Д-р Дагмара Хеллер

Сакраментология в герменевтической перспективе

Введение

Тема моего доклада — «Сакраментология в герменевтической перспективе» — является сложной и касается нескольких фундаментальных вопросов. Герменевтика обычно определяется как «искусство понимания» или «теория интерпретации»¹. В применении к таинствам она порождает два подхода, тесно связанные друг с другом. Первый подход касается понимания самого понятия «таинство»: что мы имеем в виду, когда употребляем слово «таинство? Мы увидим, что в разные времена и в разных традициях на это счет существовали разные мнения. С другой стороны, существовало и некоторое общее понимание, так как этот термин использовался практически во всех христианских традициях и относился к одним и тем же обрядовым действиям. Поэтому мы должны также обратиться к самим таинствам как обрядам и задаться вопросом: как мы понимаем эти обряды? О чем они говорят нам? И здесь тоже мы обнаружим разное понимание того, что происходит при совершении таинств, но в то же время увидим общую почву у разных христианских традиций.

1. Понимание термина «таинство»

Различие понимания на Востоке и на Западе

Для того чтобы ответить на вопрос о значении какого-либо термина, мы обычно пытаемся выяснить его происхождение. В данном случае мы оказываемся в довольно интересной ситуации. Я обращаюсь к вам по-английски, и если я задаюсь вопросом: «Каково происхождение слова «таинство»?», — мой ответ будет отличаться от того, который дали бы вы, русские, задав этот вопрос по-русски.

Постараюсь объяснить это. Английское слово sacrament происходит от латинского sacramentum. Латинское же слово sacramentum пришло из светской сферы и первоначально означало просто клятву или присягу. Оно употреблялось прежде всего в военной сфере в выражении «присяга на верность»², которую приносил солдат в отношении своего военачальника. Кроме того, оно употреблялось и в религиозной сфере и означало определенную сумму денег, которую в римском обществе две стороны, находящиеся в состоянии судебной тяжбы друг с другом, должны были отдать в храм, а проигравшая сторона должна была затем выплатить эту сумму божеству³. Это сильно отличается от значения русского слова «таинство», которое употребляете вы. «Таинство» — это перевод греческого слова mysterion, которое, в свою очередь, пришло из религиозной сферы и в античной Греции обозначало мистериальные культы. Одна из наиболее

важных особенностей этих культов заключалась в том, что они не были доступны для широкой публики, но лишь для тех, кто был в них посвящен. Мистериаль-ные культы обещали исцеление (soteria) тем, кто исполнял соответствующие ритуалы. Лишь позднее это слово стало употребляться в светском значении, обозначая какую-либо (частную) тайну. Уже эти замечания указывают на различие в понимании таинств в христианских традициях Востока и Запада. Рассмотрим это подробнее.

Sacramentum и mysterium в Библии

Теперь нам надо задаться вопросом: как возникло это различие в понимании? Для того чтобы прояснить значение употребляемых нами доктринальных терминов, обычно мы обращаемся к нашим основополагающим текстам. Значит, нам надо обратиться к Библии и к Отцам Церкви. И, во-первых, мы обнаружим, что в Библии ни термин mysterion, ни термин sacrament не употребляются для обозначения тех обрядовых действий, которые мы сегодня называем таинствами: Евхаристии, Крещения, Исповеди, Рукоположения, Брака, Миропомазания и проч. Во-вторых же, мы увидим, что слово mysterion — но не слово sacramentum — употребляется в Библии для обозначения других феноменов. Или, если быть более точной, мы находим слово mysterion в греческом Новом Завете, а также в греческом переводе Ветхого Завета⁴, но в латинском переводе, ставшем основным текстом Западной Церкви, это слово передается словом mysterium, которое является ланитизированной формой греческого слова. Можно предположить, что это произошло в силу ощущения, что латинское sacramentum имеет несколько иное значение по сравнению с греческим mysterion.

