Диакон Алексий Дикарев

Наблюдатели Русской Православной Церкви на II Ватиканском соборе: предыстория

 «Давайте смотреть в будущее».

Архиепископ Никодим (Ротов) — монсеньору И. Виллебрандсу¹, Les Eglises Orthodoxes de derriere le rideau-de-fer, f. 10, in Archivio Segreto Vaticano, Conc. Vat. II, busta 1467 «Secretariatus ad christianorum unitatem fovendam. Observatores 1960-61».], Нью-Дели, 1961 г.

10 октября 1962 года, за день до торжественного откры­тия II Ватиканского собора Римско-Католической Церкви в базилике святого Петра в Риме, Священный Синод Русской Православной Церкви принимает постановление:

«1. Принять приглашение о направлении наблюдателей Московского Патриархата на II Ватиканский собор Римско- Католической Церкви.

2. Наблюдателями Московского Патриархата на II Вати­канский собор назначить исполняющего обязанности предста­вителя Русской Православной Церкви при Всемирном Совете Церквей профессора Ленинградской Духовной Академии про­тоиерея Виталия Борового и заместителя начальника Русской Духовной Миссии в Иерусалиме архимандрита Владимира (Котлярова)».

Данное решение для многих в мире явилось полной нео­жиданностью. Казалось, оно полностью противоречило пози­ции, которую Русская Православная Церковь официально за­нимала с того момента, когда 25 января 1959 года Папа Иоанн XXIII (1958-1963) впервые публично объявил о намерении со­звать собор. Первая реакция на эту новость Святейшего Пат­риарха Алексия I, прозвучавшая уже 22 февраля того же года на приеме по случаю 110-летия Антиохийского подворья в Москве, была довольно категоричной: «Русская Православная Церковь не может участвовать на соборе католиков и не счита­ет такой собор Вселенским»². А 31 июня было опубликовано официальное заявление Священного Синода, в котором под­черкивалось: «Московская Патриархия рассматривает предсто­ящий католический собор как чисто римско-католический акт и, со своей стороны, не имеет никаких оснований, тем более намерений, вмешиваться в это дело»³.

Необходимо, однако, заметить, что идея пригласить не­католических представителей на собор была впервые высказа­на Папой Иоанном XXIII только 30 августа (!) 1959 года. На пресс-конференции 30 октября того же года государственный секретарь Святого Престола кардинал Доменико Тардини по­яснил, что вопрос о присутствии некатолических наблюдате­лей на соборе еще находится в процессе изучения. Лишь 26 июня 1960 года было принято окончательное решение о том, что «представители отделенных братьев “будут приглашены на великую встречу Церкви”»⁴. Таким образом, очевидно, что довольно жесткие заявления Священноначалия Русской Церк­ви были реакцией не на официальное приглашение направить наблюдателей на собор Римско-Католической Церкви, появив­шееся значительно позже, а скорее на первые и слишком об­щие информационные сообщения о предстоящем соборе.

Уже в первом коммюнике, опубликованном 26 января 1959 года в официальном органе Ватикана газете «Оссерваторе романо» (L’Osservatore Romano), содержалось упоминание о христианском единстве: «Что касается проведения Вселенс­кого собора, оно, по мысли Святого Отца, не только ставит цель построения христианского общества, но и призвано пригласить отделившиеся Церкви объединиться в поисках единства, кото­рого во всем мире жаждут столь многие»⁵. Подобные заявле­ния со стороны Ватикана не могли не быть восприняты право­славным миром в контексте той концепции восстановления единства христиан, которая сформировалась в Римско-Католи­ческой Церкви после 1054 года и вполне проявила себя на униональных соборах в Лионе (1274) и Флоренции (1438-1439): единство возможно только через возвращение «отделенных бра­тьев» в лоно «Матери-Церкви», пасомой преемником апостола Петра. Когда в 1869 году созывался I Ватиканский собор, Папа Пий IX (1846-1878) вновь обратился к «отделившимся» Церк­вам с призывом «вернуться» к Риму и принять участие в собо­ре. Предшественник Иоанна XXIII Папа Пий XII (1939-1958) последовательно придерживался традиционного видения «ка­толического экуменизма» и поэтому запрещал католикам при­нимать участие в зарождавшемся экуменическом движении как противоречащем этому видению.

Вполне естественно, что Московский Патриархат, как и многие другие Православные Церкви (в частности, Сербский Патриархат), восприняли первые упоминания о христианском единстве в связи с грядущим собором как очередной призыв к обращению в католичество. Нельзя сказать, что эти опасения были совершенно беспочвенны. Многие в Римско-Католичес­кой Церкви представляли себе задачи II Ватиканского собора именно таким образом. Достаточно упомянуть, например, ста­тью Л. Фурно в журнале «Темпо» (Tempo) от 19 мая 1959 года под заголовком: «Примут ли русские участие во Вселенском соборе?»⁶. Показательна в этом отношении и телеграмма, на­правленная мэром Флоренции Джорджо Ла Пирой (1904-1977)⁷ наблюдателям Московского Патриархата сразу после их назна­чения Синодом. Очевидно, даже не подозревая о подтексте, который может быть прочитан в его словах, мэр писал: «Фло­ренция, которая во время унионального собора 1439 года виде­ла в своих стенах и храме Святой Марии Новой и в Palazzo Vecchio величественную фигуру Исидора, митрополита Киев­ского, будет счастлива принять в Palazzo Vecchio представите­лей Русской Церкви на соборе». Подобные исторические па­раллели, конечно, не могли не вызывать в Русской Церкви са­мых неприятных ассоциаций.

Окончательное решение направить наблюдателей, при­нятое Священным Синодом накануне открытия II Ватиканско­го собора, стало результатом довольно сложной эволюции от­ношения Русской Православной Церкви к Церкви Римско-Ка­толической и ее собору — от недоверия и неприязни, унасле­дованных за долгую историю разделения и вражды, к понима­нию необходимости начать диалог и заинтересованности в ус­тановлении контактов. В этой эволюции свою роль сыграли самые разные факторы: и развитие межхристианского диалога в целом, и отношения между Поместными Православными Церквами, и, несомненно, политическая ситуация в Советском Союзе и мире, определявшая состояние государственно-цер­ковных отношений. Очень важным фактором стало и встреч­ное движение с католической стороны, то есть та эволюция понимания христианского единства, которая началась в лоне самой Римско-Католической Церкви в период подготовки к собору с 1959 по 1962 год. Здесь нельзя не упомянуть об осо­бой роли, которую сыграли в данный период Секретариат по христианскому единству, учрежденный Папой Иоанном XXIII в 1960 году, и Отдел внешних церковных сношений Московс­кого Патриархата, который именно в 1960 году возглавил ар­химандрит (затем епископ, архиепископ и митрополит) Нико­дим (Ротов) (1929-1978).

Здесь мы не ставим себе целью всестороннее освещение всех факторов, сплетшихся в сложную конфигурацию церков­но-политической реальности, в которой готовился и проходил II Ватиканский собор. Наша задача — реконструировать ход исторических событий на основе дошедших до нас архивных документов.

1. Первые встречи в Нью-Дели (ноябрь — декабрь 1961 г.)

Вплоть до осени 1961 года официальная позиция как Рус­ской Православной Церкви, так и советского правительства в отношении предстоящего собора Римско-Католической Церк­ви, а значит, и в вопросе о направлении наблюдателей на него, была негативной⁸. Однако с сентября 1961 года атмосфера ста­ла постепенно меняться. Миротворческая политика Папы в условиях международного кризиса, его открытость по отноше­нию к странам социализма и последовавший обмен благожела­тельными посланиями между Иоанном XXIII и Н.С. Хруще­вым значительно разрядили ситуацию. Протопресвитер Вита­лий Боровой позже прямо отмечал, что переписка между Па­пой и первым секретарем ЦК КПСС очень помогла Русской Церкви решить вопрос с направлением своих наблюдателей на II Ватиканский собор⁹. Документальные свидетельства, особен­но те, что хранятся в Секретном Ватиканском архиве, убеди­тельно опровергают тезис отдельных отечественных ученых о том, что направление наблюдателей на собор было навязано Русской Церкви советским правительством¹⁰. Напротив, мож­но смело утверждать, что инициатива по пересмотру отноше­ния ко II Ватиканскому собору принадлежала именно Церкви.

Первые переговоры с представителями Московского Патриархата по вопросу о наблюдателях прошли в рамках Ге­неральной ассамблеи ВСЦ в Нью-Дели с 18 ноября по 6 декаб­ря 1961 года. Именно на этой ассамблее Русская Церковь стала членом Всемирного Совета Церквей и была представлена там многочисленной делегацией во главе с председателем Отдела внешних церковных сношений архиепископом Ярославским и Ростовским Никодимом. Наблюдателем от Римско-Католичес­кой Церкви на ассамблее являлся секретарь Папского секрета­риата по единству христиан монсеньор Йоханнес Виллебрандс (1909-2006)¹¹, который постарался установить контакты с чле­нами русской делегации. В своем отчете председателю Секре­тариата по христианскому единству кардиналу Августину Беа (1881-1968) он впоследствии напишет: «У нас состоялись про­должительные беседы с несколькими русскими епископами, и особенно с монсеньором Никодимом, которые произвели на нас самое лучшее впечатление»¹². Общение с православными делегатами показало, что с их стороны «отношение к Католи­ческой Церкви в целом открытое, даже среди русских»¹³.

Первая беседа у Й. Виллебрандса состоялась с еписко­пом Сергиевским Антонием (Блумом; 1914-2003)¹⁴. Принад­лежа к юрисдикции Московского Патриархата, епископ Анто­ний, вместе с тем, был иностранным гражданином и поэтому мог выражать свое мнение достаточно открыто. На вопрос Вил­лебрандса о причинах вступления Русской Церкви в ВСЦ вла­дыка ответил, что, по его мнению, Русская Церковь нуждается в выходе во внешний мир в ситуации преследований, развязан­ных против нее в СССР с целью ее полной ликвидации к 1965 году. Русская Церковь, таким образом, «хочет укрепить свои внутренние позиции с помощью внешних контактов. Русские православные все больше ощущают необходимость в общении с христианами всего мира»¹⁵. Данная причина, несомненно, сыграла свою роль и в последующем решении Священного Синода о направлении наблюдателей на II Ватиканский собор.

Большую историческую ценность имеют для нас сведе­ния, оставленные монсеньором Й. Виллебрандсом о двух встре­чах с архиепископом Никодимом в Нью-Дели. Воспринявший вначале довольно сдержанно желание представителя Римско- Католической Церкви завязать личное знакомство, архиепис­коп, возможно, после бесед других членов русской делегации с Виллебрандсом, в конце концов, пошел с ним на довольно откровенный разговор. На предложение Виллебрандса устано­вить контакты между двумя Церквами архиепископ Никодим указал, что этому препятствуют причины политического ха­рактера: «Я, к сожалению, в данный момент не могу устано­вить официальных отношений с Католической Церковью <.. .> мы не можем принять определенного рода заявлений, настоя­щих нападок на коммунистические страны, которые исходят от авторитетных представителей Католической Церкви»¹⁶.

По ходу разговора его тон становился все менее офици­альным и все более доверительным. Говоря о ситуации в Со­ветском Союзе, архиепископ признал, что по отношению к Церкви она чрезвычайно тяжелая: в стране усиливается атеис­тическая пропаганда, государство оказывает на Церковь адми­нистративное давление, многие покинули Церковь, другие не могут регулярно посещать храмы. «Мы вовсе не являемся ком­мунистами, — подчеркнул архиепископ, имея в виду иерархов Русской Церкви, — но католики должны понять нашу слож­ную ситуацию»¹⁷. На вопрос Виллебрандса, является ли пози­ция Русской Церкви, выраженная в статье «Журнала Московс­кой Патриархии» под заголовком «Non possumus», окончатель­ной, архиепископ Никодим дал понять, что она может вполне измениться, если изменится политика Ватикана: «Вопрос об официальном приглашении (наблюдателей Русской Церкви на собор. — Прим. авт.) является пока слишком деликатным, но если Рим проявит дружеский жест по отношению к Православ­ной Церкви, все, без сомнения, станет возможным»¹⁸. Виллебрандс со своей стороны не преминул выразить озабоченность католического руководства в связи с ликвидацией Украинской Греко-Католической Церкви в СССР, что препятствует улуч­шению отношений между Римом и Москвой. В ответ архиепис­коп сдержанно признал, что «с этой стороны были допущены ошибки», призвав, однако, не останавливаться на этом препят­ствии, а надеяться, что в будущем можно будет преодолеть и его¹⁹. По результатам беседы у Виллебрандса сложилось впе­чатление об архиепископе Никодиме как о лояльном советс­ком гражданине, который, однако, в первую очередь заботился о благе Церкви²⁰.

Итак, по словам архиепископа Никодима в беседе с пред­ставителем Святого Престола, Русская Церковь была «распо­ложена к улучшению отношений с Римско-Католической Цер­ковью»²¹, что могло найти конкретное выражение в направле­нии наблюдателей на предстоящий собор. Однако прежде не­обходимо было преодолеть основное препятствие — полити­ческое. В беседе архиепископ назвал главным спорным момен­том «политику Ватикана». Со своей стороны председатель От­дела внешних церковных связей должен был убедить советс­кое руководство в политической целесообразности направле­ния наблюдателей. Обмен поздравительными телеграммами между Н.С. Хрущевым и Папой Иоанном XXIII в связи с Но­вым 1962 годом позволял архиепископу надеяться на положи­тельный результат предпринимаемых усилий.

Он составляет специальную записку «Мысли в отноше­нии Католической Церкви», датированную 21 марта 1962 года. В них впервые излагаются аргументированные доводы в пользу направления наблюдателей от Русской Церкви²². Главным мо­тивом записки была озабоченность по поводу изоляции, в кото­рой может оказаться Русская Церковь, если Константинополь и другие восточные Патриархаты примут приглашение направить на собор своих наблюдателей, в то время как русских наблюда­телей там не будет: «Весь католический мир станет смотреть на Константинополь как на главный центр Православия»²³. Данный аргумент мог действительно подействовать на советское руко­водство, видевшее в Патриархе Константинопольском Афина- горе (1886-1972), личном друге президента США Г. Трумэна (1884-1972), агента американского влияния. Присутствие на со­боре делегации Русской Церкви могло, с точки зрения советс­кой политики, стать противовесом этому влиянию. Архиепис­коп Никодим уже знал, что с 14 по 20 февраля 1962 года с целью выяснения православной позиции по вопросу о направлении наблюдателей на собор монсеньор И. Виллебрандс посещал Стамбул и Афины и встречался с Патриархом Афинагором²⁴. Лично Патриарх весьма позитивно воспринял идею о направле­нии православных наблюдателей, однако прежде чем дать окон­чательный ответ Риму хотел узнать мнение других Православ­ных Церквей. В феврале Афинагор направил соответствующее письмо в Москву, но получил неопределенный ответ.

Не исключено, что именно записка председателя ОВЦС, адресованная, в первую очередь, Совету по делам Русской Право­славной Церкви, смогла повлиять на решение советских функци­онеров в данном вопросе. Во всяком случае, в начале лета 1962 года главный инспектор Совета Н. Филиппов направляет в выше­стоящие инстанции рапорт о II Ватиканском соборе, высказывая как чисто политические аргументы, так и аргументы самого архи­епископа Никодима в пользу участия наблюдателей Русской Цер­кви на соборе²⁵. Государство, исходя в данном случае из собствен­ных прагматических соображений, позволило дать ход церков­ной инициативе для того, чтобы использовать Церковь в своих внешнеполитических целях. Поэтому естественно, что в последо­вавших встречах официальных представителей Московского Пат­риархата и Римско-Католической Церкви озвучивались как чисто церковные вопросы, так и вопросы политического характера, в первую очередь, отношение предстоящего собора к коммунисти­ческому режиму и проблеме защиты мира.

2. Переговоры в Париже (август 1962 г.)

Первой встречей такого рода стала беседа архиепископа Никодима с монсеньором Йоханнесом Виллебрандсом во вре­мя сессии Центрального комитета Всемирного Совета Церк­вей в Париже 11 августа 1962 года. Протоиереем В. Боровым, принимавшим участие в беседе, был составлен об этой встрече очень краткий меморандум на неполных двух машинописных страницах²⁶. Более полным является рапорт монсеньора Й. Вил­лебрандса по результатам его парижских встреч с генеральным секретарем ВСЦ Виссер’т Хуфтом и архиепископом Никоди­мом, находящийся сейчас в Ватиканском архиве. Состоявший­ся разговор носил, по сравнению со встречами в Нью-Дели, гораздо более предметный характер и касался непосредствен­но вопроса о направлении наблюдателей на собор. Очевидно, что к этому времени Священноначалие Русской Церкви уже получило от правительства пусть и предварительное, но ско­рее положительное мнение по данному вопросу. Вместе с тем, несколько моментов еще оставались неурегулированными.

Из послания Патриарха Афинагора Патриарху Алексию I от февраля 1962 года стало известно, что Ватикан предполагал обратиться с приглашениями только к «сообществам и федера­циям Церквей», направив в Константинополь приглашение всей полноте Православной Церкви²⁷. Такой подход не устраивал Московский Патриархат. В беседе с монсеньором И. Виллебрандсом председатель ОВЦС подчеркивал право Русской Церк­ви самостоятельно решать вопрос с направлением наблюдате­лей. «Архиепископ Никодим, — читаем мы в кратком меморан­думе, — заметил Виллебрандсу, что если Римско-католическое руководство заинтересовано в контактах с руководством Рус­ской Православной Церкви, в том числе и по вопросу о пригла­шении наблюдателей на свой собор, то оно должно учитывать при этом интересы престижа Русской Церкви». Употребляя сло­во «престиж» в данном контексте архиепископ думал, конечно, не только об авторитете Русской Церкви в отношениях с други­ми Православными Церквами, но и о том тяжелом положении, в котором она пребывала внутри страны. Вступление Русской Церкви в двусторонние отношения с такой международно при­знанной силой, как Римско-Католическая Церковь, должно было, по мысли владыки, значительно повысить статус Церкви в гла­зах советского руководства, которое вынуждено было бы счи­таться с нею. «Если Римско-католические руководители заинте­ресованы видеть наблюдателей на своем соборе, они должны обратиться с этим предложением непосредственно в Московс­кий Патриархат», — подчеркнул архиепископ Никодим.

Ватикан, в свою очередь, надеялся добиться от руководите­лей социалистического блока разрешения католическим епископам своих стран принять участие в соборе. Вопрос все еще оставался до конца непроясненным. Соответствующая озабоченность сквозит в словах Виллебрандса: «Затяжка направления Русской Православ­ной Церкви приглашения происходит от того, что соответствую­щие круги Чехословакии, Венгрии и Советского Союза еще не выс­казались относительно возможности римско-католическим епис­копам из этих стран прибыть на Собор. Такое положение затрудня­ет Ватиканским кругам определить свою позицию относительно приглашения Русской Православной Церкви».

В ответ архиепископ Никодим приглашает монсеньора, к тому времени уже побывавшего в Константинополе, Афинах и других православных центрах с информацией о соборе, посе­тить Москву и «в беседах с деятелями Церкви изложить все то, что Секретариат²⁸ имеет на этот счет сказать». И при этом архи­епископ вновь ссылается на «престиж Русской Церкви». При­глашая Виллебрандса в Москву, архиепископ Никодим дает по­нять, что этот визит может стать решающим не только по вопро­су о наблюдателях Русской Церкви, но и поможет разрешить проблему с участием в соборе католических епископов из Со­ветского Союза: «Я могу устроить Вам встречу с представите­лем Совета по делам религий», — заметил архиепископ²⁹.

И. Виллебрандс указал на деликатный характер вопроса о посещении им Москвы. Кардинал А. Беа может его серьезно рассмотреть только в том случае, если этот визит будет пред­полагать хотя бы возможность положительного ответа Русской Церкви на приглашение направить наблюдателей. В против­ном случае, такая поездка только скомпрометирует работу Сек­ретариата по христианскому единству и саму идею о пригла­шении наблюдателей от некатолических Церквей. Имевший уже принципиальное согласие советского руководства архиепископ Никодим смог убедить представителя Святого Престола: «Уве­ряю Вас, поездка принесет свои плоды»³⁰.

На встрече в Париже был затронут и вопрос об участии в соборе наблюдателей от Русской Церкви Заграницей. Виллеб­рандс спросил, не будет ли возражений со стороны Русской Православной Церкви, если на Ватиканский собор будут при­глашены представители карловчан, «которые сами просят уже о приглашении»³¹? Ответ архиепископа довольно смел, если учесть последовательно антисоветскую позицию РПЦЗ: «Если Русская Православная Церковь общается во Всемирном Сове­те Церквей с протестантами, то почему бы ее представителям не встретиться на Соборе с карловчанами», при условии, что они будут придерживаться статута о наблюдателях и воздер­жатся от критики в адрес Московского Патриархата. Именно благодаря этому положительному ответу епископ Женевский Антоний (Бартошевич; 1910-1993) и протоиерей Игорь Троя­нов (1900-1976) прибудут на первую сессию собора в качестве наблюдателей от РПЦЗ. Как покажет время, II Ватиканский собор станет местом не только первой за много столетий встре­чи между Русской и Римско-Католической Церквами, но впер­вые после революции поможет встретиться разделенным вет­вям Русского Православия.

В заключение своего отчета кардиналу А. Беа о встречах в Париже Й. Виллебрандс выражает свое убеждение в необходи­мости принять приглашение архиепископа Никодима и посетить Москву: «Если мы не примем приглашения <.. .> ответ Русской Православной Церкви (по вопросу о направлении наблюдате­лей. — Прим. авт. ) будет отрицательным и он, возможно, по­влияет на другие Православные Церкви. Скажут, что мы не за­хотели предпринять шагов для того, чтобы сделать возможным принятие приглашения (направить наблюдателей. — Прим. авт.)»³². Усилия архиепископа Никодима, таким образом, дос­тигли своей цели — ключ к положительному решению вопроса о присутствии православных наблюдателей на II Ватиканском соборе находился уже в Москве, а не в Константинополе. Если Ватикан хотел, чтобы православные делегаты действительно присутствовали на соборе, он должен был согласиться на усло­вия, поставленные Русской Церковью.

Было бы, однако, наивным полагать, что в самом Вати­кане вопрос о приглашении представителей Русской Церкви и других Церквей «за железным занавесом» на собор не вызывал определенных сложностей и серьезных опасений. Как раз имен­но в период 1961-1962 годов обострение в отношениях между двумя политическими блоками выразилось в возведении «Бер­линской стены», ставшей символом международного противо­стояния. Ватикан опасался того, что собор может быть скомп­рометирован, превратившись из события церковного в явле­ние политическое, если на нем или вокруг него проявится это противостояние. В то же время Рим боялся скомпрометировать наблюдателей от Церквей «восточного блока» в глазах прави­тельств их стран в том случае, если события на соборе примут нежелательный для них ход. Сомнения подобного рода нашли свое выражение в любопытном документе, подготовленном в Секретариате по христианскому единству под грифом «секрет­но» (sub secreto). Документ не датирован, но почти без сомне­ния можно отнести его составление к 1962 году, и скорее всего к периоду между встречей в Париже в августе и приездом Вил­лебрандса в Москву в конце сентября. Три страницы машино­писного текста на итальянском языке заполнены практически одними вопросами. Впрочем, сам документ так и озаглавлен: «Несколько вопросов касательно наблюдателей на II Ватикан­ском соборе из стран коммунистического режима».

В документе выражается озабоченность возможной ре­акцией наблюдателей из соответствующих стран и, в первую очередь, из Советского Союза, если на соборе пойдет речь о коммунизме. Упоминается в этой связи интервью архиеписко­па Никодима итальянской газете «Джорно» (Giorno) от 21 фев­раля 1962 года, в котором председатель ОВЦС заявил, что Рус­ская Православная Церковь не направит на собор своих пред­ставителей, если там будут выступать против Православной Церкви и России. «В какой степени, — спрашивает автор доку­мента, — они (наблюдатели. — Прим. авт.) различают комму­низм и Россию? Может быть, для них лично будет небезопасно присутствовать на дискуссиях о коммунизме? Что если ком­мунистическое правительство включит в число наблюдателей шпиона?»³³

Вместе с тем, в документе выражено понимание и даже сочувствие по отношению к Православным Церквам Восточ­ной Европы, которые, с одной стороны, не могут пойти на от­крытый конфликт с властью, а с другой, нуждаются во вне­шних контактах для укрепления собственного положения: «В конце концов, нельзя забывать, что Православные Церкви за железным занавесом подвергаются преследованиям и стараются спасти то, что возможно»³⁴.

К сожалению, у нас нет документальных свидетельств о том, как проходило обсуждение вопросов, поставленных в за­писке Секретариата по христианскому единству. Однако, ис­ходя из последующих событий, а именно, поездки монсеньора И. Виллебрандса в Москву и сделанных им там заявлений, мы можем заключить, что Секретариатом были предприняты все возможные усилия с целью облегчить русским принятие реше­ния о направлении наблюдателей. В частности, Секретариат смог свести на нет проекты какого-либо обсуждения и осужде­ния на предстоящем соборе коммунизма, что стало бы непрео­долимым препятствием к участию наблюдателей из стран «за железным занавесом». Добиться их присутствия на соборе ста­ло приоритетной задачей для руководства Секретариата, а, может быть, и самого предстоятеля Римско-Католической Цер­кви. Святой Престол вполне оправданно опасался того, что от­каз от направления наблюдателей со стороны Москвы привел бы к отсутствию на соборе представителей Православной Цер­кви вообще, а это сильно понизило бы «экуменический» ста­тус самого собора, перед которым Папа Иоанн XXIII поставил задачу сближения с другими Церквами.

Кроме того, вопрос участия в соборе самих католичес­ких епископов из СССР все еще оставался открытым. Совер­шенно очевидно, что с помощью налаживания отношений с Русской Церковью, а через нее, косвенно, и с советским госу­дарством Ватикан стремился улучшить положение католиков в Советском Союзе, в первую очередь, лишенных там легаль­ного положения униатов. Любопытно, что в упомянутом доку­менте приводится мнение украинского греко-католического архиепископа Ивана (Бучко; 1891-1974)³⁵, просившего не свя­зывать вопрос православных наблюдателей с проблемой поло­жения католической иерархии в странах коммунистического режима: «Он выразил надежду, что несмотря ни на что, право­славные наблюдатели все же будут приглашены»³⁶. Архиепис­коп, как и другие наиболее дальновидные представители Ва­тикана, понимал, что единственный путь к возможному реше­нию церковных проблем в будущем лежит через постепенное сближение и достижение взаимного доверия теперь.

3. Визит И. Виллебрандса в Москву (сентябрь—октябрь 1962 г.)

Монсеньор И. Виллебрандс с официальной миссией, но по туристической визе, прибыл в Москву 27 сентября и находился здесь до 2 октября 1962 года³⁷. 28 сентября³⁸ он посетил Отдел внешних церковных сношений, где встретился с некоторыми иерархами Рус­ской Православной Церкви и сотрудниками Отдела³⁹.

Согласно сохранившейся стенограмме встречи, первое слово было предоставлено самому Виллебрандсу, чтобы он мог рассказать о целях и задачах предстоящего собора Римско-Ка­толической Церкви. Представитель Святого Престола подчер­кнул, что работа собора будет сосредоточена в основном вок­руг двух проблем, тесно связанных друг с другом: пастырско- миссионерской и экуменической. Именно в связи с этим с са­мого начала подготовки к собору, по словам Виллебрандса, возникла идея пригласить на собор представителей некатоли­ческих Церквей. «Мы надеемся, что если Католическая Цер­ковь углубится и станет более верной и последовательной обе­там Спасителя, то через этот факт она приблизится к другим». Согласно идее Папы Иоанна XXIII, основной целью собора должно стать внутреннее обновление Церкви как необходимое условие, в том числе и для сближения с другими христианами. Ввиду этой главной цели к вопросам, которые будут обсуж­даться на соборе, относятся проблема отношения между пап­ством и епископатом в структуре Церкви, литургическая ре­форма, в частности, вопросы использования национальных язы­ков в богослужении, восстановления диаконата, сослужения и причастия под двумя видами, а также место мирян в Церкви и миссия в современном мире.

Виллебрандс рассказал о подготовительных комиссиях к собору, среди которых и представляемый им в первую оче­редь Секретариат по единству христиан. В словах секретаря мы находим важное историческое свидетельство о том, что уже к этому моменту Иоанн XXIII предполагал сделать Секретари­ат постоянным органом Римской курии, ответственным за ди­алог с другими христианами. При этом в своей работе, как осо­бо подчеркнул Виллебрандс, Секретариат намерен руководство­ваться совершенно новым, по сравнению с официальным до тех пор в Католической Церкви, видением христианского един­ства: «Секретариат будет входить в контакт с другими церква­ми и общинами, но не будет преследовать цель прозелитизма <.> При этом мы постараемся не только изучить другие хри­стианские вероучения, чтобы искать пути к сотрудничеству, но чтобы понять самих себя. Очень часто бывает, что отделен­ные от нас братья указывают наши ошибки и недостатки». На место призыва к возвращению в лоно «Матери-Церкви» и стремления обратить как можно большее число «еретиков и схизматиков» в католичество должен прийти диалог с позиции равноправия, уважающий иные церковные традиции и видя­щий в других христианах, прежде всего, «братьев», оказавшихся в некоторых аспектах более верными учению и духовной жиз­ни Древней Церкви. Еще до каких-либо соборных решений в этой области слова Виллебрандса звучали как программа не только для самого собора, но и для будущей политики Римско- Католической Церкви в целом и не могли не произвести само­го благоприятного впечатления на представителей Русской Церкви. Это впечатление было усилено последовавшими отве­тами на вопросы участников встречи в Отделе внешних цер­ковных связей.

Вопросы, адресованные И. Виллебрандсу, затрагивали различные темы, как упомянутые в его речи, так и продикто­ванные политической ситуацией. Представители Московского Патриархата, оказавшиеся в то время вовлеченными в между­народную деятельность, которая определялась и строго конт­ролировалась советскими властями, не могли не спросить, на­меревается ли собор обсуждать тему защиты мира и разоруже­ния. Ставя этот вопрос первым, представители Церкви тем са­мым формально удовлетворяли интересам государства, желав­шего использовать Церковь, прежде всего, в качестве провод­ника своей «миротворческой политики» на международной арене, и получали возможность перейти к непосредственно богословской и церковной проблематике, которая, естествен­но, интересовала их гораздо больше.

Отвечая на вопрос А.С. Буевского: «Каковы будут про­блемы отношения Римско-Католической Церкви к другим Цер­квам и к Православной Церкви?», монсеньор Виллебрандс сразу постарался дать понять, что II Ватиканский собор займет прин­ципиально новую, по сравнению с прежними соборами, пози­цию по вопросу о христианском единстве: «Папа не хотел бы, чтобы Собор был похож на Флорентийский с отдельными дис­куссиями. Он хочет, чтобы вероучение было освещено в таком направлении, чтобы христианская жизнь была обновлена, что­бы подготовилась база для будущего сближения». Представи­тель Святого Престола хотел развеять вполне понятные опасе­ния православных о том, что предстоящий собор станет еще одной попыткой навязывания унии.

Основной диалог развернулся между монсеньором и про­тоиереем Виталием Боровым, преподававшим тогда историю западных исповеданий в Ленинградской духовной академии. Его, тем самым, и с профессиональной точки зрения интересо­вал вопрос отношения между папством и епископатом в струк­туре Римско-Католической Церкви, оставшийся непрояснен­ным на I Ватиканском соборе: «Можно ли предполагать, что когда собор будет выяснять роль епископов, то это будет как бы некоторым объяснением и дополнением к I Ватиканскому собору, который подчеркнул значение Папы? Если II Ватикан­ский собор будет заниматься только каноническим значением епископов и не скажет об их догматическом положении как целого, то не будет баланса между двумя соборами и не будет нового объяснения о епископском достоинстве». «Будет и бо­гословское углубление этого вопроса», — заверил Виллебрандс.

Кроме того, протоиерей В. Боровой ставил вопросы о статусе Поместных Церквей внутри Католической Церкви и о будущем Восточных Церквей, находящихся в единстве с Ри­мом, что на протяжении столетий составляло основную про­блему в православно-католических отношениях. Отвечая на столь непростые вопросы, Виллебрандс откровенно признал, что проблема Восточных Католических Церквей слишком слож­на, чтобы собор смог ее разрешить.

В ходе беседы обсуждались темы восстановления жена­того диаконата, перевода богослужения на национальные язы­ки и роли мирян в Церкви. На отдельные вопросы собеседни­ков Виллебрандсу было сложно отвечать, поскольку они каса­лись решений, еще не принятых и даже еще не обсуждавшихся на соборе. Представитель Ватикана чувствовал себя в деликат­ном положении и даже был вынужден оправдываться: «Я хочу попросить понять мои трудности. Трудно ответить преподава­телю на вопросы учеников, как мне трудно ответить на вопро­сы профессоров. Что решит Собор, я не знаю». Впрочем, Виллебрандс взял на себя смелость предположить возможный исход будущих соборных дебатов, благоразумно опустив все детали обсуждения и, главное, свои ответы в последующем отчете о поездке в Москву.

В тот же день в Отделе состоялась личная беседа между архиепископом Никодимом и монсеньором Й. Виллебрандсом, на которой присутствовали протоиерей В. Боровой и перевод­чик Алексеев. Разговор касался процедуры работы собора, а так­же более подробно политических вопросов, стоявших на повес­тке дня в связи с возможным направлением наблюдателей Рус­ской Церкви на собор. Перечисляя темы, которые должны будут обсуждаться в течение первой сессии, Й. Виллебрандс упомя­нул и «вопрос взаимоотношения между церковью и государ­ством». Председатель ОВЦС попросил более конкретно пояс­нить, в каком ключе собор будет рассматривать этот вопрос, весь­ма проблематичный не только для внутренней политики в СССР, но и с точки зрения советско-ватиканских отношений после офи­циального осуждения коммунизма Папой Пием XII в 1949 году. Виллебрандс ответил, что, благодаря вмешательству Секрета­риата по христианскому единству на ранней стадии подготовки, собор будет рассматривать этот вопрос в самой общей форме без упоминания политических систем или конкретных госу­дарств. То же самое касается и проблемы атеизма и материализ­ма. «Мы здесь, также как и в вопросе о мире, постараемся избе­жать нарушения равновесия в своих заявлениях, чтобы никто не мог упрекнуть собор в политической тенденциозности». Подоб­ные гарантии со стороны официального представителя Святого Престола были необходимы для того, чтобы вопрос направле­ния наблюдателей не встретил препятствий со стороны советс­кого руководства. Это подтверждают и весьма показательные оговорки архиепископа, естественно, приводимые лишь в отче­те Виллебрандса: «Не подумайте, что мы, русские православ­ные архиереи, защищаем атеизм! Это совсем не так, но мы про­сим понять нашу ситуацию»⁴⁰.

1 октября состоялась еще одна встреча архиепископа Никодима с монсеньором Й. Виллебрандсом, о которой не со­хранилось свидетельств в российских архивах. Единственным, и тем более ценным, источником для нас является отчет Вил­лебрандса, благодаря которому мы знаем о вовлеченности Пат­риарха Алексия I в процесс переговоров о направлении наблю­дателей. Можно сказать, что он сам был косвенным участни­ком встречи 1 октября, так как в присутствии Виллебрандса состоялся длинный телефонный разговор архиепископа Нико­дима с Патриархом, находившимся в своей летней резиденции в Одессе. Его Святейшество выразил свою радость в связи с приездом в Москву представителя Святого Престола и просил передать ему слова приветствия. В свою очередь архиепископ Никодим, настолько подробно, насколько это позволял сделать телефонный разговор, передал Патриарху содержание своих переговоров с монсеньором и всю ту важную информацию, в первую очередь, политического характера, которую тот смог ему сообщить. «Как Патриарх, так и архиепископ Никодим положительно относятся к вопросу о направлении наблюдате­лей, — напишет затем Виллебрандс в своем отчете, — однако решение еще не принято и не может быть принято, поскольку 1) нет официального приглашения и 2) только Синод может принять столь важное решение». Впрочем, архиепископ Нико­дим заверил гостя в том, что «сам представит вопрос на заседа­нии Священного Синода в самом положительном свете»⁴¹.

За время своего пребывания в Москве И. Виллебрандс так и не встретился с чиновниками Совета по делам религий, чтобы как- то решить проблему участия в соборе католических епископов из СССР. Мы можем только предполагать, почему такой встречи не случилось. По-видимому, еще при подготовке визита руководство Секретариата по христианскому единству решило не идти на пря­мой контакт с советскими функционерами и придать визиту ис­ключительно церковный характер, избегая тем самым каких-либо отношений с государством, которое преследует Церковь. Для отка­за от такого рода контактов у Виллибрандса всегда был благовид­ный предлог, использованный им в одном из разговоров с архи­епископом Никодимом: «Секретариат не компетентен заниматься ситуацией с католическими епископами»⁴², поскольку в сферу его ответственности входят отношения с христианами-некатоликами.

Судя по представленному кардиналу А. Беа отчету, пер­вый визит в Москву оставил у монсеньора И. Виллебрандса двойственное впечатление. С одной стороны он увидел советс­кую действительность, которая подействовала на него оттал­кивающе, а с другой смог убедиться в том, что, несмотря на все преследования, христианская вера в народе оставалась жи­вой. Это стало для него настоящим откровением: «В то время как улицы Москвы оставляют у иностранца впечатление тоски и уныния, в церквях все исполнено молитвой, верой и любо­вью. Они заполнены народом и полны пением и молитвой. Если ты ощущаешь себя неуютно в городе, тебя утешает атмосфера, которая царит внутри храмов <…> 90 процентов присутству­ющих — женщины всех возрастов. По этому поводу священ­ники мне говорили: не думайте, что все мужское население утратило веру. Просто для них гораздо сложнее попасть в цер­ковь. Женщина представляет всю семью»⁴³.

Виллебрандса должны были до глубины души взволно­вать слова, сказанные ему со всей откровенностью протоиере­ем Виталием Боровым, который провожал монсеньора в аэро­порт. Слова эти врезались Виллебрандсу в память, и он приво­дит их в качестве итога всего своего посещения Москвы: «У русского народа еще большое будущее. Если бы христианство погибло в России, это была бы катастрофа не только для нас, но для всего христианского мира. Если христианство сохрани­лось в России, то это благо не только для нас, но и для всего христианского мира. Тут постоянно говорят о мире: pax, pax et non eratpax (Мир, мир и нет мира). Вот если бы Римская Цер­ковь сказала слово в защиту мира, это на всех произвело бы впечатление. Его (прот. В. Борового. — Прим. авт.) последни­ми словами в аэропорту были: молитесь за нашу Церковь!»⁴⁴.

Как свидетельствуют дошедшие до нас документы, ви­зит в Москву монсеньора И. Виллебрандса и его встречи и бе­седы в Отделе внешних церковных сношений сыграли решаю­щую роль в последовавшем затем положительном решении о направлении наблюдателей на собор. Виллебрандс покинул Мос­кву 2 октября, а 3 октября протоиерей В. Боровой подает на имя председателя ОВЦС архиепископа Никодима докладную записку на 17 страницах, озаглавленную «Пребывание монсиньора И. Виллебрандса в Москве». В написанной по поруче­нию самого архиепископа записке будущий наблюдатель на II Ва­тиканском соборе анализирует все, что говорилось и обсужда­лось в ходе визита представителя Ватикана. Протоиерей В. Бо­ровой перечисляет все актуальные проблемы, которые стоят пе­ред Католической Церковью, в том числе и необходимость «на­хождения какого-то “модус вивенди” во взаимоотношениях Ва­тикана со странами социалистического лагеря с тем, чтобы со­хранить там католичество или найти способы к его проникно­вению туда».

Протоиерей В. Боровой различает в Католической Церк­ви два основных течения — «консервативно-реакционное», которое отрицает «всякую вообще необходимость в реформах», и прогрессивное, последователи которого «понимают всю не­обходимость идти в ногу со временем». Автор записки без со­мнения причисляет к числу прогрессистов и самого Папу Иоан­на XXIII, желающего созвать собор c целью «провести такие обновления и улучшения, которые бы сделали католичество более приемлемым и симпатичным в глазах христиан-некатоликов». К таким улучшениям относятся: широкая децентрали­зация, организация автономных церквей-округов (митрополий) в пределах отдельных государств с обновлением соборного начала в жизни каждой такой «поместной» Церкви, увеличе­ние роли и прав епископата в их епархиях и по отношению к Папе, введение народных языков в богослужение, причащение под двумя видами, обновление роли диаконата и разрешение на его брачное состояние, увеличение роли, функций и служе­ния мирян в управлении, миссии и богослужебной жизни Цер­кви, новые, более приемлемые для некатоликов объяснения главенства Папы и его непогрешимости, более мягкое опреде­ление места Предания в жизни и учении Церкви и т.п. «Все это, по мысли Папы и прогрессивно-либеральных кругов в ка­толичестве, облегчит некатоликам сближение с Католической церковью», — отмечает протоиерей В. Боровой.

В ситуации, когда прогрессивное направление встречает жесткое противостояние со стороны консерваторов, присут­ствие на соборе наблюдателей-некатоликов, подчеркивает про­тоиерей В. Боровой, могло бы помочь Папе и сторонникам ре­форм и, напротив, оказало бы противодействие консерватив­ным кругам. Видимо, со слов самого Виллебрандса, протоие­рей В. Боровой сообщает, что поездка в Москву секретаря Сек­ретариата по христианскому единству состоялась вопреки оже­сточенному сопротивлению реакционных кругов Римской ку­рии, особенно префекта Конгрегации Sant’Uffizio⁴⁵ кардинала Альфредо Оттавиани (1890-1979), впоследствии одного из ли­деров партии «консерваторов» на соборе. Поэтому, продолжа­ет Боровой, если миссия Виллебрандса в Москву окажется не­успешной, то есть Священноначалие Русской Церкви не напра­вит наблюдателей на собор, это будет означать успех консер­вативного направления в Католической Церкви.

В качестве представителя Русской Православной Церк­ви при Всемирном Совете Церквей с 1961 года, протоиерей В. Бо­ровой подчеркивает в своей докладной записке ту положительную роль, которую в контексте напряженного противостояния двух политических систем Русская Церковь играет внутри ВСЦ, не позволяя этой организации занять одностороннюю позицию в конфликте. Если присутствие наблюдателей Русской Церкви, заключает Боровой, сможет сыграть такую же роль на соборе крупнейшей христианской Церкви, не являющейся членом ВСЦ, то это могло бы способствовать улучшению политичес­кой ситуации в мире. Совершенно очевидно, что последний аргумент предназначался, главным образом, руководству Со­вета по делам Русской Православной Церкви и советского пра­вительства в целом, от которых зависело окончательное реше­ние о направлении наблюдателей.

4. Переписка (октябрь 1962 г.)

Далее события разворачивались стремительно. 4 октяб­ря 1962 года в Московскую Патриархию на имя Святейшего Патриарха Алексия I пришло официальное приглашение от имени Папы Иоанна XXIII и за подписью председателя Секре­тариата оп христианскому единству кардинала Августина Беа направить в качестве наблюдателей-делегатов на II Ватиканс­кий собор двух или трех представителей духовенства или бо­гословов. Письмо, написанное по-французски, заканчивалось словами: «Мы уповаем и молим Господа о том, чтобы присут­ствие наблюдателей было эффективном вкладом во все расту­щее познавание и уважение между всеми, носящими имя хрис­тиан и духовно объединенными в Евхаристии»⁴⁶. К приглаше­нию прилагалось положение о наблюдателях от некатоличес­ких Церквей, состоявшее всего из 4 пунктов. Пункты 2-4 не­посредственно касались прав наблюдателей на соборе:

«2. Наблюдатели уполномачиваются присутствовать на общих торжественных заседаниях и закрытых общих собрани­ях, на которых доклады Собора предлагаются на общее обсуж­дение. Они не могут <…> присутствовать на рабочих заседа­ниях комиссий кроме специально оговоренных случаев и при условии разрешения, полученного от компетентных властей.

3. Наблюдатели не могут выступать или голосовать во время прений и заседаний собора.
4. На Секретариат по вопросам христианского единства возложено посредничество между соборными учреждениями и наблюдателями для предоставления им всей необходимой информации, имея которую, они легче смогут следить за рабо­той собора. Для осуществления этого Секретариат сможет орга­низовывать для наблюдателей специальные заседания, где бу­дут обсуждаться соборные прения. На такие заседания могут приглашаться компетентные лица, включая самих отцов собора, что обеспечит наблюдателям точную информацию об обсуж­дающихся на соборе темах».

6 октября председатель ОВЦС архиепископ Никодим направляет докладную записку протоиерея В. Борового Свя­тейшему Патриарху Алексию, который, ознакомившись с до­кументом, оставил на нем красноречивый автограф: «Этот основательный доклад прочел с особым интересом». Как мы знаем, к этому времени у Священноначалия Русской Церкви уже вполне выработалось решение о направлении наблюда­телей, естественно, согласованное с властями. Об этом сви­детельствует и, например, тот факт, что уже за день до отъез­да Й. Виллебрандса, то есть 1 октября, заместитель предсе­дателя Совета по делам Русской Православной Церкви под­готовил проект постановления ЦК КПСС о разрешении Московскому Патриархату принять приглашение Папы и направить наблюдателей на II Ватиканский собор (№ 58/30 от 10 октября)⁴⁷. Уже 9 октября, то есть за день до принятия этого постановления и исторического заседания Священно­го Синода Русской Православной Церкви, был подготовлен проект послания Святейшего Патриарха Алексия главам Поместных Православных Церквей с извещением о приня­том Синодом решении.

Сохранились ответы Предстоятелей трех Поместных Православных Церквей на данное послание, которые показы­вают весь спектр реакций на решение Русской Церкви: от нега­тивной точки зрения Патриарха Иерусалимского Венедикта, считавшего, что оно противоречит общеправославной позиции, и нейтральной реакции Патриарха Сербского Германа до ско­рее положительного мнения митрополита Пражского Иоанна, полагавшего, что благодаря решению Синода, вся «Православ­ная Церковь может следить за работой Ватиканского собора и высказать свое отношение к его постановлениям». Все эти от­веты датированы 16 и 17 октября.

Только 20 октября пришел ответ из секретариата Кон­стантинопольского Патриархата. Задержка была вполне по­нятной, поскольку решение Синода Русской Церкви явилось полной и неприятной неожиданностью для Константинопо­ля, уверенного в отрицательной позиции Московского Пат­риархата по данному вопросу. Ответ представлял собой лишь копию официального послания Патриарха Афинагора карди­налу А. Беа, переданного в самый день заседания Синода в Москве 10 октября, о том, что «Вселенская Патриархия <…> вместе с другими Православными Церквами пришла к заклