуждаются в эффективном межкультурном диалоге.

Но если говорить и о самых общих рекомендациях, то можно сказать, что здесь тоже требуется продолжение работы по их уточнению и достижению большего баланса.

Во всяком случае представителю христианской Церкви не может не показаться странным такой пассаж из Белой книги: «Государства должны принять твердое законодательство, которое ставило бы вне закона разжигание ненависти, проявления расистских, ксенофобских, гомофобских, антисемитских, исламофобских, антицыганских и других взглядов, когда это ведет к разжиганию ненависти и насилия» (5.1).

В списке нетерпимых проявлений присутствует один термин с прямым религиозным звучанием (ис-ламофобия), и один термин — с косвенным религиозным звучанием (антисемитизм). Но в нем отсутствует третий термин — христианофобия. Таким образом, налицо явный дисбаланс, причины которого требуют анализа.

Ибо составители Белой книги вряд ли не осведомлены о том, что на территории Европы существуют такие группы и сообщества, а также отдельные люди, для которых те или иные формы христианофо-бии являются частью их мировоззрения, а то и мотивом для публичных действий. Кроме того, общеевропейский документ, имеющий целью утверждение общепринятых на континенте норм и стандартов, является и очередной декларацией европейских ценностей перед лицом всего мира. Осуждать исламофобию (очевидно, что это относиться к тем странам и регионам, где ислам не является господствующей религией), не осуждая одновременно христианофобию (что актуально для стран и регионов, где христиане не являются вполне равноправными гражданами), значит, не просто забывать о межрелигиозном балансе, но и по существу игнорировать проблему соблюдения прав человека во многих обществах современного глобализированного мира.

В заключение хотелось бы отметить следующее. Белая книга по межкультурному диалогу принята на уровне Совета Европы. Но она предложена всем европейским обществам и всем сторонам, заинтересованным в таком диалоге. Именно от последних зависит, будет ли она работать, и если будет, то каким образом. Это значит, что религиозным организациям не следует игнорировать этот документ, но, напротив, внимательно изучать его, осмыслять, а затем высказывать свои соображения и выдвигать свои, встречные, предложения. Иными словами, участвовать в «процессе Белой книги».

Это относится как к Русской Православной Церкви, так и к другим религиозным сообществам России.