Это становится еще более ясным, когда мы обращаемся к значению термина mysterion в Библии. В четырех Евангелиях термин употребляется только однажды: в Мк. 4:11 и параллельных местах Мф. 13:11 и Лк. 8:10, когда ученики спрашивают Иисуса о смысле притчи о сеятеле. И Иисус отвечает: «Вам дано знать тайны (mysteria) Царствия Божия, а тем внешним все бывает в притчах». Mysterion здесь означает нечто, что открыто не каждому, но лишь тем, кому это дано.

Более насыщенное значение этого слова появляется в Посланиях Павла. Так, он говорит о «mysterion Бога» (1 Кор. 2:1 или также 1 Кор. 2:7). А из Кол. 2:2 видно, что Сам Христос есть «mysterion»⁵. В том же Послании Павел объясняет, что эта тайна более не является сокрытой, но открылась через жизнь и смерть Иисуса Христа (Кол. 1:25 сл.). Смысл таков: mysterion — это то, что существовало от вечности, но было сокрыто, а теперь обнаружилось благодаря пришествию Иисуса Христа⁶.

Термин mysterion употребляется еще в нескольких местах Нового Завета, но это не имеет отношения к нашей теме⁷.

Итак:

(1) слово mysterion не употребляется в Библии в связи с тем, что мы ныне понимаем под таинствами;

(2) основное значение слова mysterion в Библии указывает на Самого Христа как на тайну, существовавшую от вечности, открытую и сделавшуюся известной через Его жизнь, смерть и воскресение.

Sacramentum и mysterium у Отцов Церкви

Однако остается вопрос: почему таинства именуются таинствами? И почему по-английски они не называются mysteries? Мы можем найти ответ, обратившись к истории христианства, то есть к употреблению этих терминов у ранних Отцов Церкви.

В раннехристианскую эпоху термин mysterion употреблялся очень редко. У Игнатия Антиохийско-

го⁸, например, этот термин употребляется в том же смысле, что и у апостола Павла. В Послании Магне-зийцам (Mg. 9.1) Игнатий использует слово mysteria, говоря о смерти и воскресении Христа. А в Послании Траллийцам (Tr. 2.3) диаконы названы «служителями таинств Иисуса Христа»⁹. Иустин Мученик¹⁰ (Apol. I, 66) и Тертуллиан¹¹ (Praescr Haer 40 Bapt 2) являются первыми богословами, которые сравнивают языческие мистериальные культы с христианскими таин-ствами¹². Языческие мистериальные культы рассматривались как подражание христианским таинствам. Из этого следует, что между ними было некое подобие. Как в ритуалах мистериальных культов воспроизводились деяния их богов, так же и символические обряды христианских таинств являются культовым повторением и воспроизведением спасительного деяния Христа. Исходя из такого понимания, Киприан¹³ называет евхаристию «таинством Господних страданий и нашего искупления» (dominicae passionis et nostrae redemptionis sacramentum (=mysterion) (ep 63.14)¹⁴. Евхаристическая жертва есть повторение акта самопожертвования Иисуса Христа в символическом обряде христианского культа. Таким образом греческое слово mysterion стало термином, обозначающим церковные действия, особенно евхаристию, а также крещение.

Следующим важным шагом было использование для перевода греческого mysterion латинского слова sacramentum как термина, обозначающего Евхаристию, Крещение и др. Кажется, Тертуллиан был первым, кто употребил термин sacramentum в связи с крещением¹⁵. Ясно, что он выбрал это слово в силу его светского значения «присяги». Он видел параллель между присягой солдата своему императору, который почитался как бог, как kyrios (господь, господин), и крещением как вступлением в ряды militia Christi (воинства Христова)¹⁶. В древних мистери-альных культах также часто присутствовало нечто подобное присяге. В этом смысле sacramentum понимался как акт посвящения. Интересно, что Иоанн Златоуст в слове к новокрещеным (в первой огласительной гомилии) говорит о крещении: «…мы можем назвать его не только браком, но и чудесным и весьма необычным зачислением в воинство»¹⁷.

Мы точно не знаем, почему эти Отцы избрали слово sacramentum, а не слово mysterium. Некоторые ученые¹⁸ полагают, что одной из причин было то, что термины mysterion и mysterium были слишком тесно связаны с языческими мистериальными культами, а употребление слова sacramentum показывало, что таинства — это совсем не то же самое, что эти культы.

Однако вполне ясно, что выбор латинского sacramentum вместо mysterion был началом некоего поворота, определившего будущее развитие понимания таинств. Такой перевод сообщил пониманию таинства дополнительный элемент, а именно — юридический аспект. Sacramentum — это не только тайна, которая открыта Самим Богом и в которую верующие должны быть введены. Это акт правового характера, посредством которого устанавливаются или даже закрепляются, фиксируются отношения между Богом и человеком — как в случае Крещения (Евхаристию также можно понять в подобном ключе).

Итак, мы можем утверждать следующее. Уже в ранней Церкви возникли два несколько отличных друг от друга понимания термина «таинство». Mysterion — термин, тесно связанный с неоплатонической философией, то есть с представлением, что видимые вещи суть образы или проявления невидимой реальности. С этой точки зрения, в «таинстве» присутствует божественная реальность. Термин sacramentum также понимался в неоплатоническом ключе, но он нес в себе дополнительный правовой аспект.

2. Понимание таинств

Специфическая трудность в понимании таинств

До сих пор мы старались понять смысл термина «таинство». Это довольно легкая задача: нужно выяснить, что это слово хочет нам сказать. Теперь мы стоим перед следующим вопросом: что такое таинства? Понять смысл термина «таинство» и понять само таинство или таинства — это разные вещи, хотя и тесно связанные друг с другом. Итак, вопрос: что таинства хотят нам сообщить или передать? А также: можем ли мы понять, что они хотят сказать?

Но прежде чем заняться этим вопросом, мы должны прояснить другой момент. А именно — задаться иным вопросом: что значит «понимать»? В герменевтических теориях существует два главных направления. (А) Понимание имеет место тогда, когда слушатель понимает именно то, что говорящий или автор текста хотел сказать. (Б) Понимание есть творческий акт. У текста — своя жизнь, и разными читателями он может быть понят по-разному, потому что они обращают внимание на разные аспекты, которые в тексте присутствуют, но не обязательно осознаются самим автором.

В случае с таинствами мы сознаем, что не можем просто применить эти теории. Таинства — это не просто текст. С другой стороны, то, что происходит в таинствах, — это некий род коммуникации, общения между верующим и Богом. Бог хочет сообщить нечто верующему, а верующий отвечает на Божий зов участием в таинствах.

Кто-то может спросить: почему же это общение не происходит посредством «нормального разговора», на человеческом языке? Ответ на этот вопрос, возможно, уже нечто прояснит. Таинство — это не разговор человека с другими людьми, а разговор Бога и людей. Поэтому человеческий язык здесь неуместен. Проблема же состоит в том, что человеческая сторона обладает лишь человеческим языком, а также пониманием, соответствующим этому человеческому языку и его категориям. В этом заключается специфическая трудность герменевтического подхода к таинствам.

Различные теории понимания таинств в Средние века

Первым из Отцов Церкви, кто разрабатывал то, что можно назвать теорией таинств, был Августин¹⁹. Он обращает внимание на то, что у таинства два аспекта: видимый знак, который указывает на невидимую и вечную реальность (Signa, quae cum ad res divinas pertinent, Sacramenta appellantur). Важным здесь является то, что Августин проводит значимое различение между res и signa: res — это вещи, которые не используются для определения чего-либо иного, тогда как signa указывают на то, чем они сами не являются. Для Августина таинства суть «знаки, указывающие на божественные вещи»²⁰. Он также различает verbum and elementum, делая слово связью между элементом как видимым знаком и как невидимой реальностью.

На основе этой теории развивалось понимание таинств в западном богословии. Это развитие привело западных богословов к вопросу о том, каким образом Иисус Христос реально присутствует в таинствах. В Средние века происходили дискуссии и диспуты о том, как можно это понять. Сформировались два подхода: спиритуализм и сакраментальный реализм. Представление о символическом устроении реальности исчезло, уступив место более чувственному, сенсуалистическому пониманию мира. Такие богословы, как Ратрамн²¹, последовательно разделяли знак и реальность, на которою этот знак указывает. Своего пика эти споры достигли в дискуссии о Евха-

ристии в XI веке, когда Западная Церковь решила, что во время Святого Причащения Тело Христово вкушается и «измельчается зубами верующих».

