Н. А. Корж

Богословская проблематика в «Дневниках» протопресвитера Александра Шмемана

«Дневники» протопресвитера Александра Шмемана — выдающегося пастыря и богослова XX века — вышли в 2005 году. Характеризуя их, его сын Cергей Александрович писал в предисловии: «Дневник отца Александра — нечто большее, чем простая регистрация событий последних десяти лет его жизни. Он отражает всю его жизнь (кадетский корпус в Версале, французский лицей в Париже, Свято-Сергиевский богословский институт, переезд в Америку, Свято-Владимирская семинария в Крествуде, церковная деятельность…), его интересы (при огромной занятости он поразительно много и широко читал, выписывая в дневник целые абзацы из особенно заитересовавших его книг), “несет” его мысли, сомнения, разочарования, радости, надежды»¹. Таким образом, в «Дневниках» нашла свое отображение многогранная жизнь и обширная деятельность священника, проповедника и богослова, который на определенном жизненном этапе почувствовал внутреннюю необходимость в духовном и интеллектуальном самоприкосновении (touch base — «соприкоснуться с самим собой» (англ.), как писал сам отец Александр), в выражении своих мыслей и впечатлений по поводу всего того, что его волновало и вдохновляло; при этом выбранный им для такого самовыражения жанр позволил ему быть искренним и совершенно свободным от какой-либо тенденциозности или ангажированности.

Представляется очевидным, что «Дневники» протопресвитера Александра Шмемана значительно шире по своему содержанию, чем просто фактологический материал. «Дневник отца Александра поражает широтой своего охвата. Им увлечется и ценитель литературы, и человек, интересующийся политикой, отметив тонкость суждений на самые разные темы. Но прежде всего поражает глубина религиозного осмысления жизни. Все повседневные, частные явления, все многочисленные впечатления и оценки возведены к главному, к тому высшему смыслу, который вложен в замысел Божий о творении. И над всеми противоборствами и огорчениями, над критикой и обличениями основная тональность дневника — радость о Господе и благодарность Ему» — пишет Сергей Шмеман².

Для автора этой статьи наибольший интерес представляет обращение отца Александра в своих дневниках к богословской проблематике. Cами «Дневники», не являясь богословским трудом, содержат глубокий и обширный материал в этой области. Богословскую проблематику, cодержащуюся в них, можно воспринимать как своеобразное двуединство. Первая составляющая которого — это совокупность проблем внутри самой сферы богословия и проблем церковной жизни в их богословском осмыслении. Вторая составляющая — это темы, связанные с богословской рефлексией на вызовы мира и цивилизации, c необходимостью христианского понимания различных аспектов жизни общества. Рассуждая на эти темы, протопресвитер Александр Шмеман высказывает глубокие богословские мысли, выражает искреннюю заинтересованность, а часто и обеспокоенность предметом своих рассуждений. Рассмотрим наиболее важные и характерные аспекты вышеозначенной проблематики.

Прежде всего необходимо указать на одну из стержневых тем богословия отца Александра — идею отнесенности, эсхатологическую составляющую Церкви; наиболее яркой иллюстрацией этой идеи может служить следующий фрагмент дневников: «… моей идеей, моим “вопросом”, я думаю, нужно признать идею отнесенности. Отнесенности всего к Царству Божьему как откровению и содержанию христианства. Новая жизнь начинается с этой отнесенности и в ней исполняется. Грех христиан — это ограниченность кругозора, это нарушение, пресечение отнесенности, пресечение ее идолами и идолопоклонством… Церковь есть “отнесенность”; только для того, чтобы мы знали, к чему все отнесено, что являет истину обо всем, чем мы по-настоящему живем, она и существует. И как только она становится одной из составных частей мира, <…> как только перестает “относить”, и это значит — являть, этим явлением судить, обращать и претворять, она сама становится идолом. C этого начинается и к этому должно приводить любое “учение о Церкви”»³.

Данный фрагмент актуализирует идею эсхатологической отнесенности в качестве одной из богословских предпосылок к рассмотрению различных внешних сторон жизни Церкви, что весьма важно, поскольку в контексте идеи отнесенности жизнь Церкви во всех ее проявлениях должна восприниматься не как самоцель, а как средство к духовному усовершенствованию; в этом смысле вся христианская жизнь должна быть эсхатологическим чаянием, ожиданием и предвосхищением благодатной встречи со Христом в Его Царстве.

