mospat.ru
Опубликовано в журнале "Церковь и время" № 50


Протопресвитер Виталий Боровой

Христианская диакония как проявление христианского свидетельства в жизни христиан и в благовествовании Церкви


Исторический и богословский опыт

Изначальная и вечная задача Церкви

Всегда, везде и в любом историческом контексте Церковь дол­жна быть Церковью Христа, призванной свидетельствовать о Нем всему миру; возвещать всем людям Его Евангелие Царствия Божия, Его Благую Весть о любви, братстве и спасении. И проявляться это свидетельство должно в христианской диаконии, в жизни христиан и их общин, в их служении нуждам людей, в попечении о благе и спасении их ближних.

Таким образом, христианская диакония органически и нераз­ рывно связана с христианским свидетельством о Христе как необхо­димое проявление изначальной и вечной задачи Церкви, как прояв­ление ее жизни и благовествования — в любых исторических кон­текстах и условиях земной истории Церкви.

«Вы будете Мне свидетелями — даже до края земли», — запо­ ведовал Господь апостолам (Деян. 1:8). Эта заповедь обращена и к современному христианству, ко всем Церквам, ко всем христианам, ко всем нам; особенно же теперь, когда пред разделенным и лежа­щим во зле миром (1 Ин. 5:19) встал грозный призрак всеобщей гибели.

А что значит быть свидетелями даже «до края земли»? Это значит быть свидетелями везде, для всех и во всем.

И это уже не вопросы отвлеченного классического богосло­вия и не вопросы стратегии и методов христианского участия в тех или иных усилиях по сохранению мира, утверждению справедливос­ти и спасению целостности творения и окружающей нас среды и кос­моса. По существу, это уже вопросы о будущности христианства и Церкви, об их роли и месте в истории человечества, в том числе и о будущности нашей Церкви в истории нашей страны.

Сегодня перед лицом нарастающего и развивающегося про­цесса секуляризации и дехристианизации современного мира приня­то говорить о кризисе веры, христианства и Церкви. Много спорят о причинах, размерах и последствиях этого исторического феномена. Однако факт кризиса налицо и никем не оспаривается.

Данные демографических подсчетов говорят, что соотноше­ние христиан и нехристиан быстро изменяется, причем не в пользу христиан. В начале нашей эры все население земного шара не превы­шало 300 миллионов. В начале XX века на полтора миллиарда насе­ления было около полумиллиарда христиан (т.е. отношение 1 к 3), а в настоящее время на 4 миллиарда всех людей приходится около миллиарда христиан (т.е. 1 к 4, а по другим подсчетам — даже 1 к 5). Применительно к ситуации на Западе подсчеты ведут к еще худшим оценкам: примерно 1% сознательно верующих (и практикующих, т.е. активно церковных) христиан. В этих условиях христианам придет­ся и уже приходится свидетельствовать о Христе в положении мень­шинства в безразличном и порой даже отрицательно относящегося к их свидетельству окружении.

С большой остротой стоит этот вопрос и перед Русской Пра­вославной Церковью. Перед нею стоят очень сложные и необы­чайно трудные и ответственные проблемы и задачи в связи с от­крывшимися для нее новыми перспективами и условиями свиде­тельства о Христе в постсоветском обществе. На повестке дня — задачи восстановления нормальной церковной жизни в епархиях и приходах после репрессивного и разрушительного господства тоталитарной материалистической системы; задачи новой христианизации, катехизации и евангелизации, миссионерства и ду­ховного просвещения народов России и новых государств на тер­ритории бывшего Союза.

И все это затрудняется активной и широкомасштабной прозелитической деятельностью со стороны католиков, униатов и протес­тантов разных направлений. Дело осложняется для Русской Право­славной Церкви еще и тем, что такая планомерная деятельность мис­сионеров западных исторических Церквей по времени и по месту действий совпадает с бурной деятельностью и агрессивным наше­ствием бесчисленного количества самых разнообразных и диковин­ных беззастенчивых сект из Америки, Европы и Азии, разного рода парарелигиозных группировок и восточных культов и движений. И все это, прикрываясь лозунгами «свидетельства о Христе, о Боге», паразитирует на бедствиях и трудностях русского православного народа и его Православной Церкви.

