Игумен Арсений (Соколов)

Слово Божие — реальность, созидающая церковную общину

Статья посвящена значению Слова Божия в формирова­нии церковных общин и месту Священного Писания в богослу­жебной, приходской и частной жизни православных христиан.

Ключевые слова: Евангелие, Деяния Апостолов, Церковь, община, история христианской Церкви, Слово Божие, богослу­жение, Литургия, Библия, толкования текстов, церковная об­щина, Священное Писание, приход, библеистика.

Словом Господа сотворены небеса, и духом уст Его — все воинство их.

Пс. 32:6

 

В новозаветной книге Деяний Апостолов, по единодуш­ному свидетельству Предания написанной евангелистом Лу­кой и представляющей собой не что иное, как первую историю христианской Церкви, мы дважды читаем слова, которые мо­гут представлять определенную трудность для понимания. Первый раз — в 6-й главе: «Слово Божие росло, и число уче­ников весьма умножалось в Иерусалиме» (Деян. 6:7); второй раз — в 12-й: «Слово же Божие росло и распространялось» (Деян. 12:24). Нет сомнения, что здесь Лука говорит о росте апостольской Церкви, об увеличении числа уверовавших во Христа и ставших Его последователями. Но почему автор Де­яний, говоря о количественном росте христианских общин, предпочитает описывать его именно этими словами — «Слово Божие росло»? Какая реальность стоит за этим? Каково значе­ние Божественного слова в рождении и формировании церков­ных общин? И какое значение придаем ему мы, православные христиане XXI от Рождества Христова века? На эти вопросы я постараюсь ответить ниже.

Для того чтобы понять, о чем хочет нам сказать автор Дея­ний, следует обратиться к другой составленной им книге—к Еван­гелию от Луки. Внимательный структурный и содержательный анализ этих двух книг говорит нам: Евангелие от Луки и Деяния Апостолов — единое произведение в двух частях. Обе книги так тесно между собой связаны, что, составляя предисловие ко вто­рой, автор напоминает о первой: «Первую книгу написал я, Феофил, о всем, что Иисус делал и чему учил от начала до того дня, в который Он вознесся» (Деян. 1:1-2). С описания вознесения, то есть с того, чем завершается третье Евангелие, начинается и кни­га Деяний. Итак, обратимся к Евангелию от Луки.

В последней главе этого Евангелия содержится простран­ный эпизод, отсутствующий у других евангелистов: явление воскресшего Христа двум путникам, возвращающимся домой из паломничества в Иерусалим (Лк. 24:13-35). Из других Еван­гелий только эпилог Марка (текстологи этого эпилога, Мк. 16:10-20, заставляет предположить знакомство автора эпилога с Евангелием от Луки) кратко, как бы вскользь упоминает о том, что Лука описывает столь подробно: «Явился в ином об­разе двум из них на дороге, когда они шли в селение. И те, возвратившись, возвестили прочим» (Мк. 16:12-13). Матфей и Иоанн вовсе об этом не упоминают. Прочтем этот прекрас­ный рассказ, оставленный нам евангелистом Лукой (Лк. 24:13-35):

В тот же день двое из них шли в селение, отстоящее стадий на шестьдесят от Иерусалима, называемое Эммаус; и разговаривали между собою о всех сих событиях. И когда они разговаривали и рассуждали между собою, и Сам Иисус, при­близившись, пошел с ними. Но глаза их были удержаны, так что они не узнали Его. Он же сказал им: о чем это вы, идя, рассуждаете между собою, и отчего вы печальны? Один из них, именем Клеопа, сказал Ему в ответ: неужели Ты один из при­шедших в Иерусалим не знаешь о происшедшем в нем в эти дни? И сказал им: о чем? Они сказали Ему: что было с Иису­сом Назарянином, Который был пророк, сильный в деле и слове пред Богом и всем народом; как предали Его первосвященни­ки и начальники наши для осуждения на смерть и распяли Его. А мы надеялись было, что Он есть Тот, Который должен изба­вить Израиля; но со всем тем, уже третий день ныне, как это произошло. Но и некоторые женщины из наших изумили нас: они были рано у гроба и не нашли тела Его и, придя, сказыва­ли, что они видели и явление Ангелов, которые говорят, что Он жив. И пошли некоторые из наших ко гробу и нашли так, как и женщины говорили, но Его не видели. Тогда Он сказал им: о, несмысленные и медлительные сердцем, чтобы веро­вать всему, что предсказывали пророки! Не так ли надлежало пострадать Христу и войти в славу Свою? И, начав от Моисея, из всех пророков изъяснял им сказанное о Нем во всем Писа­нии. И приблизились они к тому селению, в которое шли; и Он показывал им вид, что хочет идти далее. Но они удержива­ли Его, говоря: останься с нами, потому что день уже склонил­ся к вечеру. И Он вошел и остался с ними. И когда Он возле­жал с ними, то, взяв хлеб, благословил, преломил и подал им.