Другая важнейшая богословская идея, присутствующая в материале дневников и служащая духовно-нравственным контекстом для воззрений в сфере богословской проблематики, — идея христоцентричности церковной жизни. В качестве примера, вводящего в актуализацию данной идеи, можно привести следующую мысль отца Александра Шмемана: «… для чего нужна Церковь? Вот вопрос, который Церковь должна ставить перед собой всегда, все время — перед началом каждой акции. Церковь — это отнесенность и отнесение всего — ко Христу»⁴. В данном отрывке рельефно проявляется идея отнесенности, но уже христоцентрической, которая свидетельствует о необходимости соизмерения всех аспектов церковной жизни с Личностью Самого Христа. Протопресвитер Александр Шмеман неоднократно говорил о том, что проблемы в Церкви начинаются тогда, когда в сознании верующих Христос уходит из средоточия жизни Церкви, перестает быть измерением всех ее сторон.

Христологическая тема в дневниках теснейшим образом связана с темой экклезиологии. Как уже было сказано, по мнению протопресвитера Александра Шмемана отнесенность всего в Церкви ко Христу — важнейшее условие ее экклезиологического бытия. В то же время «…ее призвание космично и эсхатологично. Она меняет мир своей от него свободой, своим свидетельством о Христе… Без Церкви мир был бы до конца идолом… Она “священник” и мир — ее “приход”»⁵. Церковь — евхаристическое собрание верующих в любви Христовой: Евхаристия есть важнейшее таинство Церкви — «Церкви как общины (синаксис), Церкви как любви (милосердие, агапи), Церкви как знания (Слово Божье), Церкви как “исполнения” всего во Христе»⁶.

Таким образом, раскрывая эсхатологический и евхаристологический аспекты жизни Церкви, указывая на ее христоцентричность, автор свидетельствует о том, что полноценность христианской жизни возможна лишь тогда, когда вышеуказанные экклезиологические основы служат ее неизменной духовной ориентацией; вытеснение какой-либо из этих основ из христианского сознания ведет к духовной аберрации, потому что сами внешние стороны церковной жизни и деятельности становятся самодостаточными, а по мысли Шмемана, приобретают вид психологических идолов: «Церковь есть отнесенность <…> как только она становится одной из составных частей мира (Церковь, государство, культура, этика et tutti quanti), как только перестает “относить”, и это значит — являть, этим явлением судить, обращать и претворять, она сама становится идолом»⁷. В данном случае идея отнесенности служит итогом актуализации основных идей, сквозь призму которых протопресвитер А. Шмеман рассматривает церковную жизнь и в свете которых строит свои рассуждения.

Cледующий фрагмент дневников может служить введением в богословское осмысление сферы христианской аскетики: «Что христианство — “аскетично” или “мистично”? <…> Все это очень сложно, ибо, с одной стороны, мистицизм требует очищения и проверки (аскетизм), а аскет “аскетствует” для Бога, чтобы прорваться к Нему сквозь плоть. И все же тут возможны, очевидны два различных ударения… Где-то аскетизм перестает быть христианским (именно люди этого направления не “чувствуют” Таинств, Церкви, их тянет на ригоризм). Где-то, конечно, и мистицизм — двусмыслен, становится именно “чувственным”. Но из христианства все же не выкинуть “чувств” (в смысле “пяти чувств”), как не выкинуть из него аскетизма, то есть, попросту говоря, борьбы с собой»⁸. В данном случае аскетизм определяется как борьба с собственным греховным началом, со страстями в себе; при этом христианская аскетика не предполагает уклонения в ригоризм, как в свою крайностную мироотрицающую форму, несовместимую с христианской радостью о Христе. В то же время аскетическое делание является в христианстве гарантом от уклонения в спиритуалистический псевдо-мистицизм или чувственность, о которых говорит протопресвитер А. Шмеман. Мистический и аскетический аспекты Церкви должны сосуществовать в гармонии и взаимодополнять друг друга в процессе христианской жизни.

В свою очередь, аскетика будет ложной, если она сопряжена с мироотрицанием, с хулой на творение и подозрительным отношением к жизни. И наоборот, признаками аскетики истинной являются смирение, светлый духовный настрой и радостный «христианский космизм», о котором протопресвитер Александр неоднократно говорил в своих богословских работах, имея в виду положительно-радостное отношение христианина к миру как к Божьему творению, вызванному из «ничего» к бытию по преизбытку любви: «Аскетика может быть “блажением в себя”, а не в Бога. И тут те же признаки: аскетика светлая — радостная, простая и доверчивая. Аскетика ложная обязательно “живет” гнушением плотью, миром, жизнью, питается “презрением”, причастна дьявольской хуле на творение»⁹.