Так, в глазах многих русских православных были скомпроме­тированы благородные идеалы и святые мечты лучших людей хрис­тианства о «Церквах-сестрах» и их вера в возможность и необходи­мость «общего (совместного) свидетельства о Христе».

Очень важно, чтобы Русская Православная Церковь не рас­терялась перед лицом таких испытаний, правильно поняла «зна­мения времени»; осознала, что все, происходящее с нею сейчас, — это Божий призыв к покаянию в старых (исторических) и совре­менных грехах и в то же время властный Божий призыв к новому свидетельству — перед своим народом и перед лицом всего мира в такое ответственное время, когда происходит очень болезнен­ная, но крайне необходимая трансформация всего комплекса на­ционального и культурного самосознания народов на территории бывшего Советского Союза. Старое умирает, а новое еще не ро­дилось, ибо «роды» очень трудные и болезненные. Всем — в Ев­ропе, в России и в новых государствах бывшего Союза — необхо­димо понять, что процессы этих «родов» тесно между собою свя­заны, переплетаются и взаимообусловлены. Их удача и неудача теперь в одинаковой степени важны и для будущего России и Пра­вославной Церкви, и для будущего Европы, ее новых государств, и для будущего всего сообщества Европейских Церквей. Эти про­цессы отмирания старого и рождения нового, конечно, очень слож­ны и мучительны, но Церковь должна воспринимать это с радос­тью и надеждой, ибо открываются новые перспективы и возмож­ности для свидетельства о Христе и служения (диаконии) во имя Христа и Его Церкви.

Каково же должно быть новое свидетельство и служение (диакония) нашей Церкви в изменившихся исторических условиях на постсоветском пространстве Восточной и Центральной Европы?

Как и в отношении свидетельства западных Церквей в их дехристианизирующемся мире, ответ у нас на этот вопрос может быть только один — ответ общий для свидетельства всех христианских Церквей, для любого христианского свидетельства во всем мире — даже до края земли (Деян. 1:8). Чтобы наше современное свидетель­ство и наша диакония сумели снова найти путь к сердцам нашего народа и находится «в любви всего народа» (Деян. 2:47) и чтобы у нас и теперь «Господь ежедневно прилагал спасаемых к Церкви», как и во времена апостолов (Деян. 2:47), наше свидетельство и диа­кония должны быть такими, каким было свидетельство апостолов и первых христиан в греко-римском языческом обществе того време­ни, в Древней Церкви.

Свидетельство о Христе в Древней Церкви

Апостолы и первые христиане свидетельствовали «Благую Весть» о «Слове Жизни» сначала как ничтожное меньшинство пе­ред лицом чуждого и враждебного подавляющего языческого и иудейского большинства. А это всегда было сопряжено с готовнос­тью к жертвам, к самопожертвованию, к потенциальному, а иногда и к действительному исповедничеству и мученичеству. Сам Гос­ подь называл Себя «свидетелем верным» (Огкр. 3:14), а мучеников — Своими свидетелями (Откр. 2:13; 17:6; Деян. 22:20). Христос назы­вался также и «апостолом исповедания нашего» (Евр. 3:1), а на апо­столов Он возлагает служение быть Его свидетелями (Деян. 1:8; 26:22). Таким образом, свидетельство есть продолжение апостоль­ского служения в мире.

Таковым и было свидетельство Древней Церкви и первых хри­стиан, благовествовавших всем людям радостную Весть о Спасении во Христе и проповедовавших Евангелие Царствия Божия (Мф. 4:23; 9:35; Мк. 1:14); провозглашавших всем людям царство любви, брат­ства, мира, справедливости, свободы, спасения, полноты жизни и жизни вечной.

