А. А. Клестов

Жизнь и труды Гуго Сен-Викторского

ЖИЗНЬ И ТРУДЫ ГУГО СЕН-ВИКТОРСКОГО

Гуго Сен-Викторский родился около 1096 года¹ вСаксо­ниивГартингеме (Гарце) в семье Бланкенбургских князей и был сыном князя Конрада и племянником Рейнхарда, епископаГаль- берштадта. Вдумчивый и любознательный мальчик рано обра­тил на себя внимание, и дядя взял его под свое покровительство. По-видимому, он поместил Гуго на воспитание в монастырь Святого Панкратия в Гамерслеве². Монахи этой обители при­надлежали к августинианской конгрегации и отличались обра­зованностью и достойными нравами. Здесь Гуго приобретает начальные знания и навыки умственной работы «Когда я был еще маленьким, — писал он позднее, — я взял на себя труд уз­нать имена всех предметов, какие мне попадались на глаза или какими я пользовался. Что касается моих умозаключений, я отмечал из них одно или два. Сколько же раз я требовал от себя самого делать ежедневные записи, вспоминая по памяти реше­ния, число всех тем и опровержений, какие я изучал! Часто я устраивал дискуссии, и когда противоположные точки были изучены, я тщательно разделял, что было областью учителя, что оратора и что софиста. Я раскладывал камешки, я рисовал на полу углем, и когда у меня перед глазами был рисунок, снова, исходя из очевидности, я определял различия, какие есть между тупым и острым углами. Я узнавал, имеет ли равносторонняя фигура с четырьмя углами, из которых противоположные рав­ны, ту же поверхность, что и квадрат, исследуя две фигуры от угла к углу. Часто зимой я проводил ночь в бдении как наблюда­тель небес, часто играл на каком-нибудь струнном инструменте, который позволял мне улавливать ухом различия между звука­ми в то время как я испытывал приятное ощущение от мелодии. Ребячество, может быть, но оно не было бесполезным»³. По за­вершении образования Гуго посвящает себя духовной жизни.

В то время разгорелась война между императором Свя­щенной Римской империи Генрихом IV и папой Пасхалием II. Род Бланкенбургов оказался втянутым в междоусобицу. На родине оставаться было небезопасно, и дядя Рейнхард посове­товал молодому школяру отправиться в Париж «за науками и тихой жизнью, какой уже не было в Саксонии»⁴. Вместе с дру­гим своим дядей, тоже Гуго, архидиаконом церкви Гальберштадта, наш ученик сначала совершает паломничество к могиле святого Виктора, находящейся в Марселе. Впрочем, история с этим путешествием не до конца ясна, разные авторы писали по-разному. Скорее стоит принять осторожное высказывание Ж. Геллинка: «Не менее древняя традиция, относящаяся к ре­ликвиям святого Виктора, принесенная с юга, говорит о том, что он (Гуго) совершил путешествие в Марсель в долину Роны со своим дядей, кажется, около 1115 года»⁵. Итак, вероятнее всего Гуго начал новую жизнь в аббатсве Сен-Викторе после паломничества в Марсель, т.е. не ранее 1115 года.

Нам следует подробнее остановиться на обучении в Сен- Викторском аббатстве и на личности его основателя — архидья­кона Парижа, магистра Гильома из Шампо, отчасти потому, что в условиях этого духовного института Гуго сформировался и вырос как мыслитель и педагог, отчасти же потому, что школь­ное обучение, предложенное Гильомом, оказалось не только внутрицерковным делом — оно породило целое направление в духовной и интеллектуальной жизни Европы, существовавшее вплоть до конца XVIII века, когда «революционная» толпа на­рода разграбила аббатство и разрушила часовню святого Викто­ра в Латинском квартале университетского корпуса как символ «обкурантизма и церковного мракобесия». Но в начале XII века новая школа только рождалась, небо над Сен-Виктором было безоблачным, а слава об успехах учеников Гильома, магистрах аббатства, только начинала шествие по Европе.

Путь магистра Гильома к часовне Сен-Виктор был доволь­но трудным. В молодости он обучался грамматике и слушал курс новой библейской экзегезы у Ансельма из Лаона — одного из самых известных магистров в тогдашней Европе. С 1095 года он является архидьяконом Парижа, обладает лицензией и препода­ет риторику и грамматику в организованной им школе при цер­кви Нотр-Дам. Одним из первых он вводит курс «схоластичес­кого» богословия, т.е. Библию растолковывает Библией в ее раз­личной интерпретации, применяя диалектический метод к са­мой экзегезе текстов. К сожалению, из трудов Гильома осталось одно небольшое произведение и отдельные фрагменты⁶. В од­ном отрывке, например, говорится: «Если мы спасаемся, так толь­ко благодатью, а не нашим венцом»⁷. В другом месте Гильом подчеркивает важнейший августинианский принцип: в богоотк­ровенном акте свободная воля (или свободный выбор) согласу­ется с благодатью Божией: «Благодать не является только пре­дупреждающей, но и соучавствующей, как и воля не является только согласующейся, но и действующей; из этого единства образуется целостность богооткровенного действия»⁸. Конечно, исходя из того, что осталось из трудов Гильома, не следует счи­тать, например, Бернарда Клервоского его учеником, но кажет­ся несомненным, что Гильом повлиял на духовное становление великого doctorummellifluum⁹западного христианства. Но не будем опережать события. С особенным почтением сам Гильом относится к богословию Григория Великого и, кажется, соста­вил сборник из его произведений¹⁰. Это предпочтение сближает его с моралистом эпохи, епископом Манса магистром Гильде- бертом де Лаварденом. В целом в философии Гильом развивает «реалистическую» традицию. Он считает, что универсалии, бу­дучи родовыми понятиями, включают в себя предметный мир, или иначе, они связаны с определенной реальностью a parte rei¹¹. Как свидетельствует об этом ученик и оппонент Гильома ма­гистр Абеляр, «было же таким (его учение) об общих понятиях: одно и то же понятие по сущности своей пребывает в своих ин­дивидуальных проявлениях целиком и полностью. Последние же (индивидуальные вещи) не по сущности различаются, но толь­ко многообразием признаков»¹². Став незадолго до 1108 года ре­гулярным каноником, Гильом меняет свою жизнь и с несколь­кими учениками покидает город, чтобы основать новое братство на левом берегу Сены в уединенном тогда месте на горе святой Женевьевы близ старой часовни, посвященной святому Викто­ру. Тот же Абеляр замечает: «Мой бывший наставник архидиа­кон Парижа Гильом, сменив прежнее одеяние, как передавали, стал регулярным каноником, верно, чтобы выглядеть благочес­тивее и скорее обрести более высокий сан. И действительно, ско­ро он этого достиг, так как его сделали епископом Шалона»¹³. Абеляр кажется пристрастным в этих суждениях, но других сви­детельств о поступке Гильома не осталось¹⁴. Теперь трудно с уверенностью сказать, что повлияло на его решение: то ли сове­ты Гидеберта де Лавардена, то ли напряженные отношения его студентов со студентами других школ и даже стычки, чем обыч­но завершались философские диспуты. Но кажется, более всего повлияла та жажда духовного обновления и самая атмосфера новых интеллектуальных открытий, какие витали тогда над ти­хим и свободным Парижем, еще не забывшим свое прежнее имя Лютеция, сказалось то общее устремление к поиска новых форм в образовании, царившее в те времена, которое исследователи по праву назовут интеллектуальным ренессансом XII века. Факт состоялся. После пяти лет упорных духовных подвигов и тру­дов на подаренных виноградниках и полях Гильом создает не­большую общину, ставшую аббатством Сен-Виктор. Он полу­чает сан епископа в Шалоне-сюр-Марне¹⁵ и оставляет братство на ближайшего сподвижника Гилдуина. Кажется, уже к 1113 году папа Пасхалий II подтвердит образование нового аббатства.

Итак, около 1115 года молодой аббат Гилдуин, приор аб­батства Сен-Виктор и магистр Фома принимают Гуго в число

регулярных каноников. Под руководством этих учителей наш викторинец завершает образование и становится магистром. Отныне его жизнь протекает в «занятиях и в молитве. Он пишет и учит к великому удовольствию своих учеников». Его лекции привлекают студентов даже из далеких стран. Некто Лоран пи­шет монаху Морису и советует тому прослушать курс у магист­ра Гуго. Мы узнаем, что тот же Лоран записывает лекции за Гуго и носит их ему на просмотр: «каждую неделю я приносил к ма­гистру Гуго мои записи»¹⁶. А после «Толкований» на некоторые книги Ветхого и Нового Заветов, особенно, на «Экклезиаст», после суммы «О таинстве христианской веры» Гуго становится одним из признанных богословов. Он ведет переписку по бого­словским вопросам с Бернардом Клервоский и Готье де Монтанем¹⁷. В 1127 году его имя встречается рядом с именем аббата Гилдуина и приора Фомы на одной из грамот епископа Парижа Стефана, он консультирует архиепископа Севильи Иоанна на предмет «обязанностей христианина перед лицом преследова­ний»¹⁸, растолковывает некоему Ранульфу де Мориаку одно по­пулярное произведение под названием «Вечеря Киприана», ко­торого, впрочем, у него не было под рукой¹⁹. После трагической гибели 20 августа 1133 года приора Фомы — друга святого Бер­нарда, советника епископа Парижа, одного из самых преданных сторонников реформы монашества — Гуго замещает его на этом посту и становится ведущим магистром школы Сен-Виктор. Кажется, несколько раз он был вне пределов аббатства в Италии или на юге Франции. И. Геллинк пишет: «По не вполне ясным сведениям, он был связан с папой Иннокентием II, который от­правил его писать или продолжать писать “О таинствах христи­анской веры”, будучи в Риме или во время пребывания в римс­кой курии во Франции, т.е. до ее [курии] возвращения в Рим в 1133 году, или во время пребывания Иннокентия II в Пизе в сен­тябре 1133 года»²⁰. Вне аббатства мы встречаем имя великого викторинца еще раз в 1139 году, «по поводу назначения аббатом Фомы из Мориньи». В 1140 году имя Гуго встречается рядом с именем аббата Гилдуина и приора Одона, а также с именем по­мощника приора Гарнье на одном свидетельстве о продаже ви­ноградника²¹ .

