mospat.ru
Опубликовано в журнале "Церковь и время" № 53


Священник Илия Соловьев, М. В. Шкаровский

Кто совершил злодеяние на пустынной дороге?

К вопросу об убийстве митрополита Сергия (Воскресенского)

Настоящая статья является частью подготовленной авторами  книги о митрополите Сергии (Воскресенском), выход которой из печати ожидается в ближайшем будущем в серии «Материалы по истории Церкви».

 

27 апреля 1944 года Экзарх Московской Патриархии в Прибалтике митрополит Сергий (Воскресенский) возглавил богослужение в Виленском Свято-Духовом монастыре и первый выпускной акт созданных здесь в годы немецкой оккупации Богословско-пастырских курсов. 28 апреля 1944 года он принял в своих покоях певчих хора Свято-Духова собора и на следующий день спешно выехал в Ригу.

Это были последние дни его жизни, о которых довольно подробно пишет в своих мемуарах А. В. Герич. «26 апреля после Пасхи, владыка митрополит уехал в Вильно для приема первого выпуска созданных им пастырско-богословских курсов. 28 апреля он принимал в своих покоях певчих церковного хора Виленского Свято-Духова собора, на котором ему, между прочим, были сказаны такие слова: “Вы, Владыка, всегда радуете нас своим приездом и изливаете на нас много энергии и силы. Вы поддерживаете нас не только как певчих церковного хора, но и как верующих православных христиан. От Вас мы твердо и ясно теперь узнали, что такое ‘русский’ и что такое ‘православный’ […]”». В тот день в Риге умер большой друг владыки Сергия, бывший солист Российской оперы Дмитрий Смирнов, и митрополит решил спешно вернуться в Ригу, чтобы возглавить похороны знаменитого певца и друга.

К этому времени в распоряжении владыки Сергия был автомобиль и постоянный шофер из бывших советских военнослужащих майор Петр Яковлевич Кулаков, герой Советского Союза. Он всюду возил митрополита и был ему очень предан. В 1939–1940 годах он участвовал в советско-финской войне, где проявил храбрость и был награжден орденом. 5 декабря 1941 года П. Я. Кулаков перелетел на своем самолете на сторону немцев1.
В тот трагический день, 29 апреля 1944 года, владыка Сергий подвозил на своей машине еще двух человек: семейную пару Марию Михайловну и Иннокентия Фокиевича Редикульцевых. Об И. Ф. Редикульцеве следует сказать особо. Он родился в Сибири в 1889 году в семье священнослужителя. С началом Гражданской войны 19-летний Иннокентий служил в рядах армии Колчака. 24 декабря 1919 года он оказывался в плену у красных, попал в Красноярский военный городок, ставший могилой множества солдат и офицеров Белой армии. Отсюда его почему-то переслали в родной город для суда, где после почти годичного заключения неожиданно выпустили из-под стражи.

Не найдя места в советских учреждениях, И. Ф. Редикульцев становится священнослужителем. Обладая превосходным басом, он в скором времени получает назначение протодиаконом храма Христа Спасителя в Москве, который принадлежал тогда «обновленцам». Известно, что в 1926 году отец Иннокентий Редикульцев был избран членом Комиссии по объединению обновленческих общин Москвы2. Впоследствии он занимал пост секретаря Московского «обновленческого» епархиального управления.

Протодиакон И. Редикульцев совершал службы в храме Христа Спасителя с обновленческим «митрополитом» Александром Введенским, но, очевидно, в начале 1930-х годов (возможно, после закрытия и разрушения храма Христа Спасителя в Москве) отец Иннокентий Редикульцев, как и многие его коллеги, ушел на советскую службу. На этот раз его приняли в московский Большой театр, где он с успехом трудился вплоть до начала войны. В 1941 году он вместе с супругой каким-то образом попал в Германию (по некоторым данным, был в окружении под Смоленском) и уже оттуда переехал в Литву3.
Учитывая приведенные нами выше «особенности» биографии отца Иннокентия, можно сделать предположение, что в свое время он был завербован советскими органами политического сыска и являлся их тайным агентом.

Вот в какой компании Экзарх на своем автомобиле покинул Вильно и направился в Ригу по дороге, которая проходила через район, где было много партизан…

В Ковно владыку ждал представитель русского населения в Литве А. Ставровский, и так как митрополита долгое время не было, он поехал ему навстречу. Через некоторое время А. Ставровский увидел машину владыки, стоящую на дороге. Подъехав, он оцепенел от ужаса: все сидящие в автомобиле были мертвы… Как потом выяснилось, убийцы подошли к машине митрополита с той стороны, где он сидел, и выстрелами из автомата убили владыку и его шофера. Отец протодиакон застыл в позе защищающегося рукой… Недалеко от машины нашли убитую девушку — случайную свидетельницу преступления. Произошло это в субботу. «Узнав о смерти владыки Сергия в воскресенье утром, — вспоминает А. Герич, — я сразу побежал в церковь. Там шла служба, которую совершал епископ Иоанн (Гарклавс). В церкви стоял гроб Димитрия Смирнова. За службой поминали новопреставленных. После обедни было отпевание, которое должен был совершать владыка митрополит. Все были потрясены, многие плакали…»4.

