Иакоб де Ворагине

О святом Амвросии и о деве из Антиохии

Имя Амвросий происходит от слова «амбра», названиия душистого, ценного вещества. И был Амвросий сокровищем Церкви и словом и делом распространял аромат, подобно амб­ре. Или же берет начало имя Амвросий от ambra и sios,что означает Бог и переводится как амбра Божья, ибо Бог распро­странял аромат, словно амбра, через Амвросия. Поэтому Амв­росий производил приятный аромат Христа во всяком месте. Происходит Амвросий и от ambor, что значит отец светов и sior— малый, поскольку в духовном родстве был он отцом многих детей, просвещен был в святом Писании и скромен в смирении. Глоссарий говорит: амброзия означает аромат и тон­чайшее ощущение Христа, небесный мед — пища ангелов; амброзий — соты небесного меда, ибо святой Амвросий был словно аромат с небес по благоуханию репутации и утончен во внутреннем созерцании; также, словно соты небесного меда и небесная восхитительная пища в интерпретации Писания, по­этому заслужил сияния Славы. Его жизнь описана Паулином, епископом Ноланским¹.

— 1. Амвросий, сын префекта Рима Амвросия, спал в колыбели в зале претории, когда внезапно появившись, рой пчел сел на его лицо и кажется, пчелы собрались войти в рот и в нос как в свой улей, но затем взлетели и поднялись на такую высо­ту, что человеческий глаз едва способен был их разглядеть. Пораженный отец сказал: «Если малый выживет, он будет ве­ликим!» Достигнув позднее юношеского возраста, увидел Ам­вросий, как мать и сестра в святом девстве целуют руку свя­щенников, тогда в шутку предлагает он сестре правую руку, чтобы она сделала то же самое, но та отвергла его как малого, который не понимает, что просит. Обучившись в Риме искус­ствам, Амвросий с успехом выступал в суде; после, как был послан императором Валентинианом управлять провинцией Лигурия и Эмилия, прибыл в Милан, когда там не было епис­копа и народ собрался, чтобы выбрать; а так как поднялось ве­ликое возмущение между арианами и православными, то Амв­росий пришел, чтобы утихомирить страсти, как вдруг послы­шался голос ребенка: «Амвросия в епископы», и все единодуш­но согласились избрать Амвросия епископом. Когда понял он это, то чтобы вызвать к себе отвращение, выйдя из церкви, вер­нулся в трибунал и против обычая своего приказал пытать тех, кто были обвинены. Народ, видя, что он делает, тем не менее воскликнул: «Пусть грех твой падет на нас!» Смущенный Ам­вросий вернулся домой и пожелал заняться философией, но его вновь избирают, чтобы этого не случилось. Тогда приказывает он женщинам дурного поведения приходить к нему, чтобы, видя это, народ отказался от его избрания, однако, поразмыслив, что не достигнет цели и народ будет кричать «Пусть грех твой па­дет на нас», решил бежать среди ночи, а когда посчитал, что находится у ворот Тицины, утром обнаружил, что он у ворот Милана, называемых Римскими. Его нашли и стали охранять всем миром; было сообщено всемилостивейшему императору, который с величайшей радостью принял то, что священничес­кие обязанности исполняет тот, кто был отправлен судьей. Воз­радовался и добрый префект от того, что исполнилось слово его, когда давал он совет перед отъездом: «Иди, действуй как епископ, а не как судья!» Он еще укрывается, когда письмо было в пути, но его нашли, и так как был он только оглашен­ным, его крестят и на восьмой день был он поставлен на епис­копскую кафедру. Когда через 4 года приходит он в Рим и сес­тра в девстве целует ему правую руку, он смеясь, говорит ей: «Вот, просил же я, чтобы ты поцеловала руку священника!»

— 2. Когда прибывает блаженный Амвросий в один го­род, чтобы назначить епископа, — а избранию противилась императрица Юстина и иные еретики, желающие, чтобы был избран кто-нибудь из их секты, — одна девственница из тех ариан, более дерзкая, чем другие, поднимается на кафедру и хватает его за одеяние с намерением затащить туда, где были женщины, чтобы, захватанный ими, был он с позором выбро­шен из церкви. Амвросий говорит ей: «Хотя и не достоин я священнического одеяния, но и тебе не позволительно хватать руками священника, кто бы он ни был, и следует остерегаться суда Божьего из страха, как бы чего с тобой не случилось!» Сказанное исполнилось, ибо на следующий день девица уми­рает, он же проводил ее тело до места погребения, воздавая благодарность за нанесенные обиды. После Амвросий возвра­щается в Милан и сталкивается с бесчисленными кознями им­ператрицы Юстины, настроившей против него народ с помо­щью подарков и наград. Так что многие искали повода, чтобы отправить его в изгнание, а некто, охваченный столь безум­ным желанием, держал около церковного дома повозку, чтобы по приказу Юстины как можно быстрее отправить Амвросия в изгнание. Но по приговору Божьему в тот день, в какой он ду­мает схватить Амвросия, был сам отправлен в изгнание от того дома вместе с повозкой. Амвросий снабжает его средствами и необходимым, воздавая тем самым добром за зло. Амвросий устанавливает служебный чин и пение в церкви Милана. И было в то время в Милане великое число людей, одержимых демо­нами, кричавших истошным голосом, что их мучает Амвро­сий. Юстина и бывшие там ариане говорили, что Амвросий подкупает людей серебром, что будто подвергаются они на­падкам злых духов, а тех мучает Амвросий. Тогда внезапно один из бывших там ариан, охваченный демоном, падает посреди собрания и принимается кричать: «Пусть те, кто не верят Амв­росию, мучаются, как я!» Посрамленные ариане умерщвляют того человека, утопив в бассейне. Некий человек, весьма иску­шенный в спорах, кичливый и не обращенный в веру, слушает проповедь и видит ангела, говорящего Амвросию на ухо сло­ва, какие тот обращал народу. При виде того дела, принимает­ся он защищать веру, какую преследовал.

— 3. Один прорицатель вызывал демонов и посылал убить Амвросия, но, вернувшись, демоны объявляли, что не только к нему, но не могут приблизиться и к дому его, поскольку нестер­пимый огонь окружает здание и даже издали они обжигаются. Этот прорицатель, подвергнутый пыткам по суду за различные преступления, настойчиво кричал, что его мучает Амвросий. Как только тот несчастный пришел в Милан, демон его покидает, а когда вышел, демон снова напал; когда же спросили демона, он ответил, что боится Амвросия. Другой, по просьбе Юстины и прельщенный деньгами, проникает ночью в комнату Амвросия, чтобы убить того мечом, но когда поднял он меч, тотчас рука его отсохла. Граждане города Фессалоники наносят оскорбле­ние императору и по просьбе блаженного Амвросия император им простил, но кознями царедворцев, без ведома Амвросия и по приказу императора, тайно многие были убиты. Как только Ам­вросий узнает об этом, он запрещает императору входить в цер­ковь. А когда тот ему говорит, что и Давид совершил прелюбо­деяние и убийство², Амвросий ответил: «Ты подражаешь ему в заблуждениях, подражай и в раскаянии!» Так что кротчайший император, когда услышал эти слова, то охотно их принял и не отказался подвергнуться очистительному покаянию. Некто, ох­ваченный демоном, начал кричать, что Амвросий его мучает. Амвросий говорит: «Замолчи, дьявол, не Амвросий тебя мучает, а твоя злоба, потому что ты видишь, как люди восходят туда, откуда ты был с позором низвергнут! Амвросий ведь не умеет заноситься!» Тот сразу замолчал.

— 4. По какой-то надобности блаженный Амвросий идет по городу, один человек упал и лежит, а другой, который ви­дит это, принялся насмехаться. Амвросий говорит: «А ты что стоишь, смотри, как бы не упасть!» При этих словах тот падает и жалеет, что смеялся над другим. И еще по какой-то надобно­сти отправляется Амвросий ходатайствовать в чью-то пользу к Македонию, главе правления [города], но, обнаружив, что две­ри дворца закрыты и не может он войти, говорит: «И ты при­дешь в церковь, и двери ее будут открыты, и не сможешь вой­ти!» Через некоторое время, скрываясь от врагов, бежит Македоний к церкви, и при открытых дверях не может найти вход. Воздержание Амвросия было столь суровым, что постился он во все дни, за исключением субботы, воскресения и больших праздников. Щедрость его была такова, что все, что он имел, отдал он церквам и бедным и ничего не оставил себе. И был он исполнен таким состраданием, что если кто-нибудь на испове­ди склонялся перед ним, плакал он с такой горечью, что и каю­щийся плакал. А человеколюбие его в трудах было таково, что книги, которое он составил, записывал он своей рукой, по край­ней мере, когда сам сильно не болел. Мягкость и милосердие его были такими, что когда объявляли ему о смерти какого- нибудь святого священника или епископа, он так горько пла­кал, что выглядел совсем безутешным. Итак, когда его спроси­ли, почему он так плачет о святых мужах, которые отправи­лись в Славу, он сказал: «Не думайте, что я плачу оттого, что они уходят, но потому, что они ушли раньше меня и трудно подыскать такого, кто был бы достоин исполнять их обязанно­сти». Таковы были его постоянство и сила, что он не льстил ни императору, ни князьям в их порочащих поступках, но всегда прямо обличал. Когда один человек совершил постыдное дело и был приведен к Амвросию, тот говорит: «Нужно предать его сатане во умерщвление плоти, чтобы подобное неслыханное дело не повторилось!» В момент, как было это сказано, немир­ный дух с ужасной силой принялся терзать того человека.

—   5. Передают, что однажды по какой-то причине бла­женный Амвросий отправляется в Рим и в Тоскане был принят в доме очень богатого человека, у которого со всей доброжела­тельностью поинтересовался о его положении. Тот ответил: «Господин, мое положение и славно, и благополучно. Ведь богатств у меня сверх всякой меры, в большом количестве рабы и слуги, семейство многочисленно, все есть, и нет ни в чем не­достатка! Что печалит, то минует!» Услышав такое, Амвросий был совершенно поражен и говорит тем, кто его сопровождал: «Поднимайтесь, и побыстрее! Уходим отсюда, ибо нет Госпо­да в этом доме! Поспешите, дети мои, поспешите! Не огляды­вайтесь и не задерживайтесь, чтобы Божья кара не застала нас и не пала на нас за их грехи!» Они бежали и были не так дале­ко, как вдруг земля разверзлась и поглотила того человека со всем, что ему принадлежало, и не осталось никакого следа от него. Узрев такое, Амвросий сказал: «Вот, братья мои, как ми­лостиво поступал Бог, когда испытывал несчастного, и как су­ров Он в гневе, когда умножил тот богатства сверх всякой меры!» Говорят, что на том месте образовалась очень глубокая впадина даже и до сегодняшнего дня во свидетельство того факта.

—  6. Когда замечает Амвросий, что корень всех бед — алчность — все больше берет верх в людях, особенно в тех, которые наделены властью и не только в тех, у которых все покупается [и продается], но и в тех, которым даны бразды свя­щеннического правления, то горько плачет и молит с великой настойчивостью, чтобы Он освободил его от этого злосчастно­го века. Некто понял тогда, возрадовался и открыл братьям, что было с Амвросием даже и до воскресения Господня. Не­сколькими днями ранее, задерживается Амвросий у рабочего стола, поскольку диктует псалом XLIIII, внезапно видит писец сияние вокруг его головы в виде большого блюда и мало-пома­лу то сияние уходит в уста Амвросия, как хозяин в дом. Тотчас лик Амвросия сделался светлым, как снег, а потом принял пре­жний вид³. И в тот же день Амвросий перестает писать и дик­товать, так что не может завершить псалом, через несколько дней телесная слабость [у него] начинает возрастать. Тогда правитель Италии, поскольку был в Милане, созвал благород­ных людей и говорит, что после ухода такого мужа имеет мес­то опасение, что Италия придет в упадок и просил обратиться к человеку Божьему с просьбой, чтобы он умолил Господа и жил еще год. Когда Амвросий услышал это от тех людей, то ответил: «Я жил вовсе не среди вас и не так, чтобы мне было стыдно за мою жизнь, и не боюсь я умереть, потому что у нас добрый Господин!» В то время четверо дьяконов собрались вместе недалеко и спрашивают друг друга, кто будет после. Они были достаточно далеко от того места, где был муж Бо­жий Амвросий, и тихо назвали имя Симплиций, чтобы слы­шать самим. Амвросию, так как он находился далеко, пришлось кричать три раза, что хоть он и стар, но еще здоров. Испуган­ные дьяконы ударились в бегство, призывают Симплиция, тот видит идущего к Амвросию радостно улыбающегося Иисуса. Гонорат, епископ Версаля, который ожидал успения блаженно­го Амвросия, услышал во сне глас, который прокричал три раза: «Вставай, ибо он отходит!» Гонорат немедленно встал, пришел в Милан и дал Амвросию Святое Причастие. Амвросий сложил руки в виде креста и испустил последний вздох со словами мо­литвы. Амвросий почил в год Господень CCCLXXIX⁴. Когда в пасхальную ночь тело его переносят в церковь, то многие кре­щеные отроки говорили, что видят его на кафедре амвона, дру­гие показывали пальцем родителям, что Амвросий поднимает­ся на кафедру, наконец, некоторые рассказывали, что видели звезду над телом Амвросия. Один священник присутствовал на большом пиру и плохо сказал о святом и был тотчас пора­жен болезнью, он завершает свою жизнь, унесенный от стола в постель. В городе Карфагене три епископа точно так же были за столом и один из них плохо отозвался о блаженном Амвро­сии, ему передали, что священник, который похулил Амвро­сия, умер. Епископ посмеялся над этим и тотчас был поражен насмерть болезнью и так завершил течение дней своих.

— 7. Известно, что блаженный Амвросий был отмечен многими достоинствами: во-первых, щедростью, поскольку все, чем обладал, передал он бедным, поэтому и рассказывает сам о себе, что когда император просил базилику, он так ответил — и это зафиксировано в Постановлении XXIII, пункт VIII: «Я удо­стоверяю и т.д., чем я владею, то мне и принадлежит, то есть моя земля, мои деньги и тому подобное и не подлежит отчуж­дению, однако то, что является моим, принадлежит бедным»; во-вторых, невинностью жизни, ибо был он девственником; и об этом сказал Иероним: «Мы не только восхваляем девствен­ность, но и сохраняем; в третьих, стойкостью в вере, о чем он передает, что, когда император просил базилику, то он сказал — и это есть в том же Постановлении: «Скорее я ли­шусь души, чем кафедры!»; в четвертых, в желании мучениче­ства, что ясно из письма о неотчуждаемости базилики, когда управитель Валентиниана предъявляет Амвросию ультиматум словами: «Если проявишь неуважение Валентиниану, я отруб­лю тебе голову!» Амвросий отвечает: «Пусть Бог позволит тебе свершить то, что ты говоришь! Чтобы только отвернул Он от Церкви оружие Свое, и враги утолили свою жажду в моей кро­ви!»; в пятых, настойчивой молитвой, о чем известно и есть в книге XI «Церковной истории»: «Против безумных выходок императрицы Амвросий защищался не руками и оружием, а постом и постоянной молитвой, в бдении у алтаря искал защи­ту для себя и Церкви Божией»; в шестых, слезным даром; сле­зы были у него по трем причинам: слезы сострадания другим по их грехам, что и сказал об этом Паулин в легенде, что когда некто ему исповедовался в каком-то грехе, он так горько зап­лакал, что заплакал и кающийся; слезы благоговения пред веч­ными благами, о чем сказано выше у Паулина, что когда спра­шивали у него, почему он оплакивает умерших святых, он от­ветил: «Не потому я плачу, что они умерли, а потому, что ушли вперед меня во Славу!»⁵; слезы страдания за причиненную не­справедливость, о чем сам он говорит, и есть в Постановлении в вышеприведенной главе: «Слезы — мое оружие против сол­дат Готов, защита достаточная для священника, и я не могу и не должен искать другой!»

— 8. В седьмых, постоянством в случайностях [жизни]; постоянство это по большей части проявлялось трояким обра­зом: во-первых, в защите вселенской истины, о чем говорится в книге XI «Церковной истории», что Юстина, мать императо­ра Валентиниана, воспитанница ариан, вознамерилась посеять раздор в Церкви, угрожая священникам удалением и изгнани­ем, если они не согласятся с положениями собора в Римини, тем самым устраняла она Амвросия, бывшего защитником и крепостью Церкви⁶. Об этом поется во вступлении к [мессе] святого: «Ты, Господи, столь укрепил Амвросия добродетелью, Ты украсил его, столь одарив небесным постоянством, что че­рез него смущены и побиты демоны ариан и выя мирских кня­зей склоняется под Твое ярмо!»; во-вторых, во внимательном отношении к церковной свободе; отчего, когда император за­хотел завладеть базиликой, Амвросий воспротивился, как он свидетельствует и есть в Постановлении XXIII, пункт VI: «Я свидетельствую перед собранием, что передача базилики для меня была бы поспешным шагом!» Тем, кто считают, что это сделано по приказу императора и следует исполнить повеле­ние, ибо у него есть право, Амвросий отвечает: «Если импера­тор просит мою собственность, то берите! Мое тело — я от­даю! Вы хотите заковать меня?! Давайте! Вы хотите моей смер­ти?! Пожалуйста! Я никогда не прятался за спинами людей! И не побегу укрываться в алтарь и не буду молить о пощаде! Приказывают отдать базилику, итак, мы противимся импера­торским предписаниям, но мы исполняем заветы Писания!» Амвросий отвечает: «Ты вместе с безумцами! О, император, какое право имеешь ты на божественные предметы! Импера­тор пребывает во дворце, а священники служат в церкви! Свя­той Набот защитил свой виноградник кровью, так неужели мы уступим Христову Церковь?! Пусть подать принадлежит цеза­рю, это — не оспаривается! А Церковь — Богу, и во всех слу­чаях, не отдается цезарю! Если меня принуждают или требуют у меня землю, дом, золото, серебро или что-нибудь, что при­надлежит мне по закону, я охотно отдам, но я не могу ничего отнять у храма Божьего или передать его, потому что получил его для того, чтобы сохранить, а не для того, чтобы растащить!»; в третьих, в порицании пороков и несправедливости; отчего читаем в «Трехчастной истории» в одной хронике, что, когда в Фессалонике вспыхнул мятеж и некоторые судьи были забро­саны камнями народом, возмущенный император Феодосий приказал всех убить, виновных и невинных, без различия, так что было убито почти пять тысяч мужчин. Итак, император прибыл в Милан и пожелал войти в церковь, Амвросий вышел ему навстречу к входу и отказал, говоря: «Что же, о импера­тор! После подобного акта террора ты не испытываешь угры­зений совести! Или, может быть, императорская власть меша­ет тебе понять грех?! Ты — принцепс, а не раб! О император! И тебе подобает, чтобы твой разум брал верх над волей! Каки­ми вообще глазами смотришь ты на храм Господа! Какими сто­пами попираешь ты святое место! Как поднимешь ты руку, пролившую столько невинной крови и какими устами, приго­ворившими в порыве гнева столько невинных на пролитие кро­ви, ты примешь чашу Его крови! Уходи же! Уходи! Не прибав­ляй другого греха к тому, что ты уже совершил! Получи нака­зание, какое Господь теперь налагает, и это лучшее лечение!» Император повинуется его слову и, вздыхая и плача, возвра­щается во дворец. Поскольку же пребывает он в слезах, воена­чальник Руфин спрашивает о причине столь глубокой печали. Император говорит: «Ты не чувствуешь моей боли, ведь для рабов и нищих храмы открыты, для меня же туда нет хода!» Он говорил, и его слова прерывались рыданиями. Руфин гово­рит: «Если ты хочешь, я обращусь к Амвросию, чтобы он осво­бодил тебя от наказания, какое наложил!» Император отвеча­ет: «Ты не сможешь убедить Амвросия, ибо не убоялся он им­ператорского могущества!» Но Руфин обещает смягчить епис­копа, император приказывает идти и тот пошел исполнять. Как только Амвросий замечает Руфина, он говорит: «Ты похож на непристойную собаку, о Руфин! Ты — исполнитель подобной резни, и нет стыда, и не краснеешь ты, что лаешь на божествен­ное величие!» Так как Руфин молит за императора и что тот собирается прийти, то Амвросий с великим одушевлением го­ворит: «Я заявляю тебе, что я запрещаю ему входить в пределы святых! И если он употребит силу и будет действовать как ти­ран, я охотно приму смерть!» Руфин извещает императора, а тот говорит: «Я пойду к нему, чтобы он сказал мне в лицо то, что я заслуживаю!» Придя к Амвросию, Феодосий просит ос­вободить его от наказания. Амвросий выходит навстречу и зап­рещает входить в церковь, говоря: «Какое покаяние совершил ты после такой несправедливости?!» Тот отвечает: «Какое то­бой наложено!» Император сослался на то, что Давид совер­шил прелюбодеяние и убийство⁷, а Амвросий говорит: «Ты следуешь за ним в заблуждениях, следуй и в исправлении!» Император исполнился такой признательности, что не отказался совершить публичное покаяние. Когда он согласился на это, то вошел в церковь и встал на хорах. Амвросий спросил, чего он ждет? Чтобы принять участие в святых таинствах, отвечает тот. «О император — говорит Амвросий — жди со всеми, святая святых алтаря только для священников, выйди и жди с осталь­ными, пурпур делает тебя императором, но не священником!» Тотчас Феодосий подчинился. Когда он вернулся в Константи­нополь и оставался вне алтаря, епископ попросил его войти [в святая святых алтаря], а Феодосий ответил: «Я узнал разницу между императором и священником. И едва ли буду искать иного учителя Истины, ибо могу призвать епископа Амвросия!»

— 9. В восьмых, в истинном учении, ибо учение его ве­ликой глубины; в книге «О двенадцати ученых мужах» Иеро­ним говорит: «Амвросий вознесен над глубинами [учения] на крыльях и парит в высотах, всматриваясь в бездны и извлекая плод». И добавляет: «Все его суждения являются опорой веры, Церкви и всех истин»⁸. Августин в книге «О свадьбах и согла­шениях» весьма элегантно выражается: «Ересиарх Пелагий восхваляет Амвросия в таких словах: «Блаженный епископ Амвросий, в книгах которого содержится в высшей степени римское учение, воссиял, как прекрасный цветок среди латин­ских писателей». Августин добавляет: «Его веру и исключи­тельную точность понимания смысла Писания даже недруги не оспаривали»⁹; PL XLIV, I, XXXV, 435-436.]. Амвросий обладал великим авторитетом, по­тому что древние писатели, такие как Августин, считали его учение исключительно достойным. По этому поводу Августин пишет Януарию, что его мать удивилась, почему в Милане в субботу Амвросий не постится. Об этом Августин спросил Амвросия и тот ответил: «Когда я был в Риме, я постился в субботу. Так что когда ты находишься в какой-то Церкви, сле­дуй ее обычаям, если не хочешь быть причиной раздора или оскандалиться сам». Августин добавляет: «Чем больше я раз­мышляю над этими словами, тем больше нахожу, что для меня это как оракул с небес!»¹⁰

Жизнь и мученичество Тибурция и Валериана, находят­ся в мученичестве святой Цецилии¹¹.

О деве из Антиохии¹²

Была в Антиохии дева, историю которой во II книге «О девственницах»¹³Амвросий передает в таких словах: «Еще не­давно была в Антиохии девственница, избегавшая показывать­ся в общественных местах. Но чем больше пряталась она от чужих глаз, тем больше воспламеняла страсть развратников. Красота [девушки], о которой говорят, но не видят, вызывает страстные желания по двум причинам: вожделению и любо­пытству, ибо меньше страсти распаляются, если ничего не про­исходит, но чем более воображают красоту девушки, тем бо­лее распаляются страсти. Не глаз ведь судит, а душа разврат­ника испытывает вожделение. Итак, святая девственница, что­бы не поощрять вожделенной надежды, стремится к полной чистоте и так кладет предел страсти безумцев, где желаемое выдается за действительное. И вот, начинаются преследования [христиан]. Девушка, робкая в силу возраста, не способна бе­жать и, чтобы не попасть в руки тех, кто тянется к ее чистоте, укрепляет сердце христианской доблестью, которая не боится смерти и столь целомудренна, что превозмогает смерть! Гря­дет день надежды, главный для всех! Выводят девушку, цело­мудрию и вере грозит двойное испытание! Когда же видят ее постоянство в вере, исключительную чистоту, готовность к страданиям, румянец на щеках, когда устремляют на нее взгля­ды, то, догадываясь, что она хранит целомудрие, и понимают, что следует отнять веру, ибо если отнять веру, которая важнее, то ее заставят потерять и целомудрие! Девственнице приказы­вают принести жертвы богам или отправляться в место развра­та! Но как же заботятся о своем Боге те, кто так Его защища­ют?! Или как живут те, кто такое приказывают?! И не то чтобы девушка колеблется в вере, но от того, что трепещет за свою чистоту, говорит себе: Что нам делать? У нас похищают один из венцов — венец мученицы или венец девственницы! А, ведь тот, кто отвергает Творца девственности, не узнает даже име­ни девственницы! Но какая ты девственница, если ты — блуд­ница! Какая ты девственница, если живешь развратом! Какая девственница, если домогаешься любви! Лучше уж стоит хра­нить девственность души, чем плоти! Хорошо сохранять то и другое, когда возможно, а если, нет, то я сохранила бы цело­мудрие скорее в глазах Бога, чем людей! Роав была блудницей, но потом обрела веру в Господа и пришла к спасению¹⁴. И Юдифь нарядилась, чтобы понравиться прелюбодею¹⁵, а так как сделала она это по вере, а не из-за любвеобилия, никто не осу­дил ее за прелюбодеяние! По счастью, примеры есть, ибо та, которая доверилась вере, спасает и честь и родину! Может быть и мы, сохранив веру, сохраним и целомудрие! И если бы Юдифь пожелала сохранить честь, а не веру, то, потеряв веру, потеря­ла бы и честь, и родину! Укрепившись этими примерами и глу­боко в сердце храня слова Господа, который сказал: «Кто поте­ряет душу свою ради Меня, тот обретет ее»¹⁶, она поплакала и замолчала, чтобы какой-нибудь прелюбодей не услышал ее причитаний; и не то, чтобы предпочла она порок чести, но она защитила Христа! Ну, подумайте, могла ли прелюбодейство­вать та, которая даже не слыхала о блуде! Давно уж уклончива речь моя; боюсь входить в течение следующих событий. Зак­ройте уши, девственницы Божьи! Препровождена дева Божья в притон! Откройте уши, девственницы Божьи! Может быть девственница проституткой, но не может она прелюбодейство­вать! И где бы ни была девственница Божья, она всегда в храме Божьем! Не оскорбит ведь целомудрия дом терпимости, а це­ломудрие обелит вертеп! Огромная разнузданность царит в притоне. Святые девственницы, знайте чудеса мучеников! Знай­те, что закрыта голубка в непотребном месте и что хищные птицы оглушительно трещат снаружи и спорят, кто первый получит добычу! Девушка воздела руки к небу, как будто она в доме молитвы, а не в узилище разврата: Христе Боже, — шеп­чет она, — во имя девственницы, Ты усмиряешь львов, Ты ведь можешь усмирить и людей с жестоковыйным сердцем! Огонь пал от халдеев; под воздействием Твоего милосердия, а не по естественным причинам, воды разверзлись, чтобы дать путь иудеям¹⁷; Сусанна, идя на казнь, одержала победу над прелю­бодеями¹⁸! И да отсохнет рука, которая посягнет на дары храма Твоего! Ныне же посягают на самый Храм Твой! Да не потер­пишь Ты святотатства! Ты, Кто не оставил ненаказанным во­ровства! Да будет благословенно имя Твое, когда, осквернен­ная, я выйду девственницей! Едва прошептала она молитву, как влетел поспешно солдат, страшный на вид. И как же трепе­тала девственница при виде того, перед кем в страхе отступал народ! Однако она не забыла слов учения. И Даниил ведь, — шепчет она — пришел, чтобы стать свидетелем казни Сусан­ны, и ее, кого осудил народ, признал он невиновной¹⁹! Может быть и здесь под внешностью волка скрывается агнец!? И у Христа, Кто повелевает легионами, есть Свои солдаты! Не стра­шись, душа моя, может быть тот, кто вошел, — гонитель, но обычно такие и творят мучеников! О девственница, твоя вера спасала тебя! Солдат говорит: Прошу, не бойся, сестра! Я при­шел для того, чтобы спасти, а не погубить душу! Послужи мне, чтобы помочь себе самой! Я вошел прелюбодеем по виду, а выйду мучеником, если ты захочешь! Поменяемся одеждой, моя, может быть, подойдет тебе, а твоя — мне, но та и другая одежда подойдет Христу! Твоя одежда сделала бы меня насто­ящим воином, а моя помогла бы тебе остаться девственницей! Ты совершила бы благое дело, я же еще больше скину, чтобы не узнали во мне гонителя. Возьми одежду, которая скроет женщину, и передай мне ту, которая посвятит [меня] в мучени­ки! Надень одежду, которая скроет тело и сбережет честь, возьми головной убор, спрячь волосы, лик и скрой обличие, — обычно стыдятся, когда входят в место разврата. Потом, когда будешь выходить, не оглядывайся назад! Я вспоминаю жену Лота, которая изменилась, когда оглянулась и посмотрела на распутников даже целомудренными глазами²⁰! Не сомневайся, здесь нет жертвоприношения! Я предлагаю себя как хлеб при­частия Моему Богу вместо тебя! Ты будешь на моем месте во­ином Христа, сослужив добрую службу целомудрию, и обре­тешь непреходящую награду, броню праведности, дающую духовную защиту крепкому телу, щит веры, которым ты при­кроешь тело, и шлем спасения! Но наше спасение там, где Хри­стос, потому что муж — глава жены, а Христос — глава дев­ственниц! Говоря эти слова, он снимает одеяние, в котором был прелюбодеем и гонителем. Дева набрасывает на плечи одежду солдата. Какое это зрелище! Какая благодать, когда в доме раз­врата состязаются за мученичество! Сошлись воин и девствен­ница! Они — разные по своей природе, но Божье милосердие делает их равными во исполнение пророчества: «Тогда волк и ягненок будут пастись вместе»²¹. Вот ягненок и волк не только пасутся вместе, но даже вместе приносятся в жертву! Что бо­лее?! После, как переоделась, девушка вылетела из клетки, и не на плотских, а на духовных крыльях! Дело доселе невидан­ное! Из публичного дома выходит девственница Христова! А те, кто смотрят только глазами, но не сердцем, те — словно хищные волки перед ягненком дрожат от нетерпения! Один, более разнузданный, входит, быстро озирается: «Что это — восклицает он — вошла девственница, а видим мужчину!? Вот, слышал я и не верил, что Христос воду обращает в вино²², а Он уже изменяет пол! Выйдем отсюда, пока мы те, кто мы есть! Неужели и сам я изменюсь от того, что вижу иное, чем думаю! Я пришел в публичный дом. Вижу вызов в суд. Однако, когда изменяются, то выходят, и я выйду очищенным, а вошел пре­любодеем, и понятно, что корону наследует победитель: осуж­ден за девственность тот, кого принимают за девственницу! Так, из публичного дома выходят не только девственницы, но и мученики! Передают, что девушка пришла на место казни, и что оба, солдат и девственница, поспорили, кому из них пре­терпеть смерть. Он говорит: «Я приговорен к смерти, тебя при­говор освобождает, потому что относится ко мне!» А она вос­кликнула: «Не затем я избрала тебя, чтобы избежать смерти, но я стремилась сохранить честь! Если нужна была честь, то девственность сохраняется, если проливается кровь, то я не хочу быть поручительницей [за тебя]! Поэтому я отказываюсь от нашего уговора, мне был вынесен приговор! Против меня! Однако, если я дала бы тебе деньги за посредничество и в мое отсутствие судья твою плату присудил бы заимодавцу, то ты мог бы настаивать на приостановке [моей казни], чтобы я мог­ла возместить из моего наследства твои издержки. И если я от­казываюсь, это дает повод осудить меня на недостойную, бо­лее суровую смерть! Я бы хотела умереть невинной, но не за то, чтобы причинить вред! Сегодня нет середины: или посчи­тают, что я виновна в твоей крови, или мне быть мученицей! Если я вернулась, кто осмелится меня изгнать!? Если я оста­юсь, кто осмелится меня освободить!? По закону, следовало бы задержать меня не только за мое бегство, но и за убийство другого! Тело, которое вынесет смерть, не вынесет бесчестия! Есть в девственнице место для чести! Я избегаю позора, а не мученичества, я уступила одежду, но не изменяю исповеданию [веры]! И если ты отнимешь у меня смерть, ты не искупишь меня, ты причинишь мне вред! Воздержись, прошу тебя, если согласен! Воздержись, если согласен, с тем, что слышишь! Не отнимай у меня расположение, какое ты внушил мне, ибо как только ты отнимешь у меня приговор, ты этом восстанавлива­ешь высший (приговор). Приговор высшим приговором заме­няется, и если первый меня не обвиняет, то высший приговор обвиняет. Мы можем исполнить оба приговора, если ты разре­шишь, чтобы я приняла смерть раньше! У тебя другое ведет к казни, в девственнице возбуждает ненависть целомудрие. Что же, тебя привлекает больше стать мучеником за прелюбодей­ку, чем вернуть прелюбодейке ее крестную муку! Что ждете вы?» Оба соглашаются и побеждают! Венец не разделен, а един. Итак, святые мученики по очереди исполняют мученичество; сначала мученичество одного, другой же заступает его место. И точно так же в пифагорейской школе Дамон и Синфий — одного из них приговаривают к смерти, и он попросит отсроч­ки, чтобы привести в порядок дела. Тиран, исполненный лу­кавства, думая, что не сможет вернуть его обратно, просит за­ложника, если он задержится. Не знаю, кто более славен из двух философов: тот ли, кто был приговорен к смерти и вернулся, или другой, который предложил себя (на смерть) вместо друга. Итак, когда приговоренный на смерть задерживается, залож­ник со спокойным видом не отказывается умереть. Когда за­ложника вели на казнь, друг возвращается и подставляет свою голову. Изумленный тиран заметил, что для благородных фи­лософов дружба ценнее, чем жизнь и попросил, чтоб его само­го приняли в друзья те, кого он отправлял на смерть! Столько здесь доблести в добродетели, что тиран склонился! Доблесть достойна похвалы, но менее, чем благодать мучеников, ибо те являются мужами, а между мучеников — девственница, снача­ла усмирившая плоть! Философы — друзья, а мученики даже не были знакомы! Те предстали перед одним тираном, а муче­ники — перед многими тиранами и более жестокими! Тиран простил, а те — убили! Среди философов, в одном преоблада­ла рабская необходимость, а в мучениках воля была свободна. Философы скорее благоразумны, ибо целью их является согла­сие в дружбе, у мучеников же целью был мученический венец! Философы сражались во имя человечности, а мученики — во имя Божье! (Так говорит Амвросий).

Примечания