Это все сведения о жизни Гуго Сен-Викторского. Следу­ет, правда, сказать о письме некого Осберта, который выполнял тогда функции лекаря аббатства, к одному из корреспондентов, в котором тот рассказывает о последних днях жизни Гуго. Это письмо, практически повторяясь, исправно кочует уже восемь­сот лет из одного в другое издание трудов викторинца. Подлин­ность его никогда не подвергалась сомнению, и все-таки нужно сразу заметить, что оно написано в явно апологической манере, будто предвидя споры вокруг философии и личности Гуго. Но вот письмо Осберта: «Дорогой брат, — пишет Осберт, — Ваша милость выразила желание узнать от меня некоторые подробно­сти смерти вашего дорогого учителя Гуго, чтобы в точности иметь представление, каково было положение его во время пос­ледней болезни. Примите же в деталях в святости, в истине и с состраданием то, что Вы желаете. Вы хотели бы получить боль­шой рассказ и желали бы знать обо всех обстоятельствах его смерти? Всего этого я не могу сказать, но, однако, расскажу Вам то, что я видел, ибо если бы я ошибся, Вы спросили бы меня, что я сам видел и слышал. Я не буду рассказывать об искренности, совершенстве его исповеди, какая у него была перед господи­ном аббатом и мной, ни об обильных слезах, какие он пролил, ни о великом раскаянии его сердца и великой благодарности, какую он воздал Господу Иисусу Христу, Который позволял часто его сердцу избегать вечности. Я передам только то, что он сказал, и то, что он сделал в последние мгновения своей жизни. Такова будет цель моего рассказа.

За день до того, как он покинул эту жизнь, утром я при­шел к нему и спросил, как он себя чувствует. Он сказал: “Хо­рошо душе моей и телу”. И добавил: “Мы одни?” Я сказал ему в ответ: “Да”. — “Вы уже отслужили мессу?” — “Да”. — “При- двинтесь и подуйте мне в лицо в виде креста, чтобы я получил Святой Дух”. Я сделал, как он пожелал, и сразу же оживив­шись и воспрянув, как я думаю, от Духа Святого, он говорит в каком-то одушевлении: “Теперь я обрел мир, теперь я пребы­ваю в истине и в чистоте, теперь я возведен на скалу и ничто не может поколебать меня. И путь шествует окружающий мир со всеми удовольствиями, я не удостою его вниманием. Пусть он будет для меня наградой, ведь, я не согрешил ничего против Бога. Теперь я понимаю милость Божию ко мне. Из всех мило­стей, какие Бог мне дал за всю мою жизнь до сегодняшнего дня, нет ничего более прекрасного, более спасительного, чем то, что он удостаивает дать мне в этот момент. Будь благосло­вен, Господь мой, Бог в вечности!” После этих слов он со сми­рением попросил отпущения грехов за все поступки, какие он мог совершить против Бога. Я отпустил ему их и оставил его отдыхать, согласно его желанию, и отошел от кровати.

Следующей ночью перед утренними петухами его состо­яние стало более тяжелым, силы покинули его. Я пришел к нему, и первыми его словами были слова о спасении души. Когда братья, которые были около него, дали ему отпущение грехов, я подал ему мысль принять Святое Причастие. Он принял с радостью. Он сам попросил без промедления приготовить, что было необходимо. Когда все было готово, день уже наступил, братья собрались, все расположились вокруг него, как обычно читая псалмы и молитвы. Тогда я спросил его, желает ли он получить причастие из моих рук или хочет дождаться госпо­дина аббата, который тогда отсутствовал, но должен был ско­ро прийти к больному. Он ответил: “Делайте, что вам следует делать, раз уж вы собрались”. Были верующие, клирики, мона­хи, каноники и иные священники, а также были многие из мира. Перед соборованием я спросил его, желает ли он получить Тело нашего Господа, которое, наконец, принесли. “Боже мой! — восклицает он даже с некоторым неудовольствием. — Вы спра­шиваете меня, хочу ли я принять моего Господа! Идите в цер­ковь и быстро принесите Тело моего Господа!” Как только я исполнил его распоряжение, я приблизился со Святым Хлебом вечной жизни в руках к его постели. “Прими благочестиво и с благодарностью, — говорю я, — Тело твоего Господа”. Тогда приподнявшись, сколько ему было возможно, и протянув обе руки к Святому Причастию, он говорит: “Я с благодарностью и в вашем присутствии принимаю моего Господа и принимаю Его как мое спасение!” После Святого, благочестивого Прича­стия он попросил Распятие, которое было перед ним, и, взяв его в свои руки, он положил на себя спасительный знак креста и благочестиво обхватив руками Распятие, поцеловал ноги Рас­пятого и долго пребывал так, как будто он принимал кровь, которая текла из ран Спасителя. Он выглядел как ребенок в лоне матери, он сосал ее, обливаясь потоками слез. Наступила тишина, после чего я напомнил ему стих из Святого Писания: “В руки Твои предаю дух Мой” (27). Он подумал, что я прошу его разъяснить. Он ответил: “Господь Иисус в этом месте ис­ходит из мира и говорит Своему Отцу: “Я вручаю душу Мою в Твои руки и Мой Отец Ее получил”. Я ему ответил: “А вы, который в месте исхода из этого мира, молите ли вы, чтобы Господь принял вашу душу?” На эти слова он собрал на мгно­вение свои силы, затем вздохнул так, чтобы все слышали, и произнес: “Господь, я вручаю в Твои руки и Твоей власти тот дух, который Ты дал мне и который я получил от Тебя!” Затем он замолчал. Приближался его последний час, он собрал свои силы и попытался сказать еще что-то, но голос его почти исчез и его не было слышно. Я спросил его, что он говорит. Он отве­тил очень отчетливо: “Я его получил!” Я говорю: “Что вы по­лучили?” Больше он не приходил в себя. Это было во вторник, 11 числа февраля месяца»²². Гуго умер в 1141 году.

От начала формирования кодекса рукописей до много­томных печатных трудов великого викторинца прошло более восьмисот лет. Пограничные точки, между которыми прохо­дит эта временная протяженность, включают два почти рав­ных периода: от рукописных списков, составленных, вероятно, самим Гуго, и до рукописей XV века, от инкунабул, до текстов, прокомментированных известными современными учеными. Мы представим только краткий свод трудов викторинца, кото­рые более всего связаны с «Ди’даскаликоном».

Рукописи Гуго были собраны аббатом Гилдуином в 1152 году в четыре книги и известны теперь по одному из главных списков XV века такому, как кодекс MSOxfordMertonCollege 49: «Indiculum scriptoriummagistriHugonisde SanctoVictore» (Перечень произведений магистра Гуго Сен-Викторского)²³. Существуют иные списки, но этот является важнейшим как в определении количества, так подлинной принадлежности ему отдельных произведений²⁴.

В период с XV до XX век отметим собрания трудов, ко­торые сыграли заметную роль в формировании литературного облика Гуго. Печатный период начинается с издания Андре Букара в 1518 году: M. HugonisaS. Victore, opereomniacumVitaipsiusantehacnusquamedita(Собрание сочинений магист­ра Гуго из Сен-Виктора, изданное вместе с его Жизнью). В «Histoire Litteraire de France» указывается, что здесь произве­дения, которые уже были напечатаны, и в их числе есть «Ди- даскаликон»²⁵. В 1526 году каноники Б. Гарцензий и Парва в Париже подготовили собрание сочинений Гуго в трех томах infolio.Это издание, по мнению Р. Барона и Д. Пуареля, «уже отягчено апокрифами»²⁶. Венецианское издание в трех томах 1588 года было подготовлено каноником монастыря Святого Иоанна в Латеране Ф. Гарзонием: Hugonisde Sancto Victore. Opere omnia, tribus tomis digesta, nunc a domo Thoma Garzonio de Bagnacabollo postillis. Venetiis, 1588, 3 vol. (Гуго Сен-Вик- торский. Собрание сочинений в трех томах, представленное регулярным каноником Фомой Гарзонием. Венеция, 1588 год). OpereomniaHugonisde Sancto Victore (Собрание сочине­ний Гуго Сен-Викторского), вышедшее в Германии в Майнце, затем в Кельне. Это издание целиком воспроизводит тексты Фомы Гарзония. Полное собрание сочинений, подготовленное канониками Сен-Виктора в Париже в 1648 году: Hugonis de S. Victorecanoniciregularis. Opere omnia, tribus tomis digesta ex manuscriptibus ejusdem operibus quae in Bibliotheca Victorina servantur. Rothomagi. 1648, vol. 3, in-folio(Гуго Сен-Вик- торский. Полное собрание сочинений в трех томах, по его манускриптам, хранящимся в Викторинской библиотеке. Руан. 1648 год). Издание воспроизводит те же произведения и в том же порядке, что и издание Фомы Гарзония. Критичес­кий вывод в этом отношении дан в Histoire Litteraire de France: «Если мы ищем эрудиции и критических отсылок в каком-ни­будь издании, то их здесь нет. Произведения Гуго, настоящие и сомнительные, смешаны и составлены случайно. Мы не ви­дим ни различных заключений, ни примечаний к темным мес­там текста за исключением нескольких замечаний Гарзония, который, по правде, не слишком понимал трудности, какие пытался осветить. Но самое странное — последнее издание, которое, будучи самым подготовленным по части типографс­кой, в остальном является очень небрежным»²⁷. В 1854 году Ж.-Д. Минь издает Собрание сочинений нашего викторинца под названием Opereomnia Hugonis de Sancto Victore… inPatrologiae cursus completes. J-D, Migne, 1854, CLXXV- CLXXVII, Paris. (Полное собрание сочинений. Патрология. т. 175-177). Мы находим здесь перепечатку текстов руанского издания 1648 года. Правда, издатель выстраивает тексты в те­матическом порядке: экзегетика, догматика, мистическое и нрав­ственное богословие, незаконченные и сомнительные произведе­ния. Введено предисловие аббата Гугонина, библиография из «Histoire Litteraire de France», свидетельства древних авторов о трудах Гуго, каталог викторинца, подготовленный Жаном-Вар­фоломеем Горео. Наконец, в настоящее время в Corpus Christianorum (Бельгия, Франция) при поддержке Hugo-von-Sankt-Victor Institut (Гемания, Франкфурт) готовится Opereomnia(Пол­ное собрание сочинений) Гуго Сен-Викторского. В 1997 году вы­шел первый том, включающий труды по аскетике, мистическому и нравственному богословию. Особенностью его является парал­лельный французкий перевод, подготовленный Д. Пуарелем.