Убийство митрополита и его спутников произошло на пустынной дороге между Вильнюсом и Каунасом (в 40 км от него). По некоторым данным, они были убиты выстрелами из обогнавшей их машины. В теле владыки оказалось 12 пуль. Нападавшие будто бы были в немецкой форме, но оккупационные власти заявили, что это злодеяние совершили советские партизаны. До сих пор нет ясного ответа на вопрос: кто спланировал и совершил убийство? Естественно, что в советской послевоенной литературе в нем обвинялись нацисты5.

Об этом же свидетельствуют и некоторые известные источники. Согласно сообщению И. Л. Глазенапа, убийство митрополита и его спутников совершил ложный партизанский отряд из русских агентов СД под командованием майора В. В. Позднякова. Впрочем, к этому свидетельству надо подходить осторожно, так как оно было опубликовано в тенденциозной, по сути дела пропагандистской советской газете «Голос Родины»6.

В Бахметьевском архиве Колумбийского университета (Нью-Йорк) хранится письмо журналиста из Латвии М. Бачманова. В нем говорится о том, что из машины экзарха будто бы спаслась одна гимназистка, которая спряталась во рву. Она свидетельствовала, что это были немецкие СД, опознала одного из них по шраму на лице и запомнила номер машины, принадлежавшей каунасскому СД7. Однако об этом четвертом пассажире в митрополичьей автомашине ничего не известно и остается не совсем ясным, могла ли попасть в эту машину (и без того занятую четырьмя людьми) какая-то гимназистка. Кроме того, представляется маловероятным, что нападавшие ее «не заметили», в то время как она сумела прекрасно разглядеть лицо по крайней мере одного из них.

Начальник полиции «Остланда» обергруппенфюрер СС Ф. Эккельн после ареста, на допросе 31 декабря 1945 года показал: «Митрополит Сергий находился давно под наблюдением СД и гестапо… Фукс дал мне прочитать приказ о ликвидации митрополита Сергия за подписью Кальтенбруннера (шефа Главного управления имперской безопасности), из которого следовало, что Сергий должен быть убит таким способом, чтобы путем провокации его убийство можно было свалить на советских партизан. Так и было сделано фактически»8. Переводчик П. Я. Крупников на допросе сообщил, что Эккельна допрашивали на другую тему, и обергруппенфюрер СС неожиданно сам, по своей инициативе рассказал об убийстве владыки Сергия. Но и в этом случае нет никаких гарантий, что на допросе в НКВД на высокопоставленного члена СС не было оказано никакого давления.

Немецкий лютеранский священник Е. Тройлиб, знавший митрополита Сергия лично, писал в своей статье, что офицер «соседней службы», который негативно относился к связи экзарха с Московской Патриархией, «с удовлетворением» сообщил через несколько часов после убийства о случившемся. Тройлиб считал наиболее вероятным, что митрополита убили люди не немецкой национальности, состоящие на службе СД: «Как позже стало известно, незадолго до или после убийства на расположенном вблизи места покушения заправочном пункте Вермахта заправлялся немецкий служебный автомобиль. Сидевшие в нем три человека в германской униформе показали действительный пропуск, говорили на ломаном немецком и демонстрировали вызывающе уверенное поведение»9.

Интересные показания дал на допросе 11 сентября 1944 года начальник Псковской миссии протопресвитер Кирилл Зайц: «Мне известен случай, когда в Риге лютеране-латыши по поводу занятия немецкими войсками Риги потребовали открыть кафедральный собор и совершить благодарственный молебен. Митрополит Сергий Воскресенский на это разрешения не дал, и молебен не был отслужен. Из этого я могу судить, что митрополит Сергий к немцам имел отношение отрицательное… Митрополит Сергий Воскресенский был убит, как прошел среди населения слух, немцами, такого же мнения был я и мои коллеги… Я полагаю, что причиной убийства послужило то, что немцы перестали доверять митрополиту Сергию. Правда, хотя у меня веских доказательств нет, но должен сказать, что СД, начиная с конца 1943 года, перестало давать пропуск на проезд митрополиту Сергию на территорию РСФСР, оккупированную немцами. С другой же стороны, убийство митрополита Сергия было совершено с целью создания среди населения отрицательного отношения к советской власти и большевикам. Кроме того, митрополит предвидел неизбежную свою смерть от немцев»10.

Указания на убийство Экзарха фашистами встречаются и в целом ряде секретных документов Совета по делам Русской Православной Церкви и Совета Министров СССР второй половины 1940-х годов11.

На то, что злодеяние на дороге было совершено немцами, указывает в своем заявлении в Чрезвычайную комиссию по расследованию немецких зверств архимандрит Филипп (Морозов), на основании показаний которого во многом построено заключение 2-го управления НКГБ СССР о результатах проверки материалов по делу об убийстве Экзарха Литвы, Латвии и Эстонии митрополита Литовского Сергия (Воскресенского), подписанное майором госбезопасности Лутовым и капитаном НКГБ Торговкиным.

