С. П. Брюн

Зарождение коммуны во франкской Антиохии: опыт коллективной самоидентификации на латинском Востоке

Статья посвящена возникновению и становлению первой в истории Латинского Востока коммуны, муниципальному обра­зованию — редкому и уникальному проявлению коллективной са­моидентификации на Латинском Востоке.

Ключевые слова: крестовые походы, Антиохия, Сирия, Кили­кийская Армения, межхристианские связи, коммунальное движе­ние, опыт коллективной самоидентификации.

 

Принимая во внимание непреходящую популярность эпохи крестовых походов как столкновения цивилизаций Вос­тока и Запада, приходится удивляться тому, что многие весьма значимые эпизоды данного столкновения по сей день не удос­таиваются сколь-либо серьезного и подробного рассмотрения. К примеру, часто ли в отечественной или зарубежной истори­ографии приходится встречать словосочетание «Антиохийская коммуна»? Между тем в самом сочетании слов «Антиохия» и «коммуна» проступает связь двух миров — встреча одного из великих центров христианского Востока с одной из наиболее заразительных идей средневекового Запада. История Антиохий­ской коммуны связана с одним из малоизученных аспектов межхристианских связей в государствах крестоносцев, и в то же время она являет уникальный пример сословного единства, установленного вопреки весьма значительным языковым и культурным барьерам.

Легко заметить, что межхристианские связи эпохи крес­товых походов слишком часто сводятся исключительно к цер­ковной жизни и межцерковным отношениям (данное обстоя­тельство находит свое отражение в монографиях Рансимена, Федальто, Гамильтона, Пападакиса)¹. Светские же аспекты межхристианских контактов на Латинском Востоке подчас ос­таются нерассмотренными. В то же время тема рецепции идеи коммунального движения в государствах крестоносцев также не получает всестороннего рассмотрения. Конечно же, исто­рией городской жизни (в том числе — коммун и итальянских колоний) Иерусалимского королевства подробно занимался Жан Ришар². История повседневной (в особенности — торго­во-экономической) жизни королевства Кипр в последние годы была подробнейшим образом раскрыта в фундаментальном исследовании С.В. Близнюк³. Однако история первой и, пожа­луй, самой необычной из коммун Заморской земли — комму­ны Антиохии, по сей день остается в тени. Антиохийская ком­муна достаточно часто удостаивается эпизодических упоми­наний в различных, чаще всего зарубежных изданиях, но, за значимым исключением Клода Каэна, ей фактически никто не занимался⁴. Попытаемся же по крайней мере частично испра­вить этот пробел, посвятив данную статью зарождению анти­охийской коммуны — как ярчайшего примера групповой са­моидентификации на Латинском Востоке и, конечно же, как сугубо светскому аспекту межхристианских контактов, уста­новленных в Заморской земле.

Истоки возникновения Антиохийской коммуны кроятся как в более чем 900-летнем периоде сосуществования гречес­ких, латинских и сирийских купцов и ремесленников в Анти­охии, так и в стремительном ослаблении основанного кресто­носцами княжества Антиохийского, ослаблении, которое к кон­цу 1180-х годов достигло предела. Начиная с 1119 года, на долю Антиохийского княжества регулярно выпадали тяжкие воен­ные поражения; это северо-сирийское государство крестонос­цев лишилось своих владений в равнинной Киликии и на вос­точном берегу Оронта, потеряв при этом трех павших на поле боя князей и утратив значительную часть своей былой воен­ной мощи⁵. Но в 1188 году, спустя год после падения первого Иерусалимского королевства, княжество Антиохийское оказа­лось в буквальном смысле слова на грани уничтожения. Поко­рив франкские владения в Палестине, Салах-ад-Дин вторгся на земли Антиохии; княжество было рассечено на две части, пос­ле кратких кровопролитных боев сдав большую часть своих земель и городов победоносной армии султана⁶.

И если франки Иерусалима и Антиохии смогли после Третьего (1191-1192) и Германского (1197) крестовых похо­дов вернуть, по крайней мере, часть утраченных территорий и восстановить свое господство на землях Сахеля, то их собра­тья в Антиохии оставались зажатыми в двух прибрежных анк­лавах, оставшихся от прежнего княжества. Южный анклав включал в себя граничащую с графством Триполи портовую Валанию и отошедшую к госпитальерам сеньорию Маркаба. Северный анклав (отсеченный от сухопутного сообщения с другими франкскими владениями Заморской земли) составля­ла, собственно, Антиохия с окружавшими ее землями, гавань святого Симеона и патриаршая сеньория с замком Кусаир. В то же время к северу от Антиохии лежало еще одно христиан­ское княжество, которое, напротив, переживало период стре­мительного политического и экономического расцвета; речь идет о государстве Рубенидов, о Киликийской, или «Малой», Армении. К концу XII века Киликийская Армения оставалась самым крупным христианским государством Леванта, а в 1198 году получила статус латинского королевства, признанного Апостольским престолом и государем Священной Римской империи. Не вдаваясь во все военные и дипломатические хит­росплетения, связывавшие княжеские дома Антиохии и Кили­кии, отметим лишь одно обстоятельство: уязвимая и ослаблен­ная Антиохия оказалась на самых границах крепнущей и про­цветающей Киликийской Армении. Более того, в 1191 году войска Левона Рубенида, князя Малой Армении, заняли остав­ленный Салах-ад-Дином замок Баграс — важнейший укреплен­ный плацдарм, некогда принадлежавший тамплиерам и конт­ролировавший перевал Аль-Балан («Сирийские врата») — ос­новной путь из Киликии в Антиохию⁷. Конечно же, ни анти­охийский князь Боэмунд III, ни тамплиеры не признали прав Левона на Баграс, требуя возвращения утраченного замка и за­висимых от него северных земель.

Спустя два года — в 1193 году — князья Антиохии и Киликийской Армении Боэмунд III и Левон наконец договори­лись встретиться и обсудить положение спорных территорий. Встреча была назначена в самом центре оспариваемых земель, у источников Баграса. Доверительной атмосфере переговоров способствовали родственные отношения, которые, невзирая на прошлые конфликты⁸, установились между Левоном и Боэмундом III⁹. Оба князя прибыли в сопровождении семей, много­численной свиты и ближайших соратников¹⁰; Согласно Лионс­кой рукописи хроники Продолжателя Гильома Тирского (ис­точника, к которому мы неоднократно будем прибегать, т.к. он содержит наиболее подробное описание основания Антиохий­ской коммуны), «в Антиохии не осталось практически ни од­ного значимого, знатного мужа, за исключением Патриарха Амори и Раймонда — старшего сына князя»¹¹. Как показали последующие события, Левон оказался и хитрее, и сильнее сво­его старого соперника. Уговорив Боэмунда III осмотреть вос­становленные укрепления Баграса, Левон неожиданно пленил как самого антиохийского князя, так и всех сопровождавших его сановников и баронов. Оказавшийся беззащитным пленни­ком, Боэмунд III принужден был согласиться на сдачу своей столицы государю Киликийской Армении. К Антиохии был отослан многочисленный контингент армянских войск под ко­мандованием доверенного лица Левона — военачальника Хетума Сасунского. Во главе отряда ехали плененные фран­ки — маршал Антиохии Варфоломей Тирель и один из кня­жеских рыцарей — Ричард де Л’Эрминет. Войска Левона въе­хали в Антиохию, заняв главные ворота города (т.н. Мосто­вые врата) и княжеский дворец. Сам Хетум со свитой предпо­чел остаться за пределами городских стен, близ церкви Свя­той Иулиании, ожидая полного подчинения города.

Однако здесь армян ждало жестокое разочарование. Бес­кровная и победоносная оккупация города вызвала неожидан­ное стихийное восстание населения Антиохии. Восстание вспыхнуло в княжеском дворце и стремительно распространи­лось по городу. Если верить старофранцузской хронике Про­должателя Гильома, восстание началось в самом дворце, «ког­да княжеские слуги и домочадцы бросились на воинов Хетума, услышав, как один из армян непочтительно отозвался о святой Иларии, в честь которого была освящена дворцовая капелла антиохийских князей. Сбив на землю армянского евнуха, один из княжеских слуг воскликнул: “Сиры! Как вы можете терпеть этот позор? Как мы можем допустить, чтобы Антиохию ото­брали у нашего князя и его наследников и передали ее этому презренному народу — армянам!” <.. .> Другие княжеские слу­ги крикнули “К оружию!”, и весь народ, все жители города, все как один, бросились к Мостовым воротам и заняли их, пленив всех армян, которых Левон направил для взятия Антиохии»¹².

Изгнав отряды Хетума Сасунского, восставшие напра­вились в собор Святого Петра. По словам Продолжателя Гиль­ома, «они собрались в соборной церкви Антиохии. Патриарх Амори¹³ возглавил их собрание. Проведя совет, они решили создать коммуну, чего еще никогда не бывало на той земле. Коммуна, основанная антиохийцами в те годы, существует и по сей день»¹⁴. Стихийно сформировавшаяся коммуна во главе с латинским Патриархом приступила к организации обороны Антиохии, т.к. в окрестностях города по-прежнему находились войска Хетума Сасунского и самого Левона. Бальи Антиохии был признан старший сын князя Боэмунда III — Раймонд; в город были призваны правитель Иерусалимского королевства Генрих Шампанский и граф Боэмунд Триполийский (второй сын антиохийского князя), которые не преминули прибыть на север вместе со своими войсками. Столкнувшись с единодуш­ным сопротивлением всех заморских франков и населения са­мой Антиохии, Левон вынужден был заключить мир с Боэмундом III и отпустить своего венценосного пленника (кото­рый до того был вывезен в столицу Киликийской Армении). Князья Антиохии и Киликии отказались от взаимных притя­заний на земли друг друга, и мир между двумя княжескими домами был скреплен новым династическим браком: Раймонд, старший сын Боэмунда III, взял в жены дочь покойного князя Киликии — Рубена III. Но, как ни парадоксально, стихийно собравшаяся коммуна с возвращением своего князя отказа­лась расходится, оставшись постоянным действующим орга­ном самоуправления, игравшим важнейшую роль в истории Антиохии вплоть до самого ее уничтожения (1268).

Завершив обозрение исторического контекста провоз­глашения коммуны, обратимся к самому ее устройству, к тому, что именно собой представляло это первое в своем роде муни­ципальное образование Латинского Востока. Первое, на что следует обратить внимание, это факт объединения горожан Антиохии вопреки разделявшим их культурным, лингвистичес­ким и этническим барьерам. Продолжатель Гильома говорит о том, что «весь народ, все жители города, все как один» встали на защиту Антиохии. Вряд ли старофранцузский хронист имел в виду лишь франков и итальянцев, т.к. в прошлом латинские авторы открыто писали о том недоверии, которое разделяло латинян и численно преобладавшее восточнохристианское на­селение города даже в периоды сельджукских осад Антиохии¹⁵. В этом отношении, события 1193 года представляют собой рез­кий контраст с прошлой историей Антиохии эпохи франкско­го владычества. «Весь народ, все жители» — эти слова Про­должателя ясно говорят о том, что против господства Левона Рубенида восстали не только латиняне Антиохии, никогда не составлявшие большинства среди ее населения; франки долж­ны были встретить поддержку более многочисленных греков и сирийцев, чьи общины по-прежнему играли важнейшую роль в экономической жизни Антиохии.

Факт консолидации латинского (франко-итальянского) и греко-сирийского элементов перед лицом армянской военной и экономической экспансии не вызывает сомнений, особенно если принять во внимание ту роль, которую «греки»¹⁶ Анти­охии играли в жизни антиохийской коммуны. Как впоследствии писал Клод Казн, «греки входили в состав коммуны наравне с франками. Поскольку Византия более не представляла собой угрозы княжеству, франки, очевидно, не возражали против по­добного союза. Греки получили право не только поставлять собственного патриарха. Из послания Папы Иннокентия III мы знаем о том, что судьи коммуны следовали греческим обычаям и что среди них были судьи-греки»¹⁷. Послание, на которое ссы­лается Каэн, было составлено в январе 1199 года и направлено латинскому Патриарху Антиохии Петру I Ангулемскому. В тексте послания понтифик обвиняет Антиохийскую коммуну в том, что она «попрала и извратила права Латинской Церкви, следуя обычаям и суждениям греков»¹⁸. Наиболее ярким выра­жением греческого влияния в коммуне стало то, что франкские князья (Боэмунд IV Одноглазый и его сын — Боэмунд V), стре­мясь заручиться поддержкой коммуны и населения Антиохии, действительно, периодически позволяли грекам и сирийцам-мелькитам избирать и держать в городе православных патри­архов, что шло вразрез со всей предыдущей церковной поли­тикой крестоносцев¹⁹. Даже тот факт, что восстание началось в княжеском дворце, вполне согласуется с версией о подобной греко-латинской консолидации, т.к. из сохранившихся хартий мы знаем о том, что греки и сирийцы входили в окружение антиохийского князя, в том числе занимали посты камергера, магистра секрета, виконта и даже «дуки» (т.е. главы городской администрации) Антиохии и Латакии. Антиохийские армяне, вне всяких сомнений, не принимали участия в восстании, но их присутствие по-своему сыграло важнейшую роль в форми­ровании коммуны, т.к. именно торгово-экономического уси­ления армянской общины и страшились как латинские бюрге­ры, так и греческие и сирийские ремесленники Антиохии. Свыкнувшись с определенным, устоявшимся после франко-норман­дского завоевания (1098) соотношением торговых и экономи­ческих интересов, ни латиняне, ни греки, ни сирийцы не жела­ли перемен, тем более — увеличения и укрепления армянских общин. Последнее, несомненно, имело бы место в случае пере­хода Антиохии к армянским князьям Рубенидам.

И здесь мы сталкиваемся с весьма примечательным явле­нием: представители городского сословия (будь то франки, гре­ки или сирийские христиане) объединились, противодействуя армянской экспансии. В то же время представители франкского нобилитета (антиохийские бароны и рыцари) не только не выка­зали подобного единодушия, но зачастую готовы были поддер­жать притязания Левона Рубенида. Из хроники Смбата Спарапета мы знаем о том, что многие антиохийские бароны предпо­читали покидать двор антиохийского князя и переходить на служ­бу к Левону, который с момента своей коронации в 1198 году считался одним из католических монархов и вассалов Священ­ной Римской империи²⁰. Тяготение и симпатии представителей антиохийского нобилитета к сильному, номинально католичес­кому монарху вполне естественны. Вассальная зависимость от армянского короля не затрагивала коренных аспектов их иден­тичности, т.к. они могли свободно оставаться в лоне латинской Церкви, сохранить свой язык, обычаи и культуру. В то же время Левон мог предоставить им богатые фьефы на землях нагорной или равнинной Киликии, дабы перешедшие к нему на службу франки действительно чувствовали себя баронами, а не связан­ными присягой людьми, утерявшими свои земли и сидящими на скудных денежных фьефах в Антиохии. То есть в данном слу­чае мы видим разделение среди латинян, франков Антиохии, которое выстраивается не по языковому или религиозному, но по сословному признаку. Антиохийские бароны и рыцари, дабы оставаться полноценным нобилитетом, тяготели к союзу с ар­мянским королем. Латинские бюргеры, дабы сохранить свои дома, цеха и коммерческие интересы, предпочли консолидиро­ваться с греческими и сирийскими горожанами Антиохии, при­чем на основе перенятой итальянской идеи коммуны.

Одним из важнейших факторов этой самоидентифика­ции горожан Антиохии была свойственная им культурная кар­тина мира, центральным аспектом которой оставалось проти­востояние родного города и внешнего мира. На протяжении нескольких поколений антиохийские греки, сирийцы (будь они мелькитами или сиро-яковитами), армяне и латиняне рожда­лись, жили и умирали в пределах великого восточного города. В городе располагались их мастерские и цеха, где они, как и их предки, производили ткани, стекло, кожи, ювелирные изделия, благовония, керамику и прочие столь востребованные товары. Там же находились их приходские церкви и святыни, главны­ми из которых были кафедральный собор Святого Петра и при­надлежавшая греко-мелькитской общине круглая церковь Пре­святой Богородицы (архитектурный шедевр времен Юстиниа­на I Великого). Несмотря на разноплеменный состав населе­ния, жители города вынуждены были объединяться как во вре­мя бедствий, так и во время общегородских торжеств. Во вре­мя землетрясений они собирались на площади перед кафедраль­ным собором Святого Петра, вознося молитвы и выслушивая указания латинских духовных и светских властей²¹. Во время засухи и в преддверии урожая все жители города собирались близ греческой церкви Пресвятой Богородицы и совершали крестный ход вокруг городских садов и полей, неся пред собой чудотворную, хранимую греками и мелькитами икону Пречи­стой Девы²². Все население обязано было встречать христианс­ких государей, когда те после военных походов совершали три­умфальный въезд в город (будь эти государи франкскими кня­зьями Антиохии, королями иерусалимскими или василевсами Ромейской державы)²³. Наконец, лишь за стенами города жи­тели Антиохии могли чувствовать себя огражденными от опас­ности, т.к. во всем средневековом мире и особенно на Латинс­ком Востоке набеги и разорения сельской местности были час­тым, почти регулярным явлением.

Как и для любого человека средневековья, внешний мир для антиохийца (франка, сирийца, армянина или грека) представ­лял собой то пространство, где покинувшему дом путнику нече­го ожидать, кроме опасностей, исходивших от кочевников, раз­бойников, голода, нищеты и диких зверей. Конечно же, горожа­не знали множество вполне «благих» и даже кровно необходи­мых контактов с внешним миром, лежавшем за пределами Ан­тиохии и ее земель. С Востока в город доставлялись благовония, специи, металлы и прочее сырье, которое, в отличие от шелка, керамики и стекла, не производилось в Антиохии и было необ­ходимо как купцам, так и ремесленникам города. При этом Ан­тиохия служила одним из крупнейших рынков сбыта, которые знала средневековая Сирия. Следовательно, важнейшим источ­ником достатка городских мастеров (будь это ткачи, ювелиры или стеклодувы), были приезжие (в особенности — западные, итальянские) купцы, готовые купить их товар и доставить его на далекие рынки Востока и Запада, порождая спрос на антиохийс­кие изделия. Так, антиохийцы охотно принимали как арабских купцов, доставлявших и продававших нужное горожанам сырье и товары, так и итальянских колонистов, выкупавших городс­кие товары и вывозивших их на рынки Западной Европы. Церк­ви и монастыри, гостиницы и таверны, бани и бордели города также черпали заметную часть своих доходов от паломников и странников, прибывавших в Антиохию.

Однако антиохийцы видели и иную сторону внешнего мира — когда у стен Антиохии лагерем становились тюркс­кие, ромейские или армянские армии, разорявшие городские земли, сады и деревни, а также (с большей или меньшей ожес­точенностью) шли на штурм самой столицы христианской Си­рии²⁴. При этом, жителям Антиохии не так уж важно было, кто именно разорял их хлебные поля, мельницы, фруктовые сады, оливковые рощи и виноградники; вне зависимости от того, было ли это делом рук сельджукских, ромейских и армянских вои­нов, это в равной степени било по достатку и дальнейшему су­ществованию горожан. Все эти испытания, в сочетании с ак­тивной коммерческой и ремесленной деятельностью и почти вековым сосуществованием под франкским правлением, в итоге привели к консолидации и самоидентификации антиохийских франков, греков и сирийцев как горожан, как «коммуны» или «конфедерации» Антиохии. Консолидируясь перед лицом но­вого внешнего врага (Левона I Великолепного), горожане Ан­тиохии исходили прежде всего из своей принадлежности к го­роду, его укладу, хозяйственной и коммерческой жизни; это чувство принадлежности к городу перевешивало все прочие связи и, в конечном итоге, определило исход самоидентифика­ции жителей Антиохии.

На протяжении последующих лет франко-греко-сирий­ская коммуна Антиохии последовательно бросала вызов не только могущественному государю Киликийской Армении, но собственному, франкскому нобилитету, Латинской Церк­ви в Сирии и даже Апостольскому престолу и его легатам. В 1199 году, спустя шесть лет после пленения Боэмунда III и провозглашения коммуны, горожане Антиохии свергли свое­го старого князя и возвели на престол его второго сына — графа Боэмунда IV Триполийского, убедившего членов ком­муны оказать ему поддержку²⁵. И несмотря на то, что моло­дой Боэмунд IV вынужден был вскоре уступить престол сво­ему отцу, коммуна после смерти Боэмунда III вновь признала своим князем графа Триполи, поправ завещание старого кня­зя и совместные требования Апостольского престола и коро­ля Киликийской Армении (согласно которым престол должен был перейти к внуку Боэмунда III, сыну его старшего сына — Раймонду-Рубену). Это положило начало войне за Антиохий­ское наследство, которая бушевала в Сирии на протяжении почти двадцати лет (1201-1219). Четырежды Антиохия была осаждена франко-армянскими войсками короля Левона I Ве­ликолепного и его внучатого племянника — Раймонда-Рубе­на. И каждый раз, за исключением победоносной для армян и сторонников Раймонда-Рубена осады 1216 года, усилия Ле­вона разбивались об ожесточенное сопротивление коммуны и ордена тамплиеров, которым выгодно было правление кня­зя Боэмунда IV. Сам Левон с раздражением отмечал, что глав­ными его противниками являются «граф Триполи, тамплие­ры и конфедерация Антиохии»²⁶. В 1208 году, после очеред­ной армянской осады, «Боэмунд IV, его рыцари и коммуна» пошли так далеко, что взяли под стражу и заморили голодом латинского Патриарха Антиохии — Петра I Ангулемского, обвинив его в предательстве и поддержке Левона²⁷.

Возрождение православного патриархата в Антиохии, убийство латинского Патриарха, обложение податями церков­ные (греческие, латинские и сиро-яковитские) земли — все это приводило в бешенство Папу Иннокентия III, однако и этот понтифик, снарядивший три великих крестовых похода, был не в силах справиться с Антиохией, ее населением и ком­муной, которая пережила все наложенные на нее отлучения и саму войну за Антиохийское наследство. Даже в финальные годы существования города, в 1260 году, жители Антиохии и их коммуна вновь проявили себя, активно принуждая своего князя Боэмунда VI Красивого принести оммаж перекочевав­шим на Ближний Восток монголам. В очередной раз папский легат на Востоке (на этот раз это был Фома Агни, архиепис­коп Вифлеемский) вынужден был сетовать на антиохийскую коммуну и весьма своеобразное поведение крестоносного князя Антиохии; по словам архиепископа Фомы, «охвачен­ный страхом князь Антиохийский последовал примеру граж­дан Антиохии» и принес оммаж хану Хулагу²⁸. Примечатель­но, что архиепископ Вифлеема пишет именно о том, что Боэмунд VI Красивый последовал примеру граждан Антиохии, что вновь говорит о сильном, фактически полунезависимом положении города и его коммуны. Спустя восемь лет, в мае 1268 года, Антиохия — с ее церквями, дворцами, рынками, мастерскими, многонациональным населением и коммуной — была уничтожена мамлюкским султаном Бейбарсом.

История антиохийской коммуны представляет ярчайшее свидетельство сближения латинских и восточных христиан на основе общих светских, сословных ценностей, т.е. самоиден­тификации разноязычных купцов и ремесленников Антиохии как единой общности, единого города. И, конечно же, поража­ет то, насколько сильной оказалась эта общность восточных горожан, перенявших идею коммунального движения и нанес­ших весьма весомый удар по притязаниям светских и церков­ных властителей Востока и Запада.

Литература

Баха ад-Дин. Саладин. Победитель крестоносцев. СПб., 2009. Близнюк С.В. Мир торговли и политики в королевстве крестонос­цев на Кипре (1192-1373). М., 1994.

Иоанн Киннам. Краткое обозрение царствования Иоанна и Мануила Комнинов // Византийские историки, переведенные с греческого при С.-Петербургской духовной академии. СПб., 1859.

Никита Хониат. История со времени царствования Иоанна Ком­нина. Рязань: Александрия, 2003.

Пападакис А. Христианский Восток и возвышение Папства. М., 2010.

Рансимен С. Восточная схизма. Византийская теократия. М., 1998.

Ришар Ж. Латино-Иерусалимское королевство. СПб., 2002.

Aimerici, patriarchae Antiochae. Ad Ludovicum // RHGF. Vol. 16. Poitiers, 1878.

Cahen C. La Syrie du Nord a l’epoque des Croisades et la principaute franque d’Antioche. Paris, 1940.

Fedalto G. La Chiesa Latina in Oriente. Vol. 1-3. Verona, 1973-1976.

Galterii Cancellarii. Bella Antiochena // RHC Occ. V. Paris, 1895.

Guillaume de Tyr. Historia rerum in partibus transmarinis gestarum // RHC Occ. I. Paris, 1844.

Hamilton B. The Latin Church in the Crusader States. The Secular Church. London, 1980.

Les gestes des Chiprois. Geneva, 1887.

L’Estoire de Eracles Empereur et la conqueste de la terre d’Outremer, RHC Occ. II. Paris, 1859.

Menkonis Chronicon // MGH SS Vol. 23. Hannover, 1874.

Sempad, le connetable. Chronique de royaume de la Petite Armenie. RHC Arm. I. Paris, 1869.

Wilbrandus de Oldenborg. Peregrinatio // Peregrinatores Medii Aevi Quatuor. Leipzig, 1864.

Примечания