И христианское свидетельство о Христе в Древней Церкви, хотя оно и начиналось как свидетельство незначительного меньшин­ства, победило своей внутренней силой свидетельства о Божественной истине Царствия Божия — царства любви, мира, свободы, брат­ства и спасения. Победило свидетельство Древней Церкви, ибо это было свидетельство и словом, и делом; ибо оно органически утверж­дало и проявляло себя в деле служения людям и в христианской диаконии.

Христианская диакония в Древней Церкви
Христианская диакония началась одновременно с проповедью апостолов о Христе и сошествием Святого Духа на первую христи­анскую иерусалимскую общину в День святой Пятидесятницы, ког­да «все верующие были вместе и имели все общее … и разделяли всем, смотря по нужде каждого», так что «у множества уверовавших было одно общее сердце и одна душа, и никто ничего из имения сво­его не называл своим, но все у них было общее… и не было между ними никого нуждающегося… и каждому давалось в чем кто имел нужду» (Деян. 2:44-45; 4:32, 34-35).

Когда христианство стало распространяться вне Иерусалима и Палестины в городах греко-римского средиземноморского про­странства, то, естественно, формы и проявления христианской диа-конии там стали отличаться от «чрезвычайных» условий апостольс­кой иерусалимской общины первых поколений иудео-христианства апостольского времени — времени Пятидесятницы. Диакония стала приспосабливаться к новым социально-культурным условиям тех мест, где распространялось христианство.

И хотя общность имущества, общинно-совместная жизнь и совместное питание не могли уже дольше сохраняться и практико­ваться в совершенно разных культурно-социальных условиях жизни в больших городах греко-римского мира, где возникали новые христианские общины, то все же апостольские принципы первохристианской диаконии сохранялись и неуклонно соблюдались и в после-апостольское время, а именно:

  1. трудиться должны все: кто не хочет трудиться, тот не ешь (2 Фес. 3:10);
  2. трудящийся достоин пропитания — награды (Мф. 10:10; Лк. 10:7);
  3. от каждого по возможностям и способностям его;
  4. каждому по потребности — по нужде его;
  5. в общине не должно быть нуждающихся и обижаемых;
  6. все люди — братья; и долг всех, всей общины заботиться о
    всех нуждающихся в помощи, в поддержке, в братской любви и в
    утешении (Деян. 2:44-45; 4:32, 34-35; Мф. 2:28-29; Мф. 23:8).

Эти апостольские принципы по заповедям Христа и в духе Пятидесятницы лежали в основе диаконии всех христианских общин первых веков христианства, являясь стержнем их литургическо-диакональной жизни.

Размеры небольшой статьи не позволяют остановиться на этом подробнее и иллюстрировать это фактами из богатой истории диаконии в Древней Церкви. Об этом уже много и подробно напи­сано. Здесь же достаточно сослаться на фундаментальное исследо­вание известного немецкого историка Адольфа Гарнака (ГарнакА. Миссия и распространение христианства в первые три века. В 2 тт. Берлин, 1924).

Гарнак говорит о миссии первых христиан как возвещении Евангелия (Благой Вести) о Спасителе и об исцелении (спасении). Дальше идет речь о миссии, как борьбе «со злыми духами», психи­ческое освобождение и физическое исцеление от которых ценилось необычайно высоко в мировоззрении и самосознании людей того времени. Потом представляется христианская диакония как Еванге­лие любви и деятельной помощи нуждающимся по категориям и ви­дам этой деятельной помощи:

  1. милостыня вообще и ее связь с богослужением;
  2. поддержка учащих и служащих в общинах;
  3. поддержка (помощь и содержание) «вдов», т.е. одиноких и беспомощных женщин и девственниц, и сирот — детей, лишенных семейного попечения;
  4. поддержка (помощь, содержание и лечение) больных, бед­няков, нищих, беспомощных, беспризорных и нетрудоспособных;
  5. заботы о пленных, узниках, заключенных, томящихся и стра­дающих в тюрьмах, сосланных на тяжкие каторжные работы на руд­ники и т.п.;
  6. забота о погребении бедных, бездомных, одиноких и бес­призорных;
  7. забота о рабах (вообще) и находящихся в рабском принуж­дении и угнетении;
  8. забота, попечение, участие и оказание помощи пострадав­шим во время стихийных бедствий (пожаров, наводнений, засухи, неурожая, голода; от землетрясений и морских катаклизмов; во вре­мя повальных болезней, эпидемий (чумы и т.п.);
  9. помощь нуждающимся в нахождении им работы, в их тру­доустройстве;
  10. забота о странниках и пришельцах из других мест и общин или из дальних стран; помощь им в их делах и оказание им гостепри­имства и попечение о них в местной общине, которая всегда по-брат­ски их принимала и заботилась о них.

Совершенно естественно и закономерно, что живое и радост­ное, непосредственное и конкретное свидетельство о Христе апосто­лов и первых поколений христиан, подкрепленное братской диако-нией и всей жизнью христианских общин того времени, привели Древнюю Церковь к победе в греко-римском мире при Константине Великом.

Когда же при преемниках Константина Церковь стала госу­дарственной, то это радикально отразилось на характере первохристианской диаконии, ставшей, как и сама Церковь, тоже частью сис­темы византийской теократии и служебным элементом так называе­мой «симфонии власти», которая должна была засвидетельствовать внешнее «воцерковление» государственного аппарата и его социаль­но-общественных институтов и функций. В недрах и метаморфозах византийской имперской и церковной бюрократии исчезла апостоль­ская простота и непосредственность общинного характера христи­анской диаконии периода Древней Церкви.

Византийский утопический максимализм и неудача утопии «Священной империи» и «Святого общества» на земле

Система византийской теократии была основана на тесней­шем союзе Церкви и Империи, на так называемой «симфонии влас­тей». Византийская Церковь с самого начала связала свою историю с «христианской империей» в один цельный исторический процесс, где все мирское, государственное должно было в теории сочетать­ся с небесным, литургическим началом Церкви в единой идеальной симфонии.

Государство и все в нем должно было быть воцерковленным. Государство — «христоименитое»; император — «благочестивейший святой василевс»; воинство — «христолюбивое». Словом, империя — это своего рода воплощение Царства Божия в земной человеческой истории.

Этот замысел, конечно же, исторически совершенно не удал­ся. Максимализм идеала и исторические трудности его воплощения привели к тому, что империя, вовсе еще не преображенная и внут­ренне не «воцерковленная», была объявлена «священной, святой, облагодатствованной». Была совершена попытка заменить подлин­ ное преображение общества и государства внешней видимостью бла­ годатной жизни, подмена подлинной правды фикцией, внешним об­рядом или пустой риторической декларацией.

Это опасное и вредное смешение и подмена реального воцер-ковления общественной и государственной жизни в империи внеш­ней благочестивой видимостью вызвала протесты внутри самой Цер­кви и падение авторитета Церкви. Все святоотеческое богословие того времени полно протестов и обличений этого внешнего благочести­вого лицемерия. Чтобы убедиться в этом, достаточно внимательно ознакомиться с творениями святых отцов и учителей Церкви, но не по «выборочному методу» — из отдельных сборников их изречений, а изучить все, что они писали по этим вопросам, и тогда станет по­нятным горькое замечание В. В. Болотова, который часто повторял с возмущением в адрес этих «выборочных» изречений, что самым опас­ным врагом Церкви является внешне благочестивый, но внутри пол­ный лицемерия невежда, который утверждает в угоду своему неве­жеству: «Тако святии Отцы рекоша», — а сам этих святых Отцов и не читал.