Заявление архимандрита Филиппа (Морозова) требует внимательного рассмотрения, однако прежде необходимо сказать несколько слов о самом заявителе.

Архимандрит Филипп (в миру Павел Леонтьевич Морозов) родился в 1890 году в семье священнослужителя. Его отец был диаконом в Вологодской епархии. По окончании Вологодской духовной семинарии П. Л. Морозов поступил в Санкт-Петербургскую духовную академию, которую окончил со степенью кандидата богословия в 1914 году, будучи в сане иеромонаха. В 1921 году он был назначен на должность инспектора Кременецкой духовной семинарии. После удаления польскими властями с Виленской кафедры митрополита Елевферия (Богоявленского) сторонник незаконной автокефалии Польской Церкви митрополит Георгий (Ярошевский) своим указом от 14 октября 1922 года назначил отца Филиппа на должность ректора Виленской духовной семинарии (на место уволенного в связи с противлением неканоническим автокефалистским устремлениям В. В. Богдановича). Однако уже в 1924 году архимандрит Филипп по каким-то причинам был смещен с должности ректора и зачислен в состав братии Виленского Свято-Духова монастыря. Надо полагать, что вместе с потерей ректорского места архимандрит Филипп утратил надежду получить архиерейскую хиротонию, к которой он как архимандрит очень стремился. Эта жажда архиерейства у отца Филиппа, очевидно, была велика настолько, что он решился на неожиданный для многих шаг. Летом 1925 года он публично, через печать, объявил о своем переходе в Римо-Католическую Церковь, под юрисдикцией которой он надеялся занять епископскую кафедру.

18 августа 1925 года в виленских газетах появилось письмо архимандрита Филиппа (Морозова), в котором среди прочего говорилось: «После долгого размышления я решился на важный шаг: постановил стать членом той религиозной общины, которая подчиняется наивысшему пастырю, епископу Римскому. Этим актом я выполняю только веление собственной совести, убежденной, что лишь та истинная христианская Церковь, где есть апостол Петр со своими последователями». Далее архимандрит уверял, что в его «поступке нет никакой измены тому, что всем нам должно быть дорого: подлинной вере и принадлежности к собственному народу». «Любя Христа и Его Святую Церковь, — заключал отец Филипп свое послание, — буду и впредь в нем любить вас, мои братья, и молиться буду о той милости для вас, которую Навысший уделил мне, а именно, чтобы вас как можно больше пришло на ту высоту, на которой Избавитель наш построил Свою Церковь и на которой только и можно сохранять истинную православную христианскую веру в настоящее время смуты и разъединения. Ищите опоры для вашей Церкви не в Москве и не в Константинополе, и не у протестантов, а только в Риме — в этом истинном центре христианского объединения»12.

Свой переход в унию с Римом отец Филипп старательно скрывал. По сведениям бывшего юрисконсульта Православной Церкви в Польше присяжного поверенного К. Н. Николаева, написавшего исследование о восточном обряде, еще 17 августа 1925 года архимандрит Филипп писал Виленскому Преосвященному Феодосию (Федосьеву) о том, «что слухи об измене моей Великой Православной Церкви ложны»13.

Сразу же после перехода отца Филиппа (Морозова) в униатство польская печать подхватила известие о «перелете»14 православного архимандрита под власть Рима. По мнению обозревателей польских газет, этот факт явился новым доказательством «разложения Православной Церкви», произведшим в Вильно громадное впечатление.

Морозов, свидетельствует об архимандрите-«перелете» К. Н. Николаев, был человеком талантливым, образованным, «оратором с представительной внешностью. Он предназначен к высокому посту, а поста нет. Православная Церковь в Польше организуется, и ему не отведено то место, которого он заслуживает. Он на “епископской” линии, однако, его обходят. Так складывалось то настроение, которое привело о. Ф. Морозова в Рим. Он виделся с папой. В Риме были изумлены, но и не очень обрадованы — там и без о. Филиппа было много претендентов на высокие места. Его приняли и послали в Вильно. Это была ошибка Рима. В Вильно его можно было послать только нареченным епископом. Этого не сделали.

Во всяком случае, о. Ф. Морозову приспособили августиановский храм для богослужений по восточному обряду. Получился соблазн и для католиков. Отец Ф. Морозов стал служить в сущем сане, а между тем на нем лежало запрещение православного епископа, которого в Вильно уважали. Он принес с собой архимандритский крест и великолепную митру, но весь блеск православного обряда остался в православном храме Св. Духовского монастыря. В новом месте все было примитивно, ново, подражательно. Не с кем было соборно служить, некому петь…»15.

Архимандрит Филипп начал служить по новому стилю. Этот поступок произвел в городе сенсацию, и народ из любопытства стал посещать его храм. Морозов возглавил нео-униатское движение в Вильно и стал агитировать православное духовенство переходить в неоунию. За эти действия в сентябре 1925 года епархиальной властью и Священным Синодом Православной Церкви в Польше на архимандрита Филиппа были наложены следующие наказания: запрещение в священнослужении, низвержение из сана, лишение монашества, отлучение от Церкви и даже анафема, провозглашенная в храме Свято-Духова монастыря.