Тогда открылись у них глаза, и они узнали Его. Но Он стал невидим для них. И они сказали друг другу: не горело ли в нас сердце наше, когда Он говорил нам на дороге и когда изъяс­нял нам Писание? И, встав в тот же час, возвратились в Иеру­салим и нашли вместе одиннадцать Апостолов и бывших с ними, которые говорили, что Господь истинно воскрес и явился Симону. И они рассказывали о происшедшем на пути, и как Он был узнан ими в преломлении хлеба.

В этом рассказе — два ключевых момента.

Первый — изъяснение Иисусом Писания. Закон, Про­роки и Псалмы (Лк. 24:44) — три раздела, из которых состоит Танах — еврейская Библия, которую мы называем Ветхим За­ветом (Псалмами здесь назван раздел Писаний по главной книге этого, третьего раздела). Второй момент — преломле­ние хлеба. Сердце учеников возгорается, когда их таинствен­ный Спутник говорит с ними и объясняет им Писание. А ког­да он преломляет с ними хлеб, они узнают его, у них уже не остается сомнений — это Он, их воскресший Учитель.

Первым читателям Евангелия от Луки этот рассказ дол­жен был очень красноречиво говорить о том, что они (навер­ное, тоже путники, рассеянные из Иерусалима в результате Иудейской войны) должны научиться узнавать Господа Иису­са именно в этих двух вещах — в Писании и Евхаристии.

Точно то же должно происходить с нами, современными последователями Христа. Не случайно наш Никео-Цареградс- кий символ веры содержит слова, которые, казалось бы, при первом прочтении могут показаться лишними — мы не просто веруем во Христа, воскресшего в третий день, но — воскрес­шего в третий день по Писаниям. В Евангелии от Иоанна неве­рие апостолов в воскресение Христа объясняется тем, что «они еще не знали из Писания, что Ему надлежало воскреснуть из мертвых» (Ин. 20:9). Четвертое Евангелие тем самым подчер­кивает: вера в Христово воскресение удостоверяется свидетель­ством Писаний. Следует заметить, что под Писаниями у Иоан­на, как и у Луки, понимается еврейская Библия, Танах, Ветхий Завет; новозаветные Писания если к тому времени и начали появляться, к ним еще не было отношения как к священным текстам. Пройдут века, прежде чем Евангелия и апостольские Послания будут канонизированы. В апостольский век и в не­скольких последующих христианских поколениях устная про­поведь о Христе значила гораздо больше, чем письменные Евангелия; устное свидетельство о смерти и воскресении Спасителя было авторитетней письменного. Письменное еще не стало новозаветным Писанием. Устная проповедь и была Евангелием: «Идите по всему миру и проповедуйте Еванге­лие всей твари» (Мк. 16:15). Эту устную проповедь о Хрис­те Павел называет «благовествованием Христовым» (1 Фес. 3:2; 1 Кор. 9:12; Флп. 1:27 и др.), а также «своим благове­ствованием» (напр., Рим. 2:16; 14:24; 2 Тим. 2:8 и др.). Соб­ственно же Писанием первых поколений христиан остава­лись лишь тексты еврейской Библии (чаще всего в гречес­ком переводе Семидесяти, LXX), которая позднее получила в христианской традиции наименование «Старого», или «Ветхого Завета».

Почитание канонических Евангелий как священных, бо- годухновенных текстов, содержащих подлинное слово Божие, обусловлено лишь одним — эти тексты, как и предшествовав­шая им устная апостольская проповедь, содержат неискажен­ную весть о Христе, о его жизни, смерти и воскресении. Они содержат учение Христа, который Сам есть воплощенное Сло­во Божие: в Нем, по свидетельству Евангелия от Иоанна, это «Слово стало плотию и обитало с нами» (Ин. 1:14). Именно поэтому мы, перед тем как совершить Евхаристию, слушаем Евангелие. Чтение Евангелия и его истолкование всегда пред­шествуют Евхаристии, составляя вместе с ней единое богослу­жение — Божественную литургию, совершая которую мы, по­добно тем эммаусским путникам, узнаем воскресшего Христа и общаемся с Ним.