К самой сфере богословия протопресвитер А. Шмеман часто подходил критически. Приведем в качестве примера фрагмент одной из его статей, отражающий проблемный акцент: «Богословие перестало быть живым сознанием и сознательностью Церкви, ее осмыслением себя и своих проблем. <…> Богословие, отчужденное от Церкви, и Церковь, отчужденная от богословия, — вот первый аспект сегодняшнего кризиса»¹⁰. Причинами такой критичности (это видно из контекста его книг и публикаций) являются, с одной стороны, наблюдающийся в богословской среде крен в наукоцентричность, связанный с оторванностью от живого духовного опыта Церкви и ее реальной жизни; с другой стороны — само содержание некоторых сторон богословской науки, унаследованных от схоластического уклона в преподавательской практике духовных школ. В этом отношении весьма характерна эта же мысль высказанная митрополитом Иларионом (Алфеевым): «Духовная школа была оторвана от реальности; оставаясь замкнутым мирком, живущим по своим законам, она не давала учащимся той жизненной школы, которая была им необходима для будущего пастырского служения. Преподавание строилось на схоластических образцах, унаследованных от “латинообразных” духовных семинарий петровской эпохи; преодоление схоластического наследия происходило крайне медленно»¹¹. Таким образом, стремление к научности в ущерб живой связи с реальным духовным опытом и таинственной жизнью Церкви, наследие схоластики — вот те проблемы богословия, к которым обращался в том числе и в своих «Дневниках» протопресвитер А. Шмеман, свидетельством чего служит их следующий фрагмент.

«Богословие есть описание религиозного опыта. Но, во-первых, опыта Церкви, во вторых — опыта полученного, трансцендентного Откровения, а не имманентного “переживания”. Ошибка “научного” или “схоластического” богословия: отождествление самого Откровения с “идеей” и “доктриной”, тогда как по отношению к ним Откровение всегда остается трансцендентным. Ошибка религиозной мысли: в нечувствии Истины как единственного “объекта” и Истины Откровения как объекта «sui generis» (своеобразного, особого рода — лат.). Богословие слишком легко само себя выдает за Истину, не видит своей “символичности”. Религиозная мысль бродит кругом и около Истины, брожение это и искание выдавая за “суть” религиозного опыта»¹². Богословие есть религиозный опыт, полученный через Откровение, а не просто интеллектуально-психологическая рефлексия, некое переживание, имманентное человеческому сознанию. «В известном смысле всякое богословие мистично, поскольку оно являет Божественную тайну, данную Откровением»¹³. Церковное Предание и святоотеческое наследие свидетельствуют о богословии как об опыте Откровения, даруемого Богом; богословие теряет свой смысл и значимость, если оно становится исключительно научным, если его уделом являются только рационально-интеллектуальные рассуждения и оперирование терминологией вне духовного опыта и реальной жизни Церкви, имеющей своими главными целями спасение во Христе и обожение.

Рассуждения о причине крена богословия в чистую «научность» содержит следующий фрагмент дневников: «Но тут возникает еще предварительный вопрос: о сущности прежде всего самого богословия. В том то и все дело, мне кажется, что на Западе богословие с самого своего возникновения как «науки» (то есть с появления схоластики) поставило себя в зависимость от “мира сего” — от его категорий, слов, понятий, “философии” в широком смысле этого слова»¹⁴. Здесь схоластический уклон объясняется влиянием секуляризационных процессов на Церковь, имевших место в истории: в западных духовных учебных заведениях, а через их влияние и в российских для выражения богоооткровенной Истины пользовались понятийным аппаратом светской науки, что не вполне корректно по отношению к духовному опыту Церкви.

В то же время протопресвитер Александр Шмеман высказывает и положительные воззрения на сферу богословия, примером чего служит следующая мысль: «Я так остро чувствую, что богословие — это передача в словах — не других слов, идей, верований, а того опыта, которым живет Церковь, живет сейчас, являет сейчас, приобщает себе сейчас»¹⁵. Богословие не должно быть самодовлеюще-научным и исключительно интеллектуальным, обособленным от реального духовного опыта Церкви. Его назначение — обретать, и являть опыт, передавать каждому члену Церкви духовную реальность, даруемую Откровением. Именно в таком ключе богословие становится духовно полноценным и приобщает к истинной жизни во Христе. Таков краткий итог воззрений протопресвитера А. Шмемана на природу богословия и его значение в жизни Церкви.