При таком положении «миссионерская работа» архимандрита Филиппа, сводившаяся к переводу православных в католицизм, имела мало успеха. Как пишет по этому поводу другой свидетель событий — А. К. Свитич, — «последователей у него, как среди православного духовенства, так и среди православных приходов, было очень мало и овладеть положением архимандрит Филипп не сумел. Ни Рим, ни католические епископы его не поддержали […]. Такое положение длилось полтора года. В январе месяце 1927 года архимандрит Филипп обратился с прощальным письмом к Виленскому римо-католическому митрополиту Ромуальду Яблжиковскому. В нем архимандрит Филипп писал: “Время соединения Церквей еще не приспело. После моей полуторагодичной самоотверженной работы на пользу соединения Церквей для меня лично теперь совершенно ясно, что со стороны именно предстоятелей Западной Церкви нет евангельской подготовки для этого соединения. У католической иерархии отсутствует истинно католическое отношение к Православию, т.е. в духе Вселенской Христовой Церкви и наоборот: гордость, самомнение и недостаток христианской любви характеризуют это отношение”. Далее в письме говорилось: “Пользование в деле католической пропаганды духовными лицами, изверженными из Православия как отбросы, пользование ими только потому, что они на все согласны и с удовольствием могут грязнить Православие, ясно свидетельствует о том, что католические иерархи не только не хотят зарывать вырытой человеческими руками пропасти между Церквами, но с помощью наемных рабочих ее углубляют”»16.

В начале января 1927 года, потеряв надежду стать епископом под омофором Римского Папы, Морозов пришел с покаянием к архиепископу Виленскому Феодосию (Феодосьеву) с просьбой принять его обратно в Православие. После обсуждения на февральской 1927 года сессии Священного Синода архимандрит Филипп был принят в сущем сане с наложением на него епитимьи: запрещение служения, ношения креста и рясы, духовное руководство под началом архимандрита Макария. 15 апреля 1927 года епитимья была снята.

Есть сведения, что перед началом войны Германии с СССР, а именно в 1940 году, отец Филипп (Морозов) подавал прошение о приеме в Московскую Патриархию, но, очевидно, начало военных действий помешало доведению этого дела до конца17.

В годы войны архимандрит Филипп оказался на территории Виленской епархии. Здесь, по его собственным словам, он близко сошелся с митрополитом Сергием (Воскресенским), который якобы оказывал архимандриту свое доверие. После прихода советской армии отец Филипп по каким-то причинам не ушел с немцами, был арестован и находился под следствием в НКВД, давая, среди прочих, показания об обстоятельствах убийства митрополита Сергия (Воскресенского). По сведениям священника Виталия Серапинаса, приведенным на интернет-сайте Литовской епархии Московского Патриархата, архимандрит Филипп (Морозов) давал показания и против своих собратий, в частности, с его слов 24 октября 1944 года был арестован протоиерей Лука Голод. Сам отец Филипп впоследствии был сослан в советский концлагерь, откуда уже не вернулся.

Заявление архимандрита Филиппа (Морозова) по делу об убийстве экзарха Литвы, Латвии и Эстонии митрополита Сергия (Воскресенского) в Чрезвычайную комиссию по расследованию немецких зверств было подано 8 августа 1944 года. В нем отец Филипп утверждал, что, начиная с сентября 1943 года, он бы «в дружественных отношениях с покойным митрополитом Сергием» и потому может «описать его внутреннюю трагедию». Архимандрит Филипп даже подчеркнул, что он обязан описать эти события согласно предсмертной воле самого митрополита Сергия (Воскресенского), высказанной ему Экзархом накануне убийства — 28 апреля 1944 года.

В начале своего заявления отец Филипп описал обстановку, в которой пришлось работать Экзарху Сергию. Эту обстановку архимандриту якобы обрисовал сам митрополит во время их первой «деловой встречи», состоявшейся в Свято-Духовом монастыре 15 сентября 1943 года. Экзарх рассказал, что большинство лиц из окружения покойного митрополита Елевферия как в Ковно, так и в Вильно «были эмигрантского духа», т.е. ярые враги советской власти, прикрывающиеся только именем Московской Патриархии. Пока митрополит Сергий находился в Риге под немецким арестом (с приходом гитлеровцев в 1941 году), духовенство приняло прогерманскую линию, «а в Риге даже назначен был без всякого его опроса, своего рода обер-прокурор над Церковью — немец Иван Давидович Гримм». При таких условиях, чтобы выйти из-под ареста, митрополит должен был сначала сделать заявление в газетах о своей лояльности к Гитлеру18.

Вторая встреча Экзарха с архимандритом Филиппом, как следует из показаний последнего, произошла уже после того, как Синод епископов в Риге во главе с митрополитом Сергием (Воскресенским) сделал протестующее заявление против безбожия советской власти и гонения на веру в Советском Союзе, т.е. в конце октября 1943 года. Тогда отец Филипп спросил Экзарха, зачем он сделал заявление о гонениях, «ведь это неправда». Митрополит будто бы пояснил, что лично Г. Гиммлер и Х. Лозе потребовали от него отречения от Патриарха Сергия, и он категорически отказался это сделать. Тогда в качестве компромисса немцы предложили митрополиту сделать заявление против советской власти. Но есть (по мнению отца Филиппа) и другая причина, по которой Экзарх должен был делать немцам уступки. Дело в том, что на него поступали доносы от его же сослужителей, в чем он подозревал прибывшего вместе с немцами в Прибалтику из Можайска протопресвитера Василия Виноградова и «еще одно духовное лицо, стоящее во главе епархиального управления в Вильно».

Что касается протопресвитера Виноградова, ушедшего после войны вместе с немцами за пределы СССР и обосновавшегося в Мюнхене, то он, как это видно из его писем к преосвященному Иоанну (Шаховскому), написаным в 1947 году, по крайней мере, в своей оценке деятельности Московской Патриархии, был чрезвычайно близок к митрополиту Сергию (Воскресенскому). В своих письмах к преосвященному Иоанну отец Василий Виноградов говорит, что «русская иерархия склоняется перед большевистской властью вовсе не ради личного блага», а ради возможности сохранения хотя бы какого-то священноначалия, «без которого никакая церковная жизнь стала бы невозможна». Отец Василий справедливо указывает, что «в существующих условиях советского режима, где, можно сказать, каждый десятый есть подневольный агент ГПУ, где каждый шаг и каждый уголок находится как бы под стеклом, никакая катакомбная церковь невозможна». Да и простой народ стремиться не под власть «одиночек-фанатиков», а к своему приходскому пастырю. И далее в своих письмах протопресвитер Виноградов откровенно защищает митрополита Сергия (Страгородского) от эмигрантских нападок «ревнителей не по разуму»19. С другой стороны, вышеупомянутая солидарность в оценке положения Церкви в СССР вовсе не означает, что между Экзархом Сергием и отцом Василием Виноградовым не могли происходить какие-то трения и что последний не обращался за помощью в возникающих конфликтах к немецким властям.

Ко времени третьей встречи с митрополитом в январе 1944 года, как пишет отец Филипп (Морозов), выяснилось, что на митрополита Сергия поступили доносы в гестапо. Доносчики обвиняли митрополита в том, что он состоит в секретной службе в НКВД и ему даются указания идти на любые уступки немцам ради сохранения руководства церковной жизнью в Прибалтике. Экзарх якобы окружил себя советскими агентами (60-летний келейник Симеон, шофер Кулаков — «нквдист», который держал митрополита под дулом револьвера, в связи с чем владыка в последнее время начал пить) и вел двойную игру. Положение митрополита сделалось «тревожным и серьезным». Но все же Экзарх решил бороться с отцом Василием Виноградовым и другим лицом, помогавшем тому в доносах.

Тем временем протопресвитер Василий Виноградов, по сведениям отца Филиппа, «совсем зазнался», стал открыто поносить митрополита перед верующими «как пьяницу, безбожника и коммуниста» и даже перестал выполнять экзаршие распоряжения по семинарии и монастырю. В конце марта 1944 года, после проведения формального расследования, митрополит уволил отца Василия Виноградова со всех должностей и предписал ему покинуть Свято-Духов монастырь. Немцы не одобрили этого распоряжения, и у Экзарха Сергия начался по этому поводу «открытый конфликт с властью».

В конце апреля 1944 года митрополит вновь приехал в Вильно. Здесь 28 апреля состоялась его последняя встреча с отцом Филиппом (Морозовым), во время которой он рассказал архимандриту, что еще раз отказался объявить патриарха Сергия «лжепатриархом» и выступить против Московской Патриархии. Из составленного отцом Филиппом документа следует, что митрополит Сергий будто бы рассказывал обо всем «со слезами», после чего обнял архимандрита и просил его, если тот останется жив и восстановится связь с Москвой, немедленно поехать в Патриархию и рассказать там всю правду о положении Экзарха при немцах, «обелив его перед Церковью и Родиной». Митрополит будто бы разоткровенничался настолько, что пригласил архимандрита приехать к нему в Ригу, поселиться на даче за городом, а там посмотреть, что будет. Так, якобы «в братских объятиях», закончилась последняя встреча отца Филиппа и митрополита Сергия (Воскресенского).

Далее архимандрит прямо писал о причинах убийства митрополита Сергия, совершенного германскими властями. Немцы никогда не доверяли митрополиту и считали его своим врагом. Они видели, что православное население Прибалтики любит и уважает митрополита и не доверяет его воззваниям против Советов, сделанным под немецким давлением. «С этой стороны он был опасен для немцев», и они создавали условия для замены его другим иерархом, каковым стал Ковенский епископ Даниил (Юзьвюк), будто бы «попавший» в архиереи по протекции профессора И. Д. Гримма и впоследствии сблизившийся с противниками митрополита Сергия в лице протопресвитера Василия Виноградова и протоиерея Луки Голода. Именно эти три лица во главе с преосвященным Даниилом, по сообщению архимандрита Филиппа, представляли собой «тесную группу, враждовавшую против митрополита». Целью же убийства митрополита Сергия (Воскресенского) была широкая пропагандистская кампания о зверствах большевиков (наподобие Катынской или дела об убийстве архиепископа Алексия (Громадского) на Украине). И эта цель, говорит архимандрит Филипп, отчасти была немцами достигнута, т.к. собранные в мае 1944 года в Кракове генерал-губернатором Франком православные русские епископы в один голос выразили свой протест против убийства митрополита большевиками.

Виновниками убийства митрополита отец Филипп прямо называл немцев и просил советское правительство предоставить ему возможность сделать об этом доклад в Московской Патриархии20.

Записка архимандрита Филиппа (Морозова) легла в основу официального заключения 2-го управления НКГБ СССР о результатах проверки материалов по делу об убийстве Экзарха Литвы, Латвии и Эстонии митрополита Литовского и Виленского Сергия (Воскресенского), составленного 10 августа 1944 года в Вильнюсе майором госбезопасности Лутовым (начальник 3-го отделения 5-го отдела 2-го управления НКГБ СССР) и капитаном госбезопасности Торговкиным (начальник 4-го отделения 5-го отдела 2-го управления НКГБ СССР).

В заключении говорится, что по свидетельству протоиерея Александра Недвецкого митрополит Сергий дал распоряжение поминать всех православных патриархов, независимо от запрещения немцев поминать Патриарха Сергия. Экзарх дал распоряжение поминать власть по следующей формуле: «О еже даровати победы освободителям нашим и вождю их, сокрушити власть супостат безбожных и помиловати страждущие люди своя». Когда же упомянутый протоиерей А. Недвецкий спросил митрополита, как это понимать, Экзарх ответил: «Понимайте так, как подсказывает вам совесть». «Мы, — говорил сотрудникам НКГБ отец Александр Недвецкий, — всегда считали своими освободителями только русских, поэтому указанная формулировка успокаивала совесть верующих».

В целом в записке проводится мысль о том, что хотя митрополит Сергий и сделал ряд антисоветских выступлений, но все же он не встал полностью на сторону немцев, т.к. отказывался порвать связь с Московской Патриархией. Таким образом, сам факт связи с Патриархией и Московским Патриархом рассматривается в качестве просоветской позиции Экзарха и даже как выражение его политической позиции.

Сотрудники НКГБ упоминали в своем заключении свидетельство священника Михаила Кузменко21, инспектора Виленской духовной семинарии, прощаясь с которым перед своим отъездом митрополит будто бы сказал ему: «Да хранит Вас Господь, может быть, и не увидимся больше, если придется погибнуть от немецкой пули».

Вывод авторов документа НКГБ категоричен:
«1. Митрополит Сергий […] был убит немцами, которые подозревали в нем предателя и агента Москвы. Убийством преследовались две цели: с одной стороны, освободиться от митрополита Сергия как не внушающего доверия, а с другой — использовать факт убийства для очередной провокации и клеветы на Советскую власть […].
2. В числе организаторов убийства были сотрудники Виленского гестапо […].
3. Активное содействие в убийстве митрополита Сергия оказывал агент гестапо протоиерей Виноградов, также бежавший с немцами.
4. Подозреваемыми в причастности (в качестве агентов гестапо) к убийству митрополита Сергия являются: архимандрит Филипп Морозов, протоиерей [Лука] Голод, проживающий в данное время в Вильнюсе, и секретарь Синода Гримм, проживающий в Риге, материалы в отношении которых требуют дополнительной проверки»22.

Итак, мы привели важнейшие известные на сегодняшний день свидетельства в пользу того, что убийство митрополита Сергия было осуществлено немцами. Но в этом деле есть и другая сторона, т.к. и советская власть имела прямые основания для убийства Экзарха, который выступил с горячим призывом борьбы с коммунистической властью в России. Органы власти рассматривали митрополита Сергия (Воскресенского) как предателя Родины. В секретной переписке между сотрудниками созданного в сентябре 1943 года Совета по делам Русской Православной Церкви митрополит Сергий (Воскресенский) прямо именуется «отлученным от Церкви изменником Родины»23. Поэтому существует вероятность того, что убийство митрополита было совершено советскими партизанами.

В пользу этой версии существует свидетельство рижского священника Николая Трубецкого, отсидевшего в лагере 10 лет за причастность к деятельности Псковской миссии. В своей беседе с Николаем Шеметовым отец Николай утверждал, что встретил в местах заключения бывшего партизана, который сообщил ему о своем участии в убийстве Экзарха, совершенном по приказу советской разведки. «С ним мы разделались, — сказал отцу Николаю бывший партизан. — Помните, в 1944 году он поехал, кажется, в Каунас. Когда он возвращался, наша машина обогнала его автомобиль. Я был участником этой операции. Мы, переодетые в немецкую форму, выскочили на дорогу и расстреляли не только его, но также и шофера и его попутчиков. Свидетелей не было». Далее отец Николай указывал, что будто бы свидетелем преступления был какой-то пастух, чей рассказ совпадал с рассказом бывшего партизана24.

А. В. Герич также считал, что убийство митрополита — дело рук красных партизан. «Владыку Сергия, — писал он, — убили более пятидесяти лет назад, но до сих пор нет полной ясности, кто это сделал. Я всегда думал, что это дело рук красных партизан, действовавших по приказу сверху. Сегодня же я в этом уверен больше, чем когда-либо». Далее А. В. Герич упоминал об аресте начальника германской полиции в Прибалтике генерала Эккельна, которому было предъявлено обвинение в убийстве митрополита Сергия. Однако в другом месте Герич сообщил, что советские власти впоследствии привезли из России на могилу митрополита его старушку-мать: «И это было сделано для человека, который открыто призывал к свержению коммунистической власти и которого я видел вместе с генералом А. А. Власовым, позже казненным большевиками. Генерал Эккельн был тоже повешен. Все это наводило меня на грустные мысли».

А. В. Герич упоминал также статью Ю. П. Хмырова (Долгорукова) «Страшное злодеяние», опубликованную в марте 1972 года в 24 номере газеты «Голос Родины», издававшейся с пропагандистскими целями для тех, кто возвращался в СССР. Ю. П. Хмыров, бывший агентом НКВД, в свое время «присоединился» к власовскому движению в качестве провокатора. Статья Хмырова, по свидетельству Герича, «полна выдумок, передергиваний и лжи». В частности, Хмыров указывал на то, что одним из убийц митрополита был Дмитрий Александрович Левицкий, который якобы ошибочно был назван секретарем митрополита (Левицкий действительно некоторое время исполнял обязанности секретаря владыки). «Я знаю Дмитрия Александровича [Левицкого], — пишет Герич, — более шестидесяти лет, и, конечно, никакого отношения к убийству митрополита Сергия он не имел, и иметь не мог. Пережив в Латвии две оккупации, — пишет далее Герич, — советскую и немецкую, могу только сказать, что немцы у нас просто так не расстреливали людей. С теми, кто выступал против них, они поступали жестоко, но митрополит Сергий против не выступал, а только использовал их для достижения своих целей, вернее, целей Русской Православной Церкви. Нет, я убежден, что владыку Сергия убили красные партизаны, которым он мешал. Погиб он за веру, за то, что открывал церкви на территории Псковской миссии, за то, что учил людей и показывал своим примером, каким должен быть русский, православный. Все это я сам видел и слышал»25.

Однако все же вышеприведенные свидетельства пока не подтверждаются никакими архивными документами, и, может быть, окончательный ответ на вопрос об убийстве митрополита Сергия (Воскресенского) будет дан историками в будущем. Еще одну версию убийства высказал в своих недавних воспоминаниях диакон В. Червяковский. Он предполагает, что митрополит Сергий мог быть «убит дружинниками латвийского диктатора Ульманиса за то, что не хотел отказаться от церковного послушания Московской Патриархии»26.

В западноевропейской историографии, как и в современной российской, утвердилась точка зрения, что Экзарха расстреляли нацисты. Так в изданном в 1992 году в Германии, Швейцарии и Австрии  фундаментальном труде «История Христианства» говорится: «Эксперты считают, что Сергий был убит по приказу Берлина. После поворота войны под Сталинградом эта неудобная личность, которая так упрямо ссылалась на Московский Патриархат, уже являлась не помощью, а помехой для немцев»27, Die Geschichte des Christentums. Band 12. Freiburg-Basel-Wien, 1992. S. 979.].

Экзарху были устроены пышные похороны, но расследовать обстоятельства его убийства германские власти не стали. Зато сразу же, как по команде была развернута пропагандистская кампания в связи с «террористическим актом большевиков». Целый ряд соответствующих статей появился в немецких газетах28. 11 мая МИД переслал текст Пасхального послания митрополита Сергия в различные посольства с просьбой о максимально широком его распространении: «Необходимо сделать все, чтобы через это сообщение и подобные публикации неослабно запечатлевать в сознания Сергия как мученика и первую жертву “ставшего благочестивым Сталина”. При этом сверху рекомендовано религиозное акцентирование, не предназначенное для распространения через служебные германские каналы» и т.д.29

Органы управления экзархата прокомментировали смерть митрополита двусмысленным утверждением, что он пал «жертвой своей преданности Церкви и своей безграничной любви к Отечеству», в чем многие усмотрели намек на вину немцев30. Отпевание Экзарха Сергия состоялось 4 мая в кафедральном Рижском Христорождественском соборе, похоронили владыку на Покровском кладбище Риги, по левую сторону от Покровской церкви (могила сохранилась).

Описание похорон дано в мемуарах А. В. Герича: «Отпевание владыки было назначено на 4 мая, четверг. До этого в церкви шли службы, люди приходили, чтобы проститься с владыкой или просто побыть с ним в тиши храма. Немцы потребовали, чтобы отпевание было с контролируемым доступом, то есть вход был по билетам, которые можно было получить у духовенства. Когда мы пришли в собор (было часов семь утра), он был окружен полицией. Нас пропустили. Шла служба. Гроб владыки утопал в цветах.