Именно так случилось, когда известный богослов и знаток свя­тых отцов профессор Киевской духовной академии Василий Экзем­плярский опубликовал свое исследование об учении святых отцов по социально-общественным и государственным вопросам в эпоху Древней и Византийской Восточной Церкви. Это была докторская диссертация, солидная, эрудированная, с подлинными ссылками на святых отцов и их творения, спокойная, корректная в изложении, лишенная какой-либо тенденциозности; а сам автор был очень консервативным по своим убеждениям человеком, чуждым всякого ли­берализма и критического отношения к власти. Книгу прочитали, и поднялся шум — книга подрывная. Ее запретили, так как не могли принять такие «подрывные» учения святых отцов. Дело дошло до Синода, и только спустя долгое время ее все же разрешили издать и утвердили за автором степень доктора богословия (точное название книги: «Учение Древней Церкви о собственности и милостыне», из­дана в Киеве в 1910 г.).

Подлинное учение святых отцов по всем социально-обществен­ным вопросам и идеалы подлинного воцерковления общества нашли свое мощное отражение в жизни Русской Церкви во второй полови­не XIX века и связаны с возрождением русской философской и бого­словской мысли того времени, особенно в начале XX века — до ре­волюции.

Русское возрождение XIX и начала XX веков

С момента своего возникновения русская религиозно-фило­софская и богословская мысль отмечена искренним и глубоким об­щественным пафосом. Она всегда была направлена на «общее дело», горела идеей «Царствия Божия». Вместе с тем русская религиозно-философская богословская мысль была конкретной, положительной, прагматичной, предлагающей «проекты» преобразования мира пу­тем братского единения людей в «святой соборности», в справедли­вом устроении общества. Русские мыслители всегда стремились к реальному действию, к непосредственному воплощению слова в дела. Можно смело сказать, что ни в одной христианской стране социаль­но-общественный характер христианства и задача спасения «царства мира» не были так глубоко восприняты, как в русской религиозно-философской и богословской мысли.

Достаточно вспомнить здесь учение А. С. Хомякова о «сво­бодной соборности», разработку Владимиром Соловьевым «систе­мы христианской политики» во всеединстве как социальной миссии Церкви. В центре внимания этого учения — христианин как человек в обществе, не пассивный созерцатель славы Божией, а активный сотрудник Бога в Его домостроительстве, а религия не есть личное дело каждого, но общее дело всех. Христианство не есть лишь бого-созерцание, оно и активное богодействие.

Согласно убеждению Φ. М. Достоевского, цель и исход соци­ального делания — всенародная Вселенская Церковь. Отсюда хрис­тианский социализм Достоевского, где Церковь воспринимается как общественный идеал. Истинное христианство не может быть только домашним или только храмовым, но должно быть общественным, социальным.

Здесь необходимо вспомнить о глубокой гениальной системе Николая Федоровича Федорова в его «Философии общего дела». Мировой организм — един. И задача человека (христианина) в собрании разорванной множественности в «многоединстве». Мир на всех ступенях своего развития — всечеловеческого и космического бытия — не есть данное, а заданное. Человечество призвано осуще­ствить не только новое общество, но создать новую вселенную. Оно должно воссоединиться в общность, где слова «я», «ты» и «вы» за­меняются словами «мы» и «все». Все — братья, все — близкие, даль­них вообще не существует. Федоров выводил свою систему из дог­мата о Троичности. Это не догмат только лишь веры, а догмат дела, идеала общественного. Человечество призвано быть не только ак­тивным участником, но и сотворцом Бога.

Подобным же образом и Н. А. Бердяев, великий глашатай сво­боды и творчества, призывал человека к участию в мироздании как продолжению мироздания Божия.

Можно смело сказать, что социальный характер христианства и задача спасения мира были очень глубоко восприняты русской ре­лигиозно-философской и богословско-общественной мыслью, при­дав ей иногда даже излишне социальный и революционный ради­кальный характер, что вызывало законную тревогу и недоверие и у правительства, и у иерархии Церкви. Впоследствии в ходе борьбы это движение, к сожалению, приобрело экстремистско-революционный характер и допускало радикальные, нецерковные, антиканони­ческие действия для достижения своих целей. Экстремизм обновлев-цев причинил Церкви много вреда, скомпрометировал «дело обнов­ления» и потому был по праву осужден Церковью.