Свидетельством глубокого литургического кризиса мож­но считать определенное вытеснение Слова Божия в том обра­зе совершения литургии, к которому мы, увы, привыкли. Оце­нивать сам многовековой литургический кризис предоставим ученым-литургистам, а в этой статье позвольте поделиться лишь некоторыми небольшими наблюдениями.

Приблизительно к VII веку из византийской литурги­ческой практики исчезает ветхозаветное чтение. Оно оста­ется лишь в Церквах за пределами Византии — в частности, в Европе, Сирии, Египте. В XX веке в практику Русской Пра­вославной Церкви возвращается совершение литургии апо­стола Иакова — с 30-х годов в Русской Зарубежной Церкви, а с 60-х годов, усилиями приснопамятного митрополита Ни­кодима (Ротова), и в России. Сегодня литургия апостола Иакова совершается во многих епархиях, в том числе в Аба­канской. Всякий, принимавший в ней участие, знает, что при ее совершении читаются не только Евангелие и Апостол, но и отрывок из Ветхого Завета, обычно из какой-нибудь про­роческой книги. Но когда-то так было не только на литур­гии апостола Иакова, но и на любой литургии, в том числе на литургии Василия Великого и на литургии Иоанна Злато­уста. Все верные, как когда-то эммаусские путники, удосто­верялись таким образом не только из новозаветных Писа­ний, но и из Закона, Пророков и Псалмов в истинности сво­ей христианской веры.

За чтением Писаний в литургическом богослужении все­гда следует проповедь. Проповедь разъясняет божественное слово, актуализирует его для верных, она помогает участни­кам богослужения понять его и найти ему применение в жиз­ни христианской общины. В литургической проповеди, ко­нечно, может быть место и для нравственных поучений, и для примеров из жизни святых подвижников благочестия, но все это не должно заменять собой главного — объяснения Свя­щенного Писания. У литургической проповеди одно-единственное законное место — сразу после чтения священных текстов. По завершении Божественной литургии может быть что угодно — поучение, наставление, пастырская беседа, но не литургическая проповедь, у которой, чтобы оставаться ли­тургической, богослужебной проповедью, одно логичное мес­то — сразу после литургических чтений. К счастью, сегодня в нашей Церкви литургическая проповедь возвращается на свое место. Сам Предстоятель, Святейший Патриарх подает в этом пример, всегда проповедуя после Евангелия. Насколько мне из­вестно, усилиями владыки Ионафана это теперь входит и в тра­дицию Абаканской епархии.

Когда-то, во время учебы в семинариях, преподавате­ли гомилетики учили нас искусству произнесения пропове­ди не только на литургии, но и на других богослужениях: на соборовании, на отпевании, при благословении жилища, на молебне перед путешествием и т.д. При совершении всех этих чинов, так называемых треб, — где место проповеди? Опять же после Евангелия. Треб без чтения Евангелия не бывает, не должно быть и треб без проповеди. Я сейчас со­знательно не упоминаю крещение, миропомазание и брако­сочетание, которые в идеале должны совершаться на Боже­ственной литургии: сама структура этих чинов однозначно свидетельствует об их неотделимости от евхаристического богослужения.

Вечерня и утреня тоже, конечно же, должны включать в себя проповедь на прочитанные библейские тексты. Но увы, на воскресной утрене проповедь обычно опускается, а на ве­черне, кроме того, за исключением больших праздников, и Писание не читается. Исчезновение из будничных, суббот­них и воскресных вечерен паремийных чтений произошло в Византии примерно в то же время, что и исчезновение вет­хозаветных чтений на литургии, может, несколько позже. В воспоминание о том, что паремийные чтения когда-то были на каждой вечерне, нам остались прокимны — строки из псалмов, предваряющие эти чтения, подготавливающие вер­ных к слушанию отрывков из Писания, усиливающие их вни­мание. Прокимны мы читаем и поем неопустительно, а пос­ле них — ничего. Из вечерни вырвано самое главное, ее цен­тральная, кульминационная часть — чтение Священного Писания и проповедь. Попутно можно заметить, и в этом я согласен с иереем Алексием Зыряновым из Енисейской епар­хии, что вечерня по своей структуре и своему содержанию обращена прежде всего на катехуменов, ее характер — огла­сительный. А оглашения, как мы понимаем, без Священно­го Писания не бывает: чем оглашаются катехумены, как не словом Божиим и проповедью?

В этот грустный перечень можно включить исчезнове­ние библейских песен из чинопоследования утрени (только Великим постом да на Страстной седмице эти священные пес­ни у нас все еще поются), а также сокращение или полное опу­щение чтения кафизм Псалтири на вечерне и утрене.

Это о том, когда у нас на богослужениях читается, или, скорее, не читается Священное Писание. Теперь несколько слов о том, как оно читается. Бывая в соборах и монастырях в России, участвуя в богослужениях, всегда замечаю, как стройно, чинно и красиво они совершаются. Но поражает и другое — какое не­значительное место отведено в богослужении слову Божию. Проповедь часто произносится в конце богослужения, а ее со­держание часто лишь косвенно согласуется с литургическими текстами. Евангельское и апостольское слово звучит невразу­мительно, на древнем, таком красивом и таком малопонятном для современника языке. А порой еще и читается спиной к наро­ду, как если бы оно было молитвой, обращенной к Богу, а не божественным словом, обращенным к людям. Было бы, навер­ное, странно произносить проповедь лицом к алтарю, но разве не странно провозглашать людям Божие слово, повернувшись к ним спиной? Кстати, это только наш, российский обычай, мы не встретим такого в других Поместных Церквах. И даже в нашей Церкви это не везде так. Например, в Молдове диакона или свя­щенника не поймут, если он станет читать Евангелие спиной к слушателям, примут, пожалуй, за странного «обновленца».

«Вера от слышания, а слышание — от слова Божия» (Рим. 10:17, ср. Ам. 8:11). Эти слова апостола Павла, конечно же, всем нам известны. Но какой будет вера народа Божия, если слово Божие перестанет быть слышимо? Или, если и бу­дет слышимо, но не будет распознаваемо и понимаемо?

Но Писание мы должны читать и слушать не только на богослужении. Сегодня каждый христианин имеет свой соб­ственный экземпляр Библии, причем подчас не только в бу­мажном, но и в электронном виде. Вопрос: насколько усерд­но мы поучаемся в божественном слове, подобно праведнику 1-го псалма, «размышляющему о законе Господнем день и ночь»? Митрополит Волоколамский Иларион в своем недав­нем выступлении на конференции в Бозе (Италия), посвящен­ном месту Священного Писания в богословии и вообще в цер­ковной жизни, справедливо сказал: «Православный христиа­нин должен знать Библию и жить по Библии. Быть православ­ным христианином и не знать Библию нелепо и грешно. Одна­ко далеко не все православные христиане хорошо знают и сис­тематически изучают Библию»¹.

Конечно, даже читая и изучая Библию в уединении, мы никогда не делаем этого в одиночку. Во-первых, потому что, как верно заметил Поль Рикер, никто не приходит в этот мир без багажа. А во-вторых, мы живем среди людей, которые ока­зывают на нас влияние. Ну а когда читатель Библии — христи­анин, то на его прочтение и понимание священных текстов все­гда будет оказывать влияние та конфессия и та община, к кото­рой он принадлежит².

Мы, православные христиане, верим, что в написанном человеческими словами Священном Писании содержится сло­во Божие, что Сам Бог говорит с нами на человеческом языке. Лучше всего для описания природы Священного Писания под­ходит Халкидонский догмат. Как во Христе, воплощенном Слове Божием, неслитны и нераздельны Божественная и че­ловеческая природы, так и в Библии присутствуют вместе Божие и человеческое слово. Пренебрежение одной из двух сторон Библии неизбежно приводит к искажениям, чем-то на­поминающим древние христологические ереси: или к обоже­ствлению буквы (монофизитство), или к отрицанию богодухновенности (несторианство). Первым грешат фундаментали­сты, сторонники вербальной теории богодухновенности, вто­рым — светские ученые, не видящие в Священном Писании ничего Божественного. Церковное же отношение к Священ­ному Писанию избегает этих двух искажений: не обожеств­ляет букву, но и не умаляет богодухновенности. Православ­ному христианину, который хочет, читая и изучая Библию, оставаться в русле церковной традиции ее интерпретации, очень важно об этом помнить.

Сегодня, особенно в больших городах, у нас есть пре­красная возможность изучать Библию в группах. Создаются библейские и евангельские кружки на приходах под руковод­ством образованных и ответственных пастырей, а иногда, как например, в Йошкар-Оле, и под руководством епископа. Мож­но также проводить библейские семинары и конференции, а при современном развитии компьютерных технологий эти ме­роприятия могут быть доступны и тем, кто живет далеко от места их проведения и по каким-то причинам не может на них приехать.

Часто Священное Писание оказывается на периферии нашей церковной и духовной жизни. Наша задача — вер­нуть его на приличествующее место, в центр жизни церков­ных общин, как приходских, так и монашеских. Только ког­да община постоянно прислушивается к звучащему в Писа­нии слову Божию, когда строит свою внутреннюю жизнь, руководствуясь им, только тогда в ней не будет никаких ду­ховных перекосов и только тогда она может приносить доб­рокачественные плоды.