[…]Служба длилась до 3 часов дня. Когда выносили гроб из храма, во главе процессии священников шел о. Василий Евстафьев.

От церкви до Покровского кладбища, а это, я думаю, километра два, народ стоял стеной по обеим сторонам дороги. Саму процессию охраняли солдаты и мы, прислуживавшие в церкви. Никому не разрешалось выходить из колонны и особенно присоединяться к ней. Так мы дошли до Покровского кладбища. Владыку митрополита похоронили слева от кладбищенской церкви»31.

Кто же совершил злодеяние на пустынной дороге, приведшее к гибели четырех людей? Авторы настоящей статьи не претендуют на то, чтобы дать окончательный ответ на этот вопрос. Более того, они сами расходятся во мнении о том, кто был действительными убийцами. Однако мы постарались объединить здесь все известные нам свидетельства о гибели митрополита Литовского Сергия (Воскресенского) и его спутников. Остается надеяться на то, что в будущем все же появятся материалы, позволяющие дать определенный ответ на поставленный в нашей статье вопрос.

Примечания

  1. Обозный К. П. История Псковской Миссии. М. 2008. С. 583–584.
  2. Центральный исторический архив г. Москвы. Ф. 2303. Оп. 1. Д. 17. Л. 83об. В протоколе указана фамилия протодиакона «Редикюльцев».
  3. Обозный К. П. История… С. 580–583.
  4. Герич А. В. Из воспоминаний о митрополите Литовском и Виленском, Экзархе Латвии и Эстонии Сергии (Воскресенском) // Церковь и время. № 35. М., 2006. С. 242–243.
  5. Там же. С. 84; Веверс Я. Я. Православная духовная миссия — агентура фашистской разведки. Рига, 1973. С. 21; Геродник Г. Правда о Псково-Печерском монастыре. М., 1963. С. 100.
  6. Хмыров (Долгорукий) Ю. П. Страшное злодеяние // Голос Родины. 1972. № 24. С. 4.
  7. Поспеловский Д. В. Русская Православная Церковь в ХХ веке. М., 1995. С. 209.
  8. Судебный процесс по делу о злодеяниях немецко-фашистских захватчиков на территории Латвийской, Литовской и Эстонской ССР. Рига, 1946. С. 131.
  9. Treulieb E. Metropolit Sergij von Riga und die «Orthodoxe Mission in Pleskau» // Kirche im Osten. Studien zur osteuropeischen Kirchengeschichte und Kirchenkunde. Band 8. Gцttingen, 1965. S. 63.
  10. Архив УФСБ Псковской области. Ф. арх.-след. дел. Д. А-10676. Т. 1. Л. 47–48.
  11. Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф. 17. Оп. 132. Д. 111. Л. 28; Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. 6991. Оп. 1. Д. 6. Л. 25.
  12. Николаев К. Н. Восточный обряд. Париж, 1950. С. 140–141.
  13. Там же. С. 141.
  14. Лиц, перешедших из православия в католицизм, в те времена нередко называли «перелетчиками» или «перелетами».
  15. Там же. С. 141.
  16. Свитич А. Православная Церковь в Польше и ее автокефалия // Православная Церковь на Украине и в Польше в ХХ столетии. 1917–1950 гг. М., 1997. С. 197–198.
  17. Русская Православная Церковь в годы Великой Отечественной войны. М., 2009. С. 740.
  18. Русская Православная Церковь в годы Великой Отечественной войны… С. 127–128.
  19. Письма протопресвитера Василия Виноградова епископу Иоанну (Шаховскому). Публикация проф. Д. В. Поспеловского // Церковно-исторический вестник. М., 1998. С 41–43.
  20. Русская Православная Церковь в годы Великой Отечественной войны… С. 133–134.
  21. Инспектор богословских курсов священник Михаил Кузменко окончил богословский факультет Варшавского университета и был рукоположен в священный сан во время немецкой оккупации. См.: Обозный К. П. История… С. 274.
  22. Русская Православная Церковь в годы… С. 331–332.
  23. ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 2. Д. 2. Л. 149.
  24. Шеметов Н. Единственная встреча. Памяти о. Николая Трубецкого // Вестник русского христианского движения. 1978. № 128. С. 250.
  25. Герич А. В. Из воспоминаний… С. 245–247.
  26. Чер В. Возвращение. СПб., 2002. С. 97.
  27. J.-M. Mayeur [Hrsg.
  28. Die Zeit vom 02.05 und 06.05.1944; Prussische Zeitung vom 02.05.1944; Deutsche allgemeine Zeitung vom 14.05.1944 и др.
  29. Федеральный архив в Берлине (Bundesarchiv Berlin). R 901/vor. l. Nr. 398, B.l. 14–15.
  30. Treulieb E. Op. cit. S. 64.
  31. Герич А. В. Из воспоминаний… С. 243–245.