С движением за обновление Церкви часто шло параллельно и движение за обновление общества и государства, и там часто перепле­тались церковные и политические мотивы, что тоже иногда вредило продвижению подлинного канонического церковного обновления.
В результате работы Предсоборного Присутствия (1906) по подготовке созыва Поместного Собора Русской Православной Церк­ви была громадная работа по фундаментальному, радикальному об­новлению жизни, деятельности и структур управления в Церкви. Все было подготовлено для созыва Собора, который должен был провести реформы и наметить основные контуры и вехи канонического обнов­ления. Но было уже поздно. В 1917 году произошла революция.

Революция и раскол обновленчества

Произошла революция и вслед за ней наступила необычайная разруха, кровавая гражданская война, голод и тягчайшие испытания для народа и для Церкви. Собор вынужден был прекратить свою ра­боту по обновлению Церкви. Влияние Церкви в обществе и государ­стве было существенно подорвано трагическим опытом 20-30-х го­дов, связанным с «обновленческим расколом» и многочисленными иными расколами, появившимися после революции. Они причинили Церкви много бед и зла, расколов ряды верующих и духовенства в ответственный период судьбоносного испытания для Церкви в но­вый, советский период ее истории.

Коммунистическая партия и атеистическая пропаганда вос­пользовались расколами в Церкви, особенно же использовали «об­новленческое движение» и вызванную им острую борьбу в Церкви для ослабления и подрыва Церкви изнутри по принципу «разделяй и властвуй». Как следствие этого в Церкви среди ее иерархии, духо­венства и массы верующих создалось крайне отрицательное отно­шение к идеям и личностям обновленцев.

Сегодня, спустя несколько десятилетий после этих событий в новой России для Церкви открылись перспективы подлинного воз­рождения и восстановления. Однако мы являемся свидетелями но­вой напряженности, особенно обострившейся в связи с неудачей перестройки, нашествием западных миссионеров и западных влия­ний, распадом и дезинтеграцией страны, с хаосом и взрывом наци­онализма и этнических столкновений, с падением уровня жизни народных масс.

Страну и Церковь захлестнула волна антиэкуменизма, «реак­ционного ультра-шовинизма и религиозного православного фунда­ментализма и интегризма». И хотя экстремизм и политический аван­тюризм обновленцев был правильно осужден Церковью и служит для нас горьким трагическим примером, который нельзя повторять в на­стоящее время, неизбежная необходимость обновления, возрожде­ния прежнего влияния и значения Церкви в обществе не снимается, и с ней сейчас придется иметь дело, только не таким образом, как это было у обновленцев.

Правильный подход к современным вопросам в жизни Церкви

В основу правильного подхода к процессу восстановления прежнего влияния и значения Церкви необходимо положить верность отцам, свободную встречу с Западом и духовную трезвенность в ди­ алоге и сотрудничестве с обществом.
Верность отцам предполагает в духе святоотеческого преда­ния творческое использование наследия движения за возрождение влияния Церкви в XIX-XX веках, использование богатейших мате­риалов Предсоборного Присутствия, Деяний и указаний Поместного Собора 1917-1918 годов, так как Собор наметил общее направление и контуры необходимого влияния Церкви в обществе.

Нужно иметь в виду и наследие богословов и религиозных мыслителей русской диаспоры XX века (особенно И. А. Ильина, Н. А. Бердяева, отца Сергия Булгакова, С. Л. Франка, Н. О. Лосского, отца Георгия Флоровского, отца Василия Зеньковского, А. В. Карта-шева, отца Николая Афанасьева, Г. П. Федотова и др.)

Свободная встреча с Западом предполагает использование исторического опыта западных Церквей в их процессе возрождения и обновления в контексте требований настоящего времени. Запад­ные Церкви в своей многовековой истории тоже переживали перио­ды тягчайших кризисов и упадка. Проходили тоже процессы возрож­дения и обновления, прежде чем достигалось нынешнее состояние относительной стабильности.

Духовная трезвенность и конкретность предполагает, что наши программы и цели в деле восстановления влияния Церкви в обществе должны обеспечивать историческую преемственность дви­жения за обновление Церкви в XIX-XX веках, являясь как бы после­довательным продолжением прерванного революцией обновления, намеченного Собором 1917-1918 годов. Но нынешние программы и цели должны быть конкретными и понятными для приходского ду­ховенства и верующих, должны быть также общественно актуаль­ными и привлекательными для интеллигенции, молодежи и средств массовой информации. Наконец, необходимо при этом учитывать наши реалии и возможности на каждом этапе их осуществления.

Мы не можем допустить повторения трагической истории так называемых обновленцев, как это произошло в Церкви в 20-30-х го­дах революционного перелома в нашей истории.

Критерием проверки любого богословия и любого церковно­го дела и начинания является практика и реальный контекст. Вера узнается только по делам. В центре церковной жизни и деятельности должна быть не отвлеченная и спекулятивная ортодоксия, а находя­щая свое выражение в повседневной и общественной жизни — ор-топраксия (т.е. христианская диакония).

Для полноты и успеха христианского свидетельства и христи­анской диаконии необходимо избегать крайностей любого одномерного христианства, ибо всякое одномерное христианство — это псев­дохристианство, это фактически «ультраправая» или «ультралевая» охристианизированная богословско-религиозными фразами идеоло­гия. Христианство же — не идеология, а Благая весть о полноте но­вой жизни.

Настоящее христианство (и подлинное святоотеческое Пра­вославие) отвергает любые фальшивые альтернативы. Нет ника­кой альтернативы евангелизации (православным свидетельством) и гуманизации (православной диаконией, т.е. практическим вов­лечением в служение страждущему человечеству); нет противо­речия между обращением сердца к Богу и улучшением условий жизни страждущих братьев; нет противоречий между вертикаль­ным направлением веры и духа и горизонтальным служением нуж­дам людей на земле.
Кто пытается разделить эти элементы, тот разрушает богослов­ское единство ипостаси Иисуса Христа.

Так верили и свидетельствовали древние христиане, живущие в языческом греко-римском мире, которому они радостно благовествовали Царствие Божие, существенным элементом которого явля­ется «праведность (справедливость), мир и радость во Святом Духе» (Рим. 14:17).

На таком же благовествовании должно быть основано и наше свидетельство о Христе, и наша диакония во имя Христа в современ­ном постсоветском обществе в нашей стране.

Созидать это новое общество мы должны со всеми другими людьми, живущими рядом с нами, со всеми нашими братьями и сес­трами. Созидать вместе с ними — это значит научиться жить, радо­ваться и страдать вместе с ними; делить их успехи, горести и неуда­чи; жить с ними — это значит жить их жизнью, запросами, надежда­ми и нуждами.

Наше свидетельство о Христе, и наша диакония и служение во имя Христа — это наше и их дело, это общее дело всех и каждого из нас, верующих чад нашей Святой Православной Церкви. И только если в процессе современного возрождения и восстановления цер­ковной жизни в нашей Церкви будут участвовать все указанные выше элементы здорового роста церковного организма (как это было в Древней Церкви), тогда только наша Церковь сможет успешно вы­полнить свое основное призвание — быть свидетельницей Благой Вести Иисуса Христа «даже до края земли» (Деян. 1:8) и верной слу­жительницей всех трудящихся и обремененных в нашей стране, только тогда ее свидетельство и ее служение (диакония) найдут путь к сердцам людей.

И будет наша Церковь, как и Древняя Церковь, снова «в люб­ви у всего народа» (Деян. 2:27), и Господь снова будет «ежедневно прилагать спасаемых к Церкви» (Деян. 2:47).

При этом денно и нощно должны звучать в наших сердцах и нашей памяти как предупреждение слова Христа, сказанные Им рас­ слабленному: «Вот, ты выздоровел, не греши больше, чтобы не слу­чилось с тобой чего хуже» (Ин. 5:14).