Новая перспектива в этой дискуссии открылась на Западе с утверждением аристотелевской философии. Так называемое схоластическое богословие воспринимает аристотелевские категории, которые предполагают прежде всего вопрос о причине (causa) того или иного факта. Это значит, что важнейшей составляющей таинства является не знак, а слово. Это так, потому что слово (как форма) есть причина знака (как материи), так же как форма всегда есть причина материи. Наиболее важным богословом здесь является Фома Аквинский²². Теперь таинства понимаются не как то, что обеспечивает присутствие невидимой реальности, а как инструменты, посредством которых Бог сообщает благодать.

Теория Фомы Аквинского стала основанием для утверждения седмеричного числа таинств.

Понимание «таинства» в период Реформации

В XVI веке Мартин Лютер в своем споре с Римом разработал новый взгляд на таинства. Он стремился вернуться к Библии и обнаружил, что по существу только Иисус Христос может с полным правом быть назван «таинством» («Unum solum habent sacrae literae sacramentum, quod es ipse Christus Dominus»). Это согласуется с тем, что мы видели, когда рассматривали библейское употребление слова mysterion. И тем не менее в своем учении о таинствах Лютер употреблял термин «таинство» не только в отношении Иисуса Христа. Для Лютера определение того, что есть таинство, опирается на волю Иисуса Христа, а потому понятие таинства является вы-раженно христологическим. Таинство — это слово обетования Божия, сопровождающееся видимым знаком и установленное повелением Божиим.

Сакраментология в герменевтической перспективе

Поэтому документы Реформации, прежде всего Аугсбургское исповедание, начинают не с определения слова «таинство», а с описания Крещения и Евхаристии, и только потом, отталкиваясь от этих главных ритуальных действий, выводят понятие таинства. Так, в Аугсбургском исповедании говорится, что таинства учреждены «не только для того, чтобы служить отличительными признаками (знаками) веры среди людей, но, скорее — чтобы быть признаками и свидетельствами воли Божьей по отношению к нам, учрежденными для пробуждения и утверждения веры в тех, кто употребляет их» (non modo out sint notae professionis inter hominess, sed magis ut sint signa et testimonia voluntatis Dei erga nos, ad excitandam et confirmandam fidem in his, qui utuntur, proposita. — CA XIII, 1).

Эта формулировка была направлена против Ульриха Цвингли, швейцарского реформатора, который придерживался древнего значения термина sacramentum, понимаемого как знак исповедания и обещания верности со стороны индивидуума или общины. Он не рассматривал таинства как инструменты благодати. В учении Лютера подчеркивается, что таинства имеют характер дара, в котором Бог дает нам то, с чем связано совершение обряда.

Важно отметить следующее. В отличие от схоластов, реформаторы считали, что таинства требуют веры и совершаются правильно только тогда, когда принимаются с верой. Схоластическое учение настаивало на том, что таинства действенны ex opere operato, то есть, что таинство действенно в любом случае, вне зависимости от того, верует или нет принимающий таинство, а также совершающий таинство священник. Согласно богословию Реформации, для таинства конститутивными являются mandatum Dei (учреждение Богом) и promissio gratiae (обетование благодати) (Меланхтон). Соответственно, только три обряда называются таинствами: Крещение, Евхаристия и прощение грехов (Исповедь)²³.

Дальнейшее развитие понимания таинств на Востоке

На Востоке учение о таинствах развивалось не столь решительно и было связано с переговорами о заключении унии между Римом и Константинополем в XVI веке. Это привело к утверждению влияния схоластического богословия, что стало очевидным, когда Петр Могила защищал православную веру против Кирилла Лукариса, подверженного влиянию теологии Реформации. Это означало, что различные таинства истолковывались в соответствии с неоплатоническим пониманием термина mysterion, но описывались они в схоластических категориях. Было принято и учение о семи таинствах, хотя к этому числу относились достаточно гибко. Только православные богословы XX века постарались уйти от схоластики и вернуться к Отцам.