Научная работа над наследием выявила две проблемы, это: 1) определенные сомнения в принадлежности Гуго отдель­ных трудов; 2) до конца не ясен их хронологический порядок.

Заслуга в постановке этих, впрочем, связанных проблем в XIX веке принадлежит Ж-В. Горео. XX век отмечен плеядой выдающихся ученых от М. Грабманна до Д. Пуареля, вплот­ную работавших над текстологией викторинца. Древние хро­ники, вроде свидетельства XII века: «Он (Гуго) много написал достойного хвалы, хранящегося в книжных шкафах. Среди про­чего: О таинствах, Об иерархии Дионисия, Дидаскаликон, О трех добродетелях: вере, надежде, любви. Изложил также в весь­ма красноречивых выражениях Правило блаженного отца наше­го Августина; известно, что написал он еще многое другое»²⁸, иные суждения не позволяют пока делать однозначные выводы о принадлежности викторинцу некоторых манускриптов. Стро­ятся разные предположения. Нам кажется вполне приемлемым высказывание Роже Барона, а именно: «Рассмотрения требуют именно все произведения Гуго. Весь труд настолько обширен и настолько различен, что мы спрашиваем себя, не следует ли рас­положить различные отрасти литературной деятельности Гуго в отношении к различным периодам его жизни»²⁹.

Итак, в этом случае мы делим произведения Гуго на три части, согласно предложенной «естественной последователь­ности духовных и практических событий его жизни»³⁰. К пер­вой части относятся произведения, связанные с практикой пре­подавания философии. Наш викторинец выступает как настав­ник в искусствах (lectoratrium).Ко второй части относятся произведения духовного характера, где Гуго — учитель бого­словия (lectorsacer).К третьей части — произведения о внут­реннем мире души человека (homointerior)с ярко выражен­ным исповедальным характером речи, стремлением к нрав­ственной гармонизации душевного опыта христианина.

1)     Похвала Диндима философии (Epitome Dindimiin philosophiam) — небольшой диалог трех друзей включает оп­ределение философии и деление ее на логику, этику, теорию и механику. Впервые опубликован в 1859 году как приложение к другому произведению Гуго — «О созерцании и его видах». В 1886 году Горео дает его описание и определяет место среди других трудов викторинца: «Длинное название, какое он име­ет <…> точно свидетельствует о его месте: “Похвала” Гуго должна непосредственно предшествовать “Дидаскаликону”»³¹. Принадлежность произведения нашему викторинцу была на­учно обоснована Р. Бароном³². Другое произведение — De grammaticae. «Грамматика Гуго, — писал тот же Барон, — сред­нее между греко-латинскими грамматиками и первыми сред­невековыми трактатами на ту же тему. Гуго цитирует Доната, Присциана, святого Исидора. Из более древних авторов — Вер­гилия»³³. Трактат опубликован Ж. Леклерком и прокомменти­рован Р. Бароном³⁴. О практике геометрии (De practica geometriae)— произведение начинается со слов «Я взялся за изложение практики геометрии не то чтобы создать новое про­изведение, но чтобы соединить все имеющиеся в древности руководства»³⁵. Труд делится на три части: альтиметрию, пла­ниметрию, космиметрию. «Содержание знания, — писал Пуарель, — взято у Макробия, Герберта и псевдо-Герберта и пред­ставляет из себя веху в западноевропейской доарабской гео­метрии»³⁶. Это произведение впервые было издано Р. Бароном³⁷. О единстве тела и души (De unionecorporiset spiritus) — про­изведение, широко цитируемое в Средние века. В нем Гуго развивает учение о «силах души», представленное также в Ди- даскаликоне. Он определяет психофизические свойства и мыс­лительные возможности человека. «Воображение, — говорит викторинец, — когда оно передается из внутренней части го­ловы в срединную, становится основанием рациональной суб­станции души и выводит тонкие и очищенные образы, кото­рые и взаимодействуют с душой»³⁸. О писаниях и писателях (De scriptoris et scriptoribus) — трактат несомненно навеян уни- версалисткими идеями Исидора. Автор говорит о подлиннос­ти тех или иных библейских книг. Некоторые главы будут по­вторены в «Дидаскаликоне». Гуго излагает фундаментальную идею своей богословской системы о двух планах истории: тво­рении и восстановлении: «Дело сотворения состоит в творе­нии мира со всеми его элементами. Дело восстановления есть воплощение Слова со всеми Его таинствами»³⁹. Ряд библейс­ких экзегез связан с преподаванием философии: «Разъясняю­щие заметки на Пятикнижие» (Adnotationi selucidatoriae in Pentateuchon),«Толкование на книги Судей» (In Judicum),«На книги Царств» (Inlibros Regnum),«На плач Иеремии» (In Yeremiae),«На пророка Иоиля» (In Joelem propheta),«Изложе­ние морали на пророка Авдия» (Expositio moralisin Abdiam).

2)     Самым значительным богословским произведением викторинца является «О таинствах христианской веры» (De sacramentis Christianafidei).Гуго говорит в предисловии: «В других красках мы найдем здесь те же истины, в тех же поло­жениях, в каких они были рассмотрены со всей тщательностью и точностью в моих предыдущих произведениях, где я только слегка касался их, давая первые познания моим ученикам»⁴⁰. Автор имеет в виду, скорее всего, «Дидаскаликон». Давно заме­чено структурное единство этих произведений. Труд состоит из двух книг, которые, в свою очередь, делятся на части и отдель­ные статьи. В первой книге речь идет об истории человечества от сотворения мира до Христа. Вторая книга посвящена Христу, Слову, Троице, Церкви и таинствам. «Ни в одном из других про­изведений, — писал по поводу языка произведения Горео, — он не говорит таким прекрасным языком. Нигде он не смягчает мистические устремления своего сердца столь великолепным использованием диалектического метода»⁴¹. А вот суждение дру­гого автора: «Это главное произведение Гуго устанавливает, как в свое время сказал Грабманн, «первую большую и полную сис­тему догматики в эпоху, предшествующую схоластике»⁴². Про­изведение было популярно, однако подлинных манускриптов не сохранилось. Есть свидетельства Гилдуина, Готье Сен-Виктор- ского, Бонавентуры, Фомы Аквинского о принадлежности Гуго «О таинствах христианской веры. Сумма сентенций» (Summa Sententiarum)— трактат о Троице, ангелологии, человеке, таин­ствах и Церкви. Принадлежность произведения Гуго вызывала сомнение еще в древности, отчасти потому, что существовало много сходных «сумм», в том числе и таких известных авторов, как Петр Ломбардский. Все-таки имя нашего викторинца встре­чается на большей части манускриптов «Суммы» в первой по­ловине XII века. «О власти и воле Божией» (De potestate et voluntateDei)— небольшой диалог на заданную школьную тему, где речь идет «о власти Божией и является ли она больше Его воли»⁴³. Эта тема, начиная с Нового времени, особенно в век Просвещения, будет считаться символом бесплодности средне­вековой схоластики. Видимо, тема была в курсе обучения логи­ке в школе Сен-Виктора, была известна не одному поколению викторинцев, потом разошлась в анекдотах. «Очетырехжела­нияхвоХристе» (De quatuor voluntatibus in Christo).Главный тезис произведения — наличие в личности Христа четырех бо­жественных желаний: божеского, разумного, благодатного, плот­ского. Произведение было популярно в Средние века, его нео­днократно цитировал Бонаветнура. «О мудрости души Христо­вой» (De sapientia animae Christi) — письмо, свидетельствую­щее о дружеской полемике между Гуго и Готье де Монтанем. «Можно ли предположить, не рискуя впасть в ошибку, — спра­шивает Готье, — что во Христе было два уровня мудрости: муд­рость божественная и мудрость мирская?»⁴⁴. Наш викторинец дает отрицательный ответ.