Протопресвитер Александр Шмеман анализирует также различные стороны церковной жизни и существующие в ней проблемы. «Но если вера наша — космична, исторична и эсхатологична, то таковой должна быть и наша “духовность”. Соединяет же эти три в одно Христос, ибо “отнесенность” и есть “узнавание” в каждом из этих даров Христа, “модуса” Его явления нам и пребывания с нами»¹⁶. По мнению отца Александра, проблемы в церковной жизни начинаются тогда, когда в церковности и благочестии Личность Христа «выносится за скобки» и перестает их глубинно определять, когда церковная жизнь соскальзывает в «бытовое христианство». При этом грех воспринимается не как измена Христу, а как психологическая категория; пастырство может превратиться в «младостарчество» или «консультирование», благочестие становится исключительно внешним. Снятие (а не «решение») проблем лежит в области реального соприкосновения с истиной Христовой, которая есть ответ на все духовные устремления человека; она же и должна определять благочестие и душепопечение и вводить их в эсхатологическое измерение.

Следует также указать на понимание автором «Дневников» проблем, связанных с богослужением: «Мой “богословский” вопрос: почему видение, опыт, передаваемые, раскрываемые в богослужении Церкви <…> не определяют собой ни богословия, ни благочестия?»¹⁷. Содержание богослужения есть выражение духовного опыта Церкви и совокупность догматических идей; живая связь между богослужением, с одной стороны, и богословием и благочестием, с другой, — залог их истинности и органичности, нарушение такой связи в церковном сознании — проблема, требующая своего разрешения.

Как было сказано ранее, в своих «Дневниках» протопресвитер А. Шмеман обращался к христианскому осмыслению цивилизационных вызовов и социальных явлений. Здесь главным мотивом его рассуждений является идея секуляризации. В качестве иллюстрации — следующий фрагмент: «Но настоящая, “демоническая” тайна нашей цивилизации не в искании смысла, а в том, почему она так страстно хочет смысла без Бога. <…> Она и есть “змей-искуситель”. Она открывает человеку его возможности (неограниченные!) и скрывает от него тем самым его онтологическую ограниченность, она говорит ему: “будете как боги”. Удивительно: каждый подлинный “творец” — скромен, а созданная этими творцами цивилизация — горда»¹⁸. В этих размышлениях отец Александр актуализирует важный аспект христианского мировосприятия, неоднократно раскрывавшийся им как в «Дневниках», так и в других книгах, статьях и радиовыступлениях. Его воззрения в этом контексте базируются на христианских позициях в их космологическом аспекте: мир, созданный Богом, прекрасен и дан человеку для возделывания и усовершенствования, творение целокупно призвано к обожению. Однако грех отдаляет человека от Бога, и цивилизация становится инструментом этого отдаления.

Современная цивилизация предполагает созидание и творчество без Бога, без Его помощи, промысла и благодати, а становясь таковой, она теряет свой бытийный смысл, порождает ложные ценности и заводит человечество в цивилизационный тупик.

Характерны высказывания автора «Дневников», связанные с христологическим и эсхатологическим измерением различных аспектов человеческого социума: «Христос не для политической свободы, не для культуры, не для творчества. Он трансцендентен по отношению к ним, но, так сказать, изнутри и потому их самих делает путем к трансцендентному»¹⁹; «Вся культура и все в культуре — в конце концов — о Царстве Божием. <…> Только “секулярист” выпадает из культуры, и с секуляризма начинается ее распад»²⁰. По мнению протопресвитера А. Шмемана, все сферы человеческой жизни должны быть включены в христианскую перспективу, Личность Христа есть мера и ориентир для самих этих сфер с целью их преображения и наделения бытийной полноценностью. В этом смысле человеческая деятельность, выведенная из системы духовно-нравственных координат и эсхатологической перспективы, теряет свое главное предназначение, а в секулярной самодостаточной культуре происходит деградация, в то время как культура, одухотворенная христианством, рождает прекрасные образцы во всех ее направлениях (музыка Баха, религиозная живопись, духовная поэзия, храмовая архитектура и т. д.).

Затронутая в данной статье богословская проблематика, содержащаяся в «Дневниках» протопресвитера А. Шмемана, равно как и его богословское наследие в целом, требуют дальнейшего глубокого и всестороннего рассмотрения. Однако несомннено, что размышления и богословские выводы отца Александра весьма важны и актуальны как для самой сферы богословия и церковной жизни на путях их развития, так и для христианского свидетельства в мире, поскольку в них свою оценку получают цивилизационные вызовы и проблемы современной жизни.

Примечания