Понимание таинств в радикальном направлении Реформации

Для полноты картины следует указать также и на точку зрения, характерную для так называемой радикальной реформации, например анабаптистов. В этих общинах не употребляли термин «таинство», хотя и совершали Крещение и Евхаристию, а также другие обряды, которые в других традициях называются таинствами. Но Крещение и Евхаристия именовались Божиими повелениями (ordinances) и понимались как акты или ритуалы, выражающие личную приверженность Богу.

Выводы

Рассматривая различные теории понимания таинств, мы видим, что эти различия сохраняются со времен ранней Церкви до сего дня. Восток придерживался неоплатонического понимания, согласно которому таинство есть божественная тайна, смысл которой открыт Самим Богом посредством приведения человека в тесное общение с Собой. Запад же привнес юридический элемент и позднее старался категоризировать и объяснить таинство с помощью теории знака, делая акцент на видимой части таинства и мира. После XVI века аспект личной приверженности или присяги, уже содержавшийся в латинском слове sacramentum, был развит и доведен до крайности радикальной реформацией. Иными словами, уже существовавшее в древней Церкви и в Средние века напряжение между сигнификативно-спиритуалистическим пониманием таинств и их действенно-реалистическим пониманием усилилось в Новое время, вплоть до того, что теперь можно выделить третье понимание, которое может быть названо соотносительным пониманием (relational understanding).

3. Герменевтические размышления об общем понимании таинств

Мы очень кратко описали развитие понимания таинств и соответствующие теории. Следовало бы уделить этому больше внимания, чего не позволяют сделать рамки настоящей работы. Я лишь коснусь нескольких пунктов, имеющих отношение к общему пониманию таинств в разных Церквах.

«Таинство» как категория

Краткое рассмотрение различных пониманий таинства показывает, что говорить о «таинствах» значит попытаться подвести под одну категорию церковные действия, совершать которые заповедал Сам Иисус Христос посредством библейского свидетельства. Другими словами, изначально категории «таинство» не

было, но имели место совершение Евхаристии и совершение Крещения, равно как и иные действия, которые совершали христиане, как то: брак, рукоположение, исповедь и проч. Лишь постепенно развивалась соответствующая терминология, которая позволила все эти действия объединить одним термином «таинство». И, как мы видели, разные христианские Церкви не достигают согласия в вопросе о том, какие из этих действий считать таинствами. В зависимости от того, как термин «таинство» определяется, одни считают что таинств 7, другие — что 2 или 3, но есть и такие, у которых вообще нет таинств.

Поэтому мы можем сказать: понимание таинств означает попытку человека постичь с помощью доступных ему средств, что Бог хочет сообщить посредством таинства. Моя осторожная формулировка указывает на элемент неуверенности в том, можем ли мы действительно вполне понять, что есть таинство. Другими словами, тайна Бога не может быть объяснена и понята исходя из контекста этого мира. Природа тайны состоит в том, что даже если она раскрывается, она все равно остается тайной. И в случае с тайной Бога она превышает то, что может быть объяснено в контексте этого мира. Это также значит, что она выше необходимого в контексте этого мира и человеческого существования. А потому мы можем сказать словами протестантского ученого Эберхарда Юнгеля (Eberhard Jiingel): «Таинство — больше чем необходимость»²⁴.

В этом смысле природа таинств состоит в том, что они являют и сообщают божественность Бога таким образом, что верующий принимает участие в человечестве Бога и переживает то, что Бог в Своей божественности являет человечным²⁵.

Два элемента таинства

Как мы видели, понимание таинств имело разное развитие на Востоке и на Западе. Но существует и некоторое согласие — в том, что таинство состоит из двух элементов: видимый знак и слово Иисуса Христа. Однако существует ли также общая почва для понимания того, что происходит, когда таинство совершается?

Иначе говоря, мы можем сказать: в таинствах Бог сообщает Самого Себя и Свое обетование верующему посредством видимого знака или жеста, посредством хлеба и вина, посредством воды, посредством возложения рук, посредством мира и проч. В некоторых случаях знаки являются элементами, в других — жестами. Ясно также, что эти знаки — элементы или жесты — имеют смысл, но этот смысл они имеют не сами по себе. Они воспринимают свой смысл посредством слов, посредством объяснения или означающего слова. С герменевтической точки зрения, это означает, что существует элемент человеческого языка, который принадлежит литургическому действию, соответствующему каждому таинству. В случае Евхаристии это слова установления, в случае крещения — слова Мф. 28, когда Иисус повелевает совершать крещение²⁶.

И потому встает вопрос: почему же мы нуждаемся в знаке? Не достаточно ли просто слов? Ответ таков: как знаки, так и слова — это язык, и те и другие нечто говорят нам, но говорят они разным частям человеческого существа. Слова предназначены для восприятия слухом и интеллектом, знаки — для восприятия другими чувствами: зрением, осязанием, вкусом, и постигаются они на ином уровне, чем уровень интеллекта: на уровне эмоций.

И в то же время мы видим, что слова и знаки нуждаются друг в друге. Если бы были только знаки — без слов, только эмоции — без умственного

понимания, таинство было бы неясным. Было бы неясно, что хлеб и вино суть тело и кровь Христовы, что вода крещения есть вода исцеляющая, что она очищает нас от грехов и делает нас сынами и дочерьми Божиими. С другой стороны,если бы было только слово, мы бы постигали содержание таинств подобно тому, как мы постигаем математическое выражение 1 + 1=2. Это нечто, что мы можем выучить наизусть и затем, зная, использовать для подсчета предметов. Таким образом мы можем узнать, что хлеб=тело Христово, а вино=кровь Христова, но при этом мы не поймем, какое это имеет отношение к нашей жизни. Только вкушая этот хлеб и принимая как питие это вино, мы входим в общение с Богом, а совсем не потому, что кто-то сказал нам, что этот хлеб есть тело Христово.

Без жеста или знака слово остается умственным знанием или становится своего рода духовным переживанием, которое не имеет отношения к повседневной жизни. С другой стороны, таинства без слова превращаются в пустые ритуалы — обряды, смысл которых неясен или даже сомнителен. И по причине этой неясности они также не имели бы прямой связи с жизнью. Слово проясняет смысл таинства.

Резюме

Таинства представляют собой тайну, в которой Бог являет Себя, оставаясь при этом тайной. Понять таинство можно только в том случае, если мы сохраняем в единстве слово и знак, то есть понимаем таинство не просто как интеллектуальную акцию, но как в то же время и акцию чувства или некоторых чувств, свойственных телесному человеческому существу. Поэтому такое понимание возможно только при условии участия в таинстве.

4. Различие между таинствами и мистериальными культами: понимание через веру

И в конце данной работы я бы хотела сделать еще одно замечание.

Мы видели, что попытки понять смысл термина «таинство» обнаружили разные понимания, разные акценты. Восток сосредоточился на аспекте тайны и невидимой составляющей таинства, Запад — на видимом знаке. Обратившись к таинствам как таковым, мы отметили, что теория понимания в данном случае требует адаптации и что мы не можем просто перенести на таинства способ понимания текстов или человеческого языка. Понимание таинств выводит нас за пределы нашей человеческой способности понимания. Ибо они обращены не только к интеллекту, но также к чувствам и эмоциям. Но мы должны принять во внимание еще один момент: если бы таинства были только сочетанием видимых знаков и слов, было бы неясно, чем они отличаются от мистериальных культов. Важно отметить, что слово, сопровождающее знак, — это слово Иисуса Христа. А отличить слова Иисуса Христа от любых других слов возможно только с помощью веры. Поэтому именно вера является тем, что отличает таинство от мистериального культа. Понять таинства можно только верой. А вера есть дар Божий — дар Святого Духа.

Примечания

¹ См., напр.: Oxford Dictionary of Philosophy. Oxf., 1994 or Cambridge Dictionary of Philosophy. Camb., 1995.

² Ср. Bornkamm G. Mysterion // Kittel G. Theologisches Worterbuch zum Neuen Testament. Vol. 4. P. 809—834.

3 Ср. Hotz R. Sakramente im Wechselspiel zwischen Ost

und West. Giitersloh, 1979. P. 57, also Ebeling G. Dogmatik des christlichen Glaubens. Tibingen, 1982. Vol. 3. P. 302.

⁴ В переводе LXX слово mysterion появляется только в т.н. апокрифах, то есть позднейших текстах эллинистической эпохи. Оно употребляется в светском значении тайны, а также обозначает мистериальные культы или идолопоклонство. Кроме того, оно используется как введение в учение о природе или об источниках мудрости. Только в одном месте Ветхого Завета это слово имеет иное значение — в пассаже из книги пророка Даниила, где пророк объясняет царю Навуходоносору смысл его сна. В данном случае слово mysterion приобретает две новые коннотации: (а) возвещенное во сне царю указывает на нечто в будущем; (б) его значение будет открыто Самим Богом.

⁵ «Дабы утешились сердца их, соединенные в любви для всякого богатства совершенного разумения, для познания тайны Бога и Отца и Христа».

⁶ Еще яснее это выражено в Еф. 1:9 сл.: «Открыв нам тайну Своей воли по Своему благоволению, которое Он прежде положил в Нем, в устроении полноты времен, дабы все небесное и земное соединить под главою Христом».

⁷ Еф. 3:3; 2 Фес. 2:7; 1 Тим. 3:16 и Деян. 1:20. В первом случае речь идет о тайне того, что язычники являются сонаследниками обетований. В других местах этот термин имеет апокалиптическое значение.

⁸ Эти тексты обычно датируют началом II века.

⁹ Bornkamm. Op. cit. P. 831.

¹⁰ Ок. 110—165.

¹¹ Тертуллиан — самый ранний богослов, писавший на латыни. Род. ок. 150 или 155 г.

¹² Bornkamm. Op. cit. P. 832.

¹³ В 246/249 стал епископом Карфагена.

¹⁴ Bornkamm. Op. cit. P. 833.

¹⁵ Hotz. Op. cit. P. 57.

¹⁶ Ср. Tertullian, ad Mart.3; Spect. 24; de cor. 11; Scorp.

4; de Idol. 19.

¹⁷ The First instruction, par. 1, quoted according to St. John Chrysostom, Baptismal Instructions, translated and annotated by Paul W. Harkins, Ancient Writers No. 31, Newman Press New York/Ramsey N.J., without year.

¹⁸ For example Ebeling. Op. cit. P. 303.

¹⁹ 354—430 гг.

82

83

Д-р Дагмар Хеллер

²⁰ Augustine ep.138.

²¹ Монах в Корби, ум. в 868 г.

²² 1225—1274 гг.

²³ Сегодня не всеми лютеранскими богословами исповедь рассматривается как таинство, так как сам Лютер на этот счет не имел четкого мнения.

²⁴ Ср. Jungel E. Das Sakrament — was ist das? // Jungel E., Rahner K. Was ist ein Sakrament? Freiburg

i.Br., 1971. S. 51.

²⁵ Jungel. Op. cit. P. 55.

²⁶ Интересно сравнить хотя бы эти два таинства с точки зрения этих слов: они очень разнятся. В случае Евхаристии слова установления объясняют, что значат хлеб и вино. В случае крещения слова содержат повеление крестить, но не объясняют, что означает вода. Уже здесь мы сталкиваемся с трудностью категоризации того, что мы называем таинством вообще. По этой причине Реформация колебалась называть одним термином разные действия, но рассматривала каждое таинство и его смысл по отдельности. С другой стороны, мы знаем, что в случае Крещения мы имеем объяснение в словах из Послания Павла к Римлянам, глава 6. Но они не употребляются в литургическом действии погружения человека в крещаль-ные воды.