3)     К третьей части наследия викторинца относится итого­вое произведения и квинтэссенция его философии: «О созерца­нии и его видах» (De contemplatione et ejus speciebus).«Это про­изведение, — писал Барон, — является своего рода синтезом мысли <…> Мы видим использование на всем протяжении «О созерцании» главных тем Гуго: воспоминание о прошлом, как в “Ковчеге души” и “Толковании на Экклезиаста”, божественное обручение и таинство свадьбы, как в “Ковчеге души” и “О люб­ви супруга и супруги” <.> Мы находим в “О созерцании” мно­го идей, которые будут иметь завершение в других произведе­ниях Гуго»⁴⁵. Труд впервые был издан Горео. В середине XX века исследован и переведен на французкий язык Р. Бароном.

Три небольших произведения. «Исповедь, о ковчеге души» (Soliloquium de arhaanimae).«Поговорю с душой моей, — чита­ем мы в самом начале произведения, — по секрету и в дружес­кой беседе спрошу ее, чего она желает. Никто не помешает нам. Только мы одни с открытым сердцем. Итак, не побоюсь спро­сить ее о тайнах, и она не покраснеет от того, что скажет мне правду»⁴⁶. Это произведение любил цитировать Бонавентура. «Похвала любви» (De laude charitatis)— своего рода продолже­ние диалога «Исповедь», «О ковчеге души», «О любви супруга к супруге» (De amore sponsi ad sponsam) — очень популярный мистико-аллегорический диалог, навеянный проповедями свя­того Бернарда Клервоского к «Песни Песней». Далее, если счи­тать достижением Бернарда толкование «На Песнь песней», то лучшим достижением Гуго Сен-Викторского в том же жанре является толкование «На Экклкзиаста, XIX» (In Salamonis Ecclesiasten XIX). Можно сказать, что это лучшее экзегетичес­кое произведение на «Экклезиаста» в Средние века. Экзегезой являются следующие произведения: «О Ноевом мистическом ковчеге» (De arche Noemystica),«О Ноевом ковчеге морали» (De arca Noemoralis),«О тщете мира» (De vanitate mundi).Далее, можно указать трактат: «О трех днях» (De tribus diebus).В неко­торой части древних изданий это произведение было включено в качестве седьмой книги в «Дидаскаликона». Ж-Б. Минь в «Пат­рологии» также включает его в «Дидаскаликон». Ч. Г. Баттимер в критическом исследовании списков и изданий «Дидаскалико- на» после исследований на эту тему В. Ликкаро считает его са­мостоятельным произведением⁴⁷. Наконец, Гуго является одним из выдающихся комментаторов Дионисия Ареопагита. Его «Ком­ментарий на “Небесную иерархию” Дионисия Ареопагита» (Commentarium in Hierarchiuam Coelestam S. Dionisii Areopagita), выполненный по переводу И. С. Эриугены, был книгой для чте­ния университетской аудитории во все средневековье.

«Дидаскаликон. Об искусстве обучения» (Didascalicon. De studio legendi)следует отнести к первой группе, т.е. считать его философским произведением в традиционном августини- анском понимании философии. Произведение составлено око­ло 1125 года и является в известной мере материалом к лекциям по философии (artes)викторинца. «В это время процветал Гуго Сен-Викторский, выдающийся доктор», — говорится в «Анна­лах» цистерцианского аббатства Доре под 1125 годом⁴⁸. Первое печатное издание «Дидаскаликона» состоялось между 1472-1473 годами: «Гуго Сен-Викторский. Семь книг “Дидаскаликона”. Книга сентенций или утверждений из иных произведений» (HugonisaS. Victore. Libri VII Didascalicon et liber Sententiarum cum aliis quibusdam opusculis).В 1475 году в Страсбурге Генри­хом Ариминием и Георгием Рейзером издается «Дидаскаликон и другие произведения» (Didascaliconet aliasopuscula).

Следует назвать базельское издание Петруса Коллихера и Иоанна Амербаха 1483 года, страсбургское издание Иоанна Грю- ненгера 1486 года, аугсбургское издание Антона Cерга в 1487 года. Наконец, среди книжной продукции эрудита Винцеслауса Брэка мы обнаруживаем, наряду с правилами составления пись­ма, «Дидаскаликон»: «Краткий словарь искусства письма. Ди­даскаликон Гуго Сен-Викторского» (Vocabularium rerum breviade modo epistolandi. Didascalicon Hugonis de Sancto Victore) 1485⁴⁹.

Образование в Европе (до появления университетов)

К началу XII века выделились два вида образовательных учреждений: монастырские школы и школы каноников, в пре­делах которых развивается интеллектуальная активность. Шко­лы отличались друг от друга, скорее, не целью обучения, а не­которыми методологическими приемами.

В многовековой бенедиктинской традиции школа призва­на образовывать клириков для нужд церковной службы — не столько учить знанию (в нашем понимании термина), сколько воспитывать молодого человека в делах спасения, в молитве и созерцании божественных предметов. Учителем в школе был, как правило, настоятель или поставленный им монах, вроде святого Ансельма в аббатстве Бек. Святой Ив, основатель Шартрской школы, например, писал в связи с этим: «Дело монаха не обучать [знанию], а оплакивать грехи (Monachus non docentis sed dolentis habet oficium)»⁵⁰. Бернард Клервоский посвятил ряд проповедей, в которых призывал студентов уходить из Парижа с его искуше­ниями и грехами: «Бегите из сообщества Вавилонии, бегите и спа­сайте душу»⁵¹. Хотя, впрочем, Бернард исходил из аскетических идеалов цистерцианской реформыг бенедиктинского монашества. Во вполне традиционном аббатстве Клюни Петр Досточтимый был настроен более лояльно к «языческим» наукам. Он благово­лил к Абеляру, который пропагандировал некий гуманистичес­кий идеал, вычитанный из Боэция и Библии. В целом в духовно­образовательном движении ордена святого Бенедикта складыва­лась, скажем вместе с Леклерком, довольно парадоксальная ситу­ация: «Бенедиктинская традиция следует образу святого Бенедик­та, scienternescia et sapienter indocta,она примет на себя образова­ние ученого незнания, будет жить в нем, передавать, напоминать, поддерживать его, и как необходимый парадокс, без конца при­зывать церковь к [образовательной] активности»⁵².

Несколько слов следует сказать о движении каноников. Распространившиеся по Европе еще со времен до Карла Вели­кого конгрегации каноников претерпевают изменения при Лю­довике Благочестивом («Правило» каноников, собор в Окс-де- Шапель, 816 г.), а в XI веке, в условиях реформы монашества при папе Григории VII (Гильдебранде), каноникаты получают «Правило» Августина для обеспечения своей жизнедеятельнос­ти. Так что к началу XII века новое образование расцветает в августинианской среде по преимуществу. Учебное заведение, новая школа, располагается в людной части города, часто около кафедрального собора и находится под патронажем епископа, князя или короля, впрочем, может быть и под управлением го­родской коммуны, как например, в условиях севера Италии или в Болонье. Школа сохраняет предметное содержание монастыр­ской системы и ее целью является обучение клириков также для нужд Церкви. Однако появляются несколько новых черт: во-пер­вых, школа является открытой в том смысле, что всякий жела­ющий (и не монах) за плату мог получить знания; во-вторых, престиж обучения здесь повышается за счет свободного выбора предмета преподавания в том, что касается магистра и свобод­ной специализации — для студента; наконец, епископальные школы в течение века проходят централизацию, т.е. идет «есте­ственный отбор» школ и складываются единые образователь­ные очаги. По-существу, это был медленный переворот в обра­зовании, и как отмечал Ле Гофф, до сих пор до конца не изучен­ный⁵³. Действительно, чтобы полнее оценить расцвет такого ин­ститута, как епископальная школа, кажется, нам следовало бы выйти из имманентной, «предметной» оценки обучения, следо­вало бы, прежде всего, учесть большую социализацию связей нового школьного учреждения, и это касается, в особенности, севера Италии с его довольно плотной сетью городов и селений. В оценках взлета епископального образования нам следовало бы больше считаться с тем, что, набирающая силу гражданская, правовая и ученая активность населения требовала от школы соответствия предлагаемого ею знания не только нормам ду­ховной жизни (по Бернарду, например), но и практическим реа­лиям «плотной» и насыщенной городской жизни. Кроме этого, все население Европы увеличивается за счет большого числа пришельцев с Востока, чем это было в прежние времена (из Ви­зантии, Африки, славяно-нормандских земель); чуть позднее процесс этот будут называть переселением народов. На этом фоне культура, ремесленничество, поземельные отношения весьма со­вершенствуются, а в виду расширения торговли, укрупнения пор­товых городов возрастает потребность в широко и гуманисти­чески образованных ученых, а также в узких специалистах по отраслям знаний и ремесел. Востребоваными становятся архи­текторы, механики, медики, нотариусы, учителя школ, хронис­ты и секретари при правителях разного звания и уровня. В силу таких причин, как мы сказали, с XII века лучшее обучение пред­лагается в пределах неоавгустинианского каноникального дви­жения. Такое положение складывается в центрах Франции, Гер­мании, Испании, Италии. Церковь стремится управлять процес­сом. Итак, следует указать основные образовательные центры Европы XII века, их преподавательский состав и направленность.