В церковной истории немало примеров именно такого отношения к Священному Писанию. Вот некоторые. Препо­добный Иоанн Кассиан Римлянин, долго живший среди еги­петских монахов, говорит, что сутки монаха должны делить­ся на четыре равные части: шесть часов необходимо уделять чтению Священного Писания, шесть — молитве, шесть — рукоделию и столько же сну. Понятно, это идеал, не учиты­вающий время, которое все мы, в том числе монахи, по не­обходимости тратим на что-то другое — на прием пищи, стирку и проч., — но важен сам принцип: изучению Писа­ния отводится не меньше времени, чем сну или молитве. У некоторых сирийских монахов в древности было такое мо­нашеское молитвенное правило: они ежедневно прочитыва­ли всю Псалтирь. К Псалтири отношение в древности было особым. Так, патриарх Геннадий Цареградский не постав­лял никого в диаконы, если кандидат не знал Псалтирь наи­зусть. Было не редким знание наизусть и Евангелия. Можно привести и примеры, более близкие нам по времени. Препо­добный Серафим Саровский, как известно, ежедневно про­читывал по целому Евангелию. А знаменитый русский бо­гослов XX века Владимир Лосский, как говорят, трясясь в парижских трамваях, всегда читал греческий Новый Завет карманного формата, а Великим постом перечитывал цели­ком всю Библию. Нам, по сравнению с Лосским, и проще, и сложней. Проще потому, что теперь у каждого в кармане iPhone или другой гаджет, в который можно закачать Биб­лию на всех, каких только можно, языках, а в придачу — горы пособий и справочной литературы. Сложней — пото­му что мы, в отличие от Владимира Николаевича, живем уже совсем в другое время, время постмодерна, когда все труд­ней сосредоточиться, все трудней умолкнуть самим и настро­ить внутренний слух на слушание Божиего Слова. Мы разу­чились читать медленно и внимательно, разучились внимать читаемому слову, размышлять над ним, вступать с ним в диалог и хранить его в своем сердце. Нам, при всей техни­ческой доступности текстов, требуется больше усилий для их восприятия, чем в старину, когда такой технической дос­тупности не было.

Нынешние чтения, не первый год проводимые в благо­словенной Абаканской епархии, носят имя одного из вели­чайших миссионеров не только Русской Церкви, но и христи­анской Церкви вообще — святителя Иннокентия Алеутского. Если применить выражение евангелиста Луки, можно сказать: усилиями этого апостола Сибири, Дальнего Востока и Аме­рики слово Божие выросло в этих обширных землях. Об апо­стольских трудах святителя Иннокентия можно было бы рас­сказывать долго, но этого не позволяют скромные рамки на­стоящего доклада³. Напомню лишь, что самым важным в деле христианизации язычников Российской империи Иннокентий считал две вещи: перевод на национальные языки Евангелия и Божественной литургии, чтобы в них (можно вспомнить все то же Евангелие от Луки) новообращенные узнали своего Спа­сителя, проповеданного им Иннокентием. И он преуспел в этом немало: многие народы Дальнего Востока, Крайнего Севера и Северной Америки получили на своих языках еван­гельские и литургические тексты и из идолопоклонников-шаманистов стали христианами.

Несомненно, то, что делал святой Иннокентий Алеут­ский в XIX веке для якутов и коряков, для чукчей и алеутов, не потеряло своей актуальности и в XXI веке, в том числе для хакасов, тувинцев и монголов. К счастью, хакасы (кста­ти, один из немногих тюркских народов, принявших хрис­тианство) имеют на родном языке Новый Завет. А на тувин­ском языке усилиями Института перевода Библии недавно увидела свет и полная Библия. Будет ли переведена на ту­винский и хакасский языки также литургия? Будет ли совер­шаться богослужение на родном для них языке? От ответов на эти вопросы зависит будущее христианства здесь, в цен­тре Евразии.

В заключение позвольте привести три кратких высказы­вания отцов Церкви о том, как важно читать и изучать Священ­ное Писание:

• «Незнание Писаний — великая стремнина и глубо­кая пропасть» (святитель Епифаний Кипрский, IV—V век).
• «Когда заметишь, что тебе скучно чтение Божествен­ных Писаний, знай, что душа твоя впала в тяжкую болезнь, ибо это — начало зла, подверженные которому пожали плод смерти» (преподобный Ефрем Сирин, IV век).

Наконец, самое лаконичное высказывание — из блажен­ного Иеронима, отца церковной экзегетики:

• «Не знать Писания — не знать Христа! (блаженный Иероним Стридонский, V век).

Примечания