Магистр Ансельм из Лаона (ум. 1117), воспитанник Ланфранка из аббатства Бек в Нормандии, содержит богословскую школу (schola divinitatis).Ансельм составил «Сентенции» (Sententiae)— свод рациональных суждений и цитат из отцов Церкви и Библии. В школе ему помогает его брат, магистр Ра­уль (в последствии магистром школы был Готье де Монтань). Учениками Ансельма в разное время были Гильом из Шампо и Пьер Абеляр. В Анже в епископальной школе излагает биб­лейско-богословские темы Гофруа, в Реймсе — Альберик и Лотульф, обвинители Абеляра на соборе в Суассоне в 1121 году. Но, конечно, пользуется славой школа в Шартре, где кроме грамматики и риторики изучаются науки квадривиума и куль­тивируется Боэций. Школа основана каноником Ивом Шартр­ским. В первой половине века в ней преподает Бернард Шарт­рский (?-1130), его брат Теодорик (?-1155). Последний явля­ется автором «Эптатеухона» (Euptateuchon. О семи свободных искусствах). Теодорик заявляет, что философия есть любовь к мудрости, а мудрость — познание истины вещей как они есть, и «никто не может познать даже минимальной части (истины), если не любит»⁵⁴. Универсализм шартрской школы сказывался и в том, что, кроме Библии и отцов Церкви, с равным успехом там комментировали Боэция «Об утешении философией» (De consolatione philosophiae),первую часть диалога «Тимей» Пла­тона (по Халкидию) и «Категории» Аристотеля (по Порфирию). К школе принадлежали: Гильберт Порретанский — крепнейший комментатор Боэция, Иоанн Сальсберийский — автор «Металогикона» (Metalogicon)и трактата «Поликратикус» (Policraticus).Сюда причисляют Бернарда Сильвестра — авто­ра «О мегакосмосе и микрокосмосе» (De megacosmoset microcosmos).Наконец, в епископальной школе Нотр-Дам в Париже гремит слава магистра Гильома из Шампо, а чуть по­зднее, за городом, на горе святой Женевьевы — его знаменито­го оппонента магистра Петра Абеляра — автора «Да и нет» (Sic et Non),«Теологии» (Teologiae),«Комментария на Исагоге Порфирия» (Commentarii Ysagoge).

В Англии — интеллектуальной окраине тогдашней Ев­ропы — среди центров монашеской жизни выделяется школа аббатства Кентербери, где при архиепископе Теобальде (1138­1161) и его секретаре Иоанне (Сальсберийском) формируется очаг книжности. В библиотеке аббатства, кроме трудов отцов Церкви, были книги классиков latinitas:Вергилия, Лукиана, Горация, Цицерона, Квинтилиана На базе Кентерберийского студиума спустя столетие образуется первый университет.

В Италии в епископальной школе Болоньи, находившей­ся под патронажем болонской коммуны, делается акцент на изучении римского права. В 1148 году каноник Грациан соста­вил «Декреталии» (Decretalia)— свод римских законов. Здесь же формируется каноническое право, кодификация которого относится ко времени Иннокентия III (ум. 1216).

В Испании — южной переферии средневековой Европы — создается уникальная ситуация встречи религиозных культур: христианской, иудейской и мусульманской, выливающаяся вре­менами в вооруженную борьбу за полуостров. «Отвоеванный (у мусульман) в 1085 году Толедо, — писал Ван Стейнберген, — долгое время оставался одним из главных центров соприкоснове­ния христианского и мусульманского миров. Его еврейское и араб­ское население снабжало латинских эрудитов бесценными пере­водами арабской и иудейской философской литературы. При ар­хиепископе Раймунде (1126-1151) Толедо становится местом встречи переводчиков. Среди них выделяется Герард из Кремо­ны, Иоанн (Испанский) и Доминик Гундисалинус»⁵⁵. Нам важно подчеркнуть атмосферу XII века с ее духовным и интеллектуаль­ном энтузиазмом, стремлением к праведности и к знанию, с уг­лублением августинианской философии в ее синтезе с аристотелизмом и неоплатонизмом Античности, что, кажется нам, лучше всего выразилось в трудах нашего викторинца. Поэтому нам пред­ставляется, что положение новой школы при викторинском аб­батстве весьма красноречиво в этом смысле. Действительно, ког­да Гильом из Шампо в 1108 году покидал Париж, чтобы основать братство, он тем самым уходил из мира. Но это и не совсем так. Он не отрекался от преподавания. К нему и магистру Фоме по-пре­жнему со всех сторон стекались ученики. А когда после убийства последнего с 1133 года ведущим магистром становится Гуго, шко­ла Сен-Виктор укрепит свою универсальность: с одной стороны, в удалении от города, будучи при аббатстве, она является чем-то вроде монастырской школы, но с другой, поскольку свободно фор­мирует учебную программу и аудиторию, имеет все черты епис­копальной школы. Именно Сен-Викторская школа выдвигается как один из ведущих центров образования в XII веке, и именно «Дидаскаликон» Гуго является одним из самых значительных до­кументов средневековой учености и образования, оставшихся нам в наследство от той эпохи. Обратимся к трактату.

Употребление греческих слов в названии произведений у латиноязычных авторов XII века было весьма распространен­ным явлением. Мы знаем «Monologium» и «Proslogium»свято­го Ансельма Кентерберийского, «Megacosmus» Бернарда Силь­вестра, «Dragmaticon» Гильома Конша, «Policraticus»Иоанна Сальсберийского. Название «Дидаскаликон» (διδασκαλικόν, Didascalicon)как понятие, восходит к Аристотелю в значении назидательность, искусство обучения и стоит в этом ряду про­изведений. Такое название для трактата было признаком уче­ности магистра. И было бы весьма расточительно для Гуго не употребить столь значительное слово гораздо более величе­ственной и влиятельной греческой философии. Поэтому «Didascalicon»в заглавии — скажем еще раз — свидетельству­ет об определенной традиции и говорит об интеллектуальных устремлениях викторинца, а для litteratesXII века такое загла­вие было знаком почитаемой, высокой литературы. Самый круг произведений и мыслителей, изучаемых в епископальной шко­ле, можно проследить как раз по «Дидаскаликону».

Гуго идет от диалога Платона «Тимей», известного по неполному переводу и комментарию VI века неоплатоника Халкидия (Platonem Timeus interpretate Chalcidio cum ejusdem commentario).Платон был известен и по «Федону», а также по цитированию в других источниках, главными из которых были Цицерон, Августин, Исидор, епископ Севильи, Сенека, Апу­лей, Марциан Капелла, Макробий и Авл Гелий. Аристотель — другой древнегреческий мыслитель, был известен весьма опос­редованно, как и Платон. Были в ходу его «О категориях» (De categories)и «Об истолковании» (De interpretationes),под об­щим названием «Древняя логика» (Logica vetus);сюда обычно включалась «Исагоге Порфирия» (Isagoge Porphirii),а также II и III книги «Никомаховой этики» под названием «Древняя эти­ка». В меньшей мере в «Дидаскаликоне», но весьма много в «О грамматике» Гуго цитирует латинских авторов: Вергилия, Ови­дия, Горация, Квинтилиана, а также грамматиков Поздней Ан­тичности: Доната, Присциана и Сервиуса, популярных в кур­сах риторики, диалектики да и самой грамматики. Викторинец обращается к Марциану Капелле. В «Свадьбе Филологии и Меркурия» (De nuptii Philologiae et Mercurii)этого «последне­го из язычников» присутствуют аллегории семи свободных искусств, изучаемых еще в Афинском и Александрийском Студиумах V-VIвеков. Гуго цитирует и Макробия — другого ан­тичного автора. Его «Сатурналии» (Saturnalia)и «Коммента­рий на сон Сципиона» (Commentarii in Somnium Scipionis) были книгой для чтения в течение многих столетий для магистров и студентов. «Не беспокойся о душе, — читаем известное нази­дание Макробия, — когда мы говорим: душа бессмертна, мы используем ведь слово “смерть”, но оставив внешние формы, освободившись от пятен греха и пребывая в вышних, душа воз­вратится в вечную жизнь»⁵⁶. Конечно же, Гуго обращается к великому Боэцию горазда чаще, чем к любому другому мыс­лителю Поздней Античности. Аникий Манлий Северин Боэ­ций — этот знаток и блестящий комментатор Аристотеля («Ка­тегории», «Об истолковании», «Аналитика», «О софистичес­ких опровержениях», «Топика»), автор логических трактатов («Введение в категорические силлогизмы» (Introductioad syllogismos categoricos),«О категорическом силлогизме» (De syllogismo categorico),«Об условном силлогизме» (De syllogosmo hypotetico),«Об определении топики» (De differintiis topicis),интерпретатор великих трактатов Никомаха из Герасы «О музыке» (De musica)и «Об арифметике» (De arithmetica)и, наконец, автор «Об утешении философией» (De consolatione philosophiae)был чрезвычайно популярен в Средние века (мы не касаемся христианских трудов Боэция, поскольку Гуго их не упоминает). В XII веке Боэций только и мог называться Философом, ведь, время владычества над умами самого Стаги- рита еще не наступило. Мы видим в «Дидаскаликоне» боэци- анско-аристотелевское деление теории на спекулятивную и практическую: «Теория означает спекулятивное знание. Прак­тика, так сказать, деятельное знание и называется этикой, т.е. моралью»⁵⁷, другое деление на: «умозрительное, умопостигае­мое и естественное»⁵⁸. Из произведений иных христианских мыслителей Поздней Античности Гуго цитирует «Искусства» (Institutiones) Кассиодора — сенатора Римской империи остго­тов, а в конце жизни христианина, основателя монашеской уче­ности в monasterium Vivariensis:«Философия является искус­ством искусств и наукой наук, т.е. тем, к чему стремятся все искусства и все науки»⁵⁹. Рекомендует викторинец и святителя Григория Великого, о богословских трудах которого он под­черкнуто уважительно говорит: «Больше всех я считаю их уди­вительными и исполненными любви к вечной жизни»⁶⁰, и свя­того Иеронима, с большим количеством выписок из которого мы встречаемся во второй части «Дидаскаликона». Но, пожа­луй, кого ни Гуго, да и никто другой из его современников ни в коей мере не мог бы обойти молчанием в суждениях об искус­ствах и науках, так это святого Исидора [епископ Севильи], автора «Этимологии, или о началах, XX книг» (Etymologia seu de originis, XX) — самой ученой энциклопедии Поздней Ан­тичности и Средневековья. В «Дидаскаликоне» огромное ко­личество цитат из этого произведения. Мы видим в «Дидаска­ликоне» большое количество отсылок к мифологическим ге­роям, легендарным основателям искусств и ремесел, поэтам, мыслителям Древнего мира⁶¹, составляющим дальний фон книжного знания и даже за пределами школьной аудитории.

Итак, учащийся пользовался свободной специализацией, т.е. следовал своим вкусам и финансовым возможностям. Уча­щийся должен в том, что касается здоровья, полагаться на то, что слышит и запоминает, и усердно совершенствовать при­родные возможности в труде и учении. В дисциплине — «по­хвально познающему утверждать достойные нравы»⁶².

Школа находилась под управлением магистра (magister, scholasticus)или нескольких магистров, один из которых стар­ший, как например, в Париже у Адама де Бальзама (ум. 1159) в школе у Малого Моста или у Гильберта Порретанского в шко­ле Шартра, где в 1126 году он был канцлером или ведущим магистром. Новая школьная иерархия в первой половине XII века только складывалась в структуру, а известные магистры избирались настоятелями монастырей или на епископские ка­федры, как Гильом из Шампо, Петр Абеляр, Гильдеберт де Лаварден, Гильберт Порретанский, Альберик, Лотульф.

Примечателен рассказ Иоанна Солсберийского о его го­дах обучения. Иоанн пришел в Париж в 1135 году, как раз когда Гуго осваивался с положением магистра Сен-Виктора. Первые два года Иоанн учится «во дворце перипатетиков на горе святой Женевьевы», там, «у ног знаменитого магистра (Абеляра) я по­лучил первые начала искусств»⁶³. После изгнания Абеляра из Парижа в 1141 году Иоанн продолжал обучение у Альберика и Роберта де Мулена. Несмотря на успехи в диалектике, он огра­ничивается программой. Три года Иоанн слушал курс грамма­тики у Гильома Конша, верного шартрской методологии в том смысле, что он не только разбирал высказывания с точки зрения правил грамматики, но давал им логико-семантическое (боэцианское) объяснение. Иоанн посещает курс магистра Ришара Епис­копа и изучает риторику у Петра Гелия. Наконец, он слушает курс логики у Гильома из Суассана, пользуется книгами магис­тра Адама из школы Пти-Понта. На этом Иоанн завершает пер­вый цикл обучения и покидает Париж. Он возвратился через три года и прослушал курс богословия у магистра Гильдеберта Пор­ретанского, Роберта Мулена и Симона Пуллуса (из Пуасси). На образование у Иоанна ушло двенадцать лет.

Какие приемы и методы использовали при обучении? В «Предисловии» Гуго говорит: «В основном есть два средства, чтобы научиться знанию: чтение и размышление»⁶⁴. Здесь сле­дует остановиться. Занятия проходят каждый день утром и ве­чером. Чтение (lectio)является основным в обучении и состав­ляет главную процедуру. В Третьей книге «Дидаскаликона» разъясняется: «Чтение — это когда, исходя и написанных тек­стов, мы познаем по правилам и предписаниям»⁶⁵. Процедура включает: а) активное образовательное чтение, когда читает магистр «для обучения»; б) пассивное «для знакомства», когда читает, студент; и в) индивидуальное чтение. В изложении ма­гистр должен соблюдать порядок изложения материала, рас­сматривая предмет со стороны буквального содержания, смысла и значения. Сначала магистр отмечает фактологический мате­риал: имена, единичные предметы, события, затем переходит к тому, что сокрыто. «Разве тебе не известно, — пояснил, на­пример, Кондар Гиршау, — что в объяснении книг необходи­мо соблюдать семь древних условий: об авторе, названии кни­ги, качестве стихов, намерении пишущего, порядке, числе книг и изложений. В объяснении современных авторов обычно ис­пользуют четыре условия: содержание, намерение пишущего, причина и к какой части философии принадлежит произведе­ние»⁶⁶. Гуго счел необходимым указать различие между поряд­ком изучаемых дисциплин и порядком расположения материа­ла в книгах⁶⁷. Далее процедура меняется — чтение состоит в разделении (divisio)прочитанного текста по заданному осно­ванию, «когда мы опускаемся от всеобщего к особенному по­средством разделения и здесь исследуем каждый предмет». Речь идет о разделении на смысловые группы: «Мы должны начать с того, что является наиболее познанным, определенным, по­нятным, затем, постоянно двигаясь и определяя предметы один за одним, в разделении исследовать природу того, что нахо­дится в содержании»⁶⁸. Divisio,таким образом, является тек­стуально-смысловым, где: а) из высказываний создаются про­тивоположные (противоречащие) понятия; б) изучается каж­дое из понятий; в) противоречия сводятся в обобщении на бо­лее высокий абстрактный уровень, где образуется новое поня­тие; г) объясняются выводы на примерах. Такое восхождение от абстрактного к конктертному применяется в философс­кой и в библейской экзегезе. Далее следует inquisitio(изучение).

 

Процесс изучения обретает аудиторный «объективный» харак­тер. Магистр формулирует вопрос или quaestio (тему) для disputatio (обсуждения). По своему усмотрению он может про­вести обсуждение на том же занятии. Если дискуссия состоя­лось, магистр подводит итог в sententia(определении). Сентен­ция вырабатывается с учетом противоположных суждений. При­ращение знания, например в физике, биологии, географии и дру­гих науках идет за счет синтеза различных сентенций в новое высказывание так, как будет проиллюстрировано текстами Аль­берта Великого или Фомы (Аквинского). Понятие изучение, од­нако, требует уточнения по отношению к понятию исследова­ние, которое венчает логико-лингвистический труд философа: «Есть все-таки различие между двумя понятиями: искусство изу­чения означает усердие в трудах, а исследование — старание в размышлении»⁶⁹, — говорит Гуго.

Исследование как умение размышлять и любовь к мысли есть венец изучения. Для наглядности вывода Гуго переводит тему в образно-смысловой строй языка Марциана Капеллы: «Работа и Любовь ведут труд к завершению, Забота и Внимание порожда­ют совет. В Работе — ты действуешь, в Любви — совершенству­ешь, в Заботе — предвидишь, во Внимании — размышляешь. Вот четверо слуг, которые несут носилки Филологии, поскольку они развивают душу, которой руководит Мудрость. Филология вос­седает на престоле Мудрости, которая, как известно, ее поддер­живает. Филология двигается, когда мы используем Мудрость»⁷⁰.

Если сказать в общем, чтение имеет целью познакомить студента с предметом изучения и выполняет культурно-ознако­мительную функцию. Но вот размышление — это нечто иное, чему следует учиться с гораздо большим усердием, и есть само по себе изучение предмета и исследование его мыслью. Размыш­ление как функция исследования есть «тонкая и удивительная материя, научающая и воспитывающая тех, кто уже продвину­лись в обучении»⁷¹. Размышление не подчиняется тем же, ска­жем, «линейным» законам, что чтение, «ему нравится пробегать открытые пространства, на которых оно полагает в полной сво­боде свой острый взгляд»⁷². Размышление обладает решающим исследовательским признаком — свободой, и есть волевое уси­лие, выбор, arbitrium,сказал бы Августин, результативность ко­торого зависит прежде всего от помощи Божией и нравствен­ных устремлений человека. Размышление начинаясь с чтения, ориентировано к высшей цели — к созерцанию Божию и к совер­шенной жизни, цель которых лежит в блаженстве. «Размышление есть мышление, протекающее в согласии, которое в чистоте изыс­кивает причину и происхождение, способ действия и пользу вся­кой вещи, — читаем мы в “О созерцании и его видах”. — Оно не связывается никакими правилами или прихотью исследования. Ибо ему приятно преодолевать открытые пространства, где в созерцании разум свободно запечетлевает истину, доходя до той или иной причины вещей или же проникая во всякую глубину, не оставляя никакой двойственности и затемнения. Начало уче­ности — в изучении, его завершение — в созерцании. Если кто- то научится любить его [размышление], научится отдаваться ему, то приобретет сладость жизни, а в испытании — утешение. Есть три рода размышления: о нравственной осмотрительности, изу­чении предписаний [Писания], исследовании божественных дел»⁷³. Размышлять свойственно всем людям, и в этом Гуго ви­дит цель образования в философии.

Итак, вечерние часы занятий магистр посвящает чтению из сочинения в стихах или в прозе, может быть, читается Биб­лия или Боэций. В закатных лучах солнца перед вечерней мес­сой завершается очередной учебный день, и чтение переходит в дружескую беседу.

Литература

—PL—Patrologiae Cursus Completus.. .series secunda (Latina) J. P. Migne, Paris, 1857.

—               Abaelardus Petrus. Epistula prima quae est historia calamitatum Abaelardi, ad amicum scripta // PL CLXXVIII, p. 113-182.

—               Alcuinus Dialogus de rhetorica et virtutibus // PL CI, p. 919C-950A. De dialectica // Ibid., p. 951B-976B.

—               Ancelmus Cantuariensis. Proslogion seu alloquium de dei existentia// PL CLVIII, p. 223B-246C.

—               Aurelius Augustinus. Retractationum // PL XXXII, p. 583-656. Confessionum, libri tridecim // Ibid., p. 659-868.

Soliloquiorum, libri duo // Ibid., p. 869-904.

Contra academicos // Ibid., p. 905-938.

De libero arbitrio, libri tres // Ibid., 1221-1310.

Epistula CXX ad Consentio // PL XXXIII, p. 452-462.

De doctrina christiana // PL XXXIV, p. 15-122.

De vera religione, libri unus // Ibid., p. 122-172.

De Denesi ad litteram, libri XII // Ibid., p. 245-486.

In psalmum LXVII // Ibid., p. 812-840.

Sermo XLIII, De eo quod scriptum est in Isaia VII, 9. // PL XXXVIII, p. 254-258.

De diversis quaestionibus…liber unus // PL XL, p. 11-100.

De civitate dei, contra paganos // PL XLI, p. 11-800.

De Trinitate // PL XLII, p. 819-1098.

—               Beda Venerabilis De tabernaculo et vasis ejus // PL XCI p. 393D-498D.

—               Bernardus Claravalensis. S. Bernardi abbatis ad Hugonem de Sancto Victore epistula seu tractatus // PL CXXXII, p. 1031A-1046A.

Sermones in cantica canticorum // PL CXXXIII, p. 785-1198.

—               Boetius A. M. S. De consolatione philosiphiae, libri quique // PL LXIII, p. 579A-862C.

De arithmetica, libri duo // Ibid., p. 1079-1163.

De musica, libri quinque // Ibid., p. 1167C-1300B.

In Porphyrium dialogi // PL LXIV, p. 6-70.

Commentaria in Porphirium a se translatum // PL LXIV, p. 71A-158A. Quomodo substantiae in eo quod sint, benae sint // Ibid., p. 1311A-1314B. Liber de persona et duobus naturis contra Eutychen et Nestorium // Ibid., p. 1337D-1354D.

De Trinitate // Ibid., p. 1247-1255.

—               Ioannes Scotus Eriugena. De divisione naturae // PL CXXII, p. 441-1022.

—               Iohannes Saresberiensis. Metalogicus // PL CXCIX, p. 825A-946C.

—               Isidorus Hispaniensis. Sententiarium, libri tres // PL LXXXIII, p. 557A-738B.

Etymologiarum, libri XX // PL LXXXII, p. 73A-728C.

Gregorius Magnus. Moralium, libri sive expositio in librum Job // PL XXV, p. 509D-1162B.

—               Hildebertus Epistula prima ad magistrum Willelmum de Campellis // PL CLXX, p. 141A-143A.

—               Hieronimus Commentarius in Ecclesiasten // PL XXIII, p. 1009C-1116C. Translatio homiliarum novem in visionem Isaiae Origenis adamantii // PL

XXIV, p. 901A-936D Commentariorum in Isaiam prophetam, libri XVIII // PL XXIV, p. 17A-678B. Praefatio in libros Samuel et Malachim // PL XXVIII, p. 547B-558B. Praefatio in libros Salamonis // PL XXVIII, p. 1241A-1244B.

Prefatio in quatuor Evangelia // PL XXIX, p. 525C-530C.

—               Honorius Augustodunensis. De philosophiae mundi, libri quatuor // PL CLXXII, p. 41-102.

—               Hugo de Sancto Victore. Prolegomena // PL CLXXV, p. XIII-CLXVIII. De scripturis et scriptoribus sacris // Ibid., p. 9A-28C.

In Salamonis ecclesiasten homiliam XIX // Ibid., p. 113C-256C. Commentarium in Hierarchiam coelestim S. Dionysii Araeopagitas, libri X // Ibid., p. 923B-1154C.

De sacramentis christianae fidei // PL CLXXVI, p. 183A-618B.

De arca Noe morali, libri IV // Ibid., p. 617A-680D.

De arca Noe mystica // Ibid., p. 681A- 700A.

Eruditiones didascalicae, libri septem // Ibid., 741A-838D.

De sapientia animae Christi // Ibid., p. 845D-856D.

De tribus diebus // Ibid., p. 811C-838D.

De modo dicendi et meditandi // Ibid., p. 877A-880D.

Epistula prima // Ibid., 1011A

De exertationem priorum, liber primus // PL CLVII, p. 193A-284D.

De unione corporis et spiritus // Ibid., p. 285A-294D.

—               Rabanus Maurus De universo, libri viginti duo // PL CXI, p. 9A-614B.

—               Tichonius Liber de septem regulis // PL XVIII, p. 15-66.

—               Willelmus Conches Commentarius in Timeum Platonis // PL CLXXII, p. 245-252.

***

Arduini Arduini M. L. Ugo di San Vittoré é il probléma délla storia: Il Didascalicon. Dé studio légéndi, ovvéro i critéri pér la métodologia délla ricérca storica // in: Aévum, 2, p.303-336, Milano, 1999.

1Arduini Arduini M. L. Ansélmo di Laon, Rupérto, Sant’Agostino // in Aévum, Rasségna di scénzé storiché linquistiché é filologiché, 2, maggio- agosto, 2006, Milano, p.377-387.

Aul. Gél. Aulus Géllius. Noctium Atticarum, libri XX, Lipsiaé, 1903.

Il sécolo XII: la “rénovatio” déll’Europa cristiana. A cura di Gilés Constablé, Giorgio Cracco, Hagén Kéllér, Diégo Quaglioni. // in Atti délla XLIII séttimana di studio ténuta a Trénto, 11-15 séttémbré, 2000, Milano-Bologna.

Baron Baron Rogér. Sciéncé ét Sagéssé chéz Hugués dé Saint Victor, Paris, 1975.

1Baron éd., Hugonis dé Sancto Victoré. Dé contémplationé ét éjus spéciébus. Introductioné, téxt, traduction ét notés par Rogér Baron, Désléé, 1954.

2Baron Hugonis dé S. Victoré. Practica géométriaé. Practica grammaticaé. Epitomé Dyndimi ad philosophiam. Paris, 1958.

3Baron R. Baron. L’idéé dé naturé chéz Hugués dé Saint Victor // in Atti dél térzo congrésso intérnazionalé di filosofia médiévalé. Méndola (Trénto) 31 agosto 5 séttémbré, 1964, Milano, 1966.

Barach und Wrobél éd., Bérnardi Silvéstris. Dé mundi univérsitaté, Libri duo sivé ét Mégacosmus ét Microcosmus. Dr. C. S. Barach und Dr. Joh. Wrobér. Insbruck, 1876.

Bauér éd., L. Bauér. Gundissalinus. Dé divisioné philosophiaé // in: Béitragé zur Géschichté dér Philosophié dés Mittélaltér. Band, IV, H, 2-3, Munstér, 1903, S 1-142.

Bodé éd., Géorgius Hénricus Bodé. Scriptorés rérum myticarum latini térs Romaé nupér répérti. Céllé, 1834.

Brocchiéri «Ratio», «sénsus» é «auctoritas» néllé opéré di Abélardo di Bath, par M. T. Fumagalli Bégno Brocchiéri // in: Piérré Abélard, Piérré Lé Vénérablé. Lés courants philosophiqués, littéraires ét artistiqués én Occidént au miliéu du XII-é siéclé, Paris, 1975, p.631-638.

Bubnov éd., Nicolaus Bubnov. Gérbérti postaé Silvéstri II papaé. Opéra Mathématicaé (972-1002), Bérolini, 1899.

Buttimér éd., Hugonis dé S. Victoré Didascalicon. Dé Studio Légéndi. A critical téxt édit., by Ch. H. Buttimér // in: Stadiés in Médiéval and Rénaissancé Latin, X, Washington, 1939.

Chatillon J. Chatillion. D’Isidore de Seville a Saint Thomas d’Aquin. Etude d’histoire et theologie. London, 1985.

Chenu M-D. Chenu. Nature, Men and Society in the Twelfth Century (essay in new theological perspective in the Latin West), Chicago, London, 1957.

Chevali Repertoire des Sources Historiques du Moyen Age, par Ulysse Chevalier. T. 1-2, Paris, 1905-1907., art. Hugues de Saint—Victor., p. 2217.

Collectanea Collectanea augustiniana, t. 1-2, Luven, 1990.

Comp. et metr. Comprendre et metriser la nature au Moyen Age. Geneve, 1994.

Courcelle Pierre Courcelle. Les Lettres greques en Occident. De Macrobe a Cassiodore. Paris. 1943.

1Courcelle Pierre Courcelle. Conosci te stesso. Vita e Pensiero, Milano.

2Courcelle Pierre Courcelle. Les Confessions de Saint Augustin dans la tradition litteraire. Antéc édent et Posteriorite. Etudes augustitiennes. Paris, 1963.

Dales Richard C. Dales. Medieval Discussions of the Eternity of the World, Leiden. 1990.

D’Alverny M-Th. D’Alverny. La Sagesse et ses sept filles (Recherches sur les allegories de la philosophie et des arts liberaux du IX au XII siecle. // in: Melanges dedies a la memoire de Felix Grat. T. 1, p. 245-278, Paris, 1946.

1D’Alverny M-Th. D’Alverny. Translations and Translators // in: Renaissance and Renewal in the Twelth Century, edited by Robert L. Benson and Giles Constable with Carol D. Lanham. Harv. Univ. Press. Cambridge/ Maccachusetes, 1982, p. 421-462.

De Capitani Franco de Capitani. Ugo di San Vittore e il problema nelle “arti mechanicae” // in: Rivista di filosofia neo-scolastica, 3-4, p. 424-460, Milano, 2000.

De Ghellinck J. De Ghellinck Le Mouvement du XII-ieme siecle (Studies Recherches et Documents), Bruges, 1948.

De Ghellinck J. De Ghellinck. Essor de la Litterature latine au XII-ieme siecle, t. 1-2.

Delhaye Ph. Delhaye. Ensegnement et morale. Paris. 1988.

1Delhaye Ph. Delhaye. La nature dans l’oevre de Hugues de Saint-Victor // in: Atti del terzo congresso interazionale di filosofia medieval. Press. Della Mendola (Trento) 31 agosto — 5 septembre, 1964, Milano, 1966.

De Libera Alain de Libera. La philosophie medievale. Paris, Press Univer. 1995.

Dick ed., Martianus Capella, Edit Adolfus Dick. Lipsiae, MCMXXV.

Dronke ed., A History of Twelth Century Western Philosophy edit by Peter Dronke, Cambridge, 1992.

Eyssenhardt ed., Macrobius (Conviviorum primi diei saturnaliorum, lib. I- VII, p. 1-475;Commentarium in somnium Scipionis, lib. I-II, p. 582-663) edit., Franciscus Eyssenhardt. Lipsiae, MDCCCLXXXIII.

Gasparri Francoise Gasparri. Scriptorium et bureau d’ecriture de l’abbay Saint-Victor de Paris // in: L’abbay parisienne de Saint-Victor au Moyen Age. Communication presentee au XIII-ieme Colloque d’Humanisme medieval de Paris (1986-1988) et reunies par Jean Longere. Brepols, Paris- Turhaut, p. 119-139.

1Gilson Etienne Gilson, Humanisme et Renaissance, Paris, 1983.

2Gilson Etienne Gilson, Introduction a l’etude de saint Augustin, Paris, 1949.

Grabmann Dr. Martin Grabmann, Die Geshichte der Scholastichen Methode. Band, 1-2, Freiburg, 1909-1911.

Gregory Tullio Gregory. Anima mundi: la filosofia di Guglielmo di Conches e la scuola di Chartres, Firenze, 1955.

1Gregory Tullio Gregory. L’idea di natura nella filosofia medievale prima dell’ingresso della fisica di aristotele, il secolo XII. // in: Atti del terzo congresso internazionale di filisofia medievale. Press della Mendola (Trento) 31 agosto- 5 settembre, 1964, Milano, 1966.

Halm ed., Rhetores Minores ex codicibus maximam partem primum adhibitis Halm, Lipsiae, 1863.

Haskins Charles Henry Haskins. Renaissance of the Twelth century by Ch. H. Haskins. Cambridge, 1928.

Hauréau B. Hauréau. De la philosophie scolastique. T. 1, Paris, 1850.

1Hauréau B. Haureau. Histoire de la philosophie scolastique. T. 1-3, Paris. 1872-1880.

2Hauréau. B. Haureau. Les oevres de Hugues de Saint-Victor (essay critique), Paris, 1886.

Henriet Patrick Henriet. La parole et la priere au Moyen Age (Le verbe efficace dans l’hagiographie monastique des XI-ieme — XII -ieme), Boeck Universite, 2000.

Holter Ragnar Holte. Beatitude et Sagesse, Saint Augustin et le probleme de la fin de l’homme dans la philosophie ancienne. Paris, 1962.

Javelet Robert Javelet. Image de Dieu et nature au XII-ieme siecle // in: Atti del terzo congresso internazionale di filosofia medievale. Press della Mendola (Trento) 31 agosto — settembre, 1964, Milano, 1966, p.

Jeauneau Eduardas Jeauneau. Lectio philosophorum (Recherche sur l’Ecole Chartre), Amsterdam, 1973.

Jolivét Jéan Jolivét. Donnéé sur Guillaumé dé Champéaux, dialécticién ét théologién // L’abbay parisiénné dé Saint-Victor au Moyén Agé. Brépols, Paris-Tuthaut, 1991.

Kéil Héinrich Kéil. Grammatici Latini. T. 1-4, Léipzig, 1858-1864.

Knowlés D. Knowlés. Thé évolution of Médiéval Thought. London. 1962.

Lazzari Francésco Lazzari. Il contémptus mundi nélla scuola di S. Vittoré. Napoli, MCMLXV.

Lé Goff Jacqués Lé Goff. Lés Intélléctuéls au Moyén Agé. Edit du Séul. Paris,1985.

Léclérqué Jéan Léclérqué. L’amour dés léttrés ét lé désir dé Diéu, Paris, 1957.

Lémoiné Michél Lémoiné. Hugués dé Saint-Victor. L’Art dé liré. Didascalicon. Introduction, traduction ét notés. Paris, 1991.

1Lémoiné Michél Lémoiné. Intorno a Chartrés: naturalismo platonico nélla tradizioné cristiana déll’XII s. Milano, 1998.

Léonardi Claudio Léonardi. Médioévo Latino. La cultura déll’Europa cristiana. Sismél, édiz. Dél Galluzzo, Firénzé, 2004.

Liccaro Vincénzo Liccaro. Studi sulla visioné dél mondo di Ugo San Vittoré, Triésté, 1969.

1Liccaro Enzo Liccaro. L’uomo é la natura nél pénsiéro di Ugo di San Vittoré // in: Atti dél térzo congrésso intérnazionélé di filosofia médiévalé. Pass., délla Méndola (Trénto) 31 agosto — 5 séttémbré, 1964, Milano, 1966.

2Liccaro Enzo Liccaro. Ugo di San Vittoré. Didascalicon. I doni délla proméssa divina. L’éssénza déll’amoré. Discorso in laudé dél amoré. Introd., trad., é not di V. Liccaro, Milano, 1987.

Longéré Jéan Longéré. La fonction pastoralé dé Saint-Victoré a la fin du XII — iémé ét au début du XIII- iémé siéclé // in: L’abbayé parisiénné dé Saint-Victor au Moyén Agé, T. 1, Brépols, Paris-Turhaut, 1991.

Marrou H-I. Marrou. Saint Augustin ét la fin dé la culturé antiqué. Paris, 1938.

1Marrou H-I. Marrou Histoiré dé l’Education dans l’antiquité, Paris, 1956.

Michaud E. Michaud. Guillaumé dé Champéaux ét lés écolés dé Paris au XII-iémé siéclé. Paris, 1867.

Mignon A. Mignon. Hugués dé Saint-Victor ét lés originés dé la scolastiqués. Paris. 1895.

Mynors éd., Cassiodori Sénatorés. Institutionés. Edit., R. A. B. Mynors. Oxford, 1963.

Nardi Bruno Nardi. La filosofia della natura nel medioevo // in: Atti del terzo congresso internazionale di filosofia medievale. Pass., della Mendola (Trento) 31 agosto 5 settembre, 1964, Milano, 1966.

Not. et extr. Notice et extraits des manuscrits de la Biblioteque imperial et autres biblioteque t. XX, Paris, 1885.

Panovsky Ervin Panovsky. Architecture gotique et pensee scolastique. Tradiction et post face de Pierre Bourdieu, ed. 2-e, 1967.

Peré, Brunet, Tramblay Pere, Brunet, Tramblay. La Renaissance du XII siecle. Les ecoles et l’enseignement. Paris, 1933.

Poirel Dominique Poirel. Ugo di San Vittore. Storia, Scienzia,Contemplazione. Milano, 1985.

Radermacher ed., M. Fabi Quintiliani. Institutoinis oratoriae. Libri XII, Edit. Ludovicus Radermacher. Lipsiae, MCMVII.

Renaissance and Renewal in the Twelth Century, edited by Robert L. Benson and Giles Constable with Carol D. Lanham. Harv. Univ. Press. Cambridge- Massachusetts, 1982.

Reynolds Suzanne Reynolds. Medieval Reading. Grammar, Rhetoric and Classical Text. Cambridge Univ. Press, 1996.

Schepss ed., Dr. G. Schepss. Ed., Conradi Hirsaugiensis. Dialogus super auctores sive Didascalion. Eine Litetaturgeschichte aus dem XII, Wirzberg, 1889.

Schmidt — Lammers Chronik Oder die Geschichte der zwei Staaten (Chronica sive historia de duabus civitatibus), Ubersetzt von Adolf Schmidt. Herausgegeben von Walther Lammers, Berlin, 1960.

Smalley Beryl Smalley. The study of the Bible in the Middle Age. Oxford, 1952.

Taylor Hugh of St. Victor. The Didascalicon. A Medieval Guide to the Arts. Transl. from Latin with an Introd. and notes by Jeronime Taylor. New-York and London.

Van Steenberghen Ferdinand Van Steenberghen. La filosofia nel XIII secolo, Milano, 1972.

Von Dobschutz ed., Das Decretum Gelasianum. De Libri recipiendis et non recipiendis In kritischen text. Herausgegeben und unteschat von Ernst von Dobschutz. Leipzig, 1912.

Webb ed., C. C. Webb/ Joannes Sarisberiensis… Episcopi Canotensis secretarius. Policraticus sive de nugis curialium et vestigiis philosophorum, libri VIII, t. 1-2, Oxonni, 1909.

Willis ed., Ambrosii Theodosi Macrobii Saturnalia et Commentari in Somnium Scipionis. Edidit Jacobus Willis. B. S. B. Bg. Tubner Verlag. T. 1­2, 1970.

Willner ed., Adelardus Bathensis De eodem et diverso // in: Beitrage zur Geschichte der Philosophie das Mittelalters, Band, IV, H. 1. Munster, 1903, s. 1-34.

Wil. Conch and Trad. ofBoeth. Rejkuniversiteit Groingen. Willim of Conches and the Tradition of Boethius’ Consolatio Philosophias. An edition of his Gloss super Boethiam and Studies of the Latin Commentary tradition. Groningen, 1966.

Wrobel ed., Platonem Timeus interprete Chalcidio cum eiusdem commentario Joh. Wrobel, Lipsiae, 1876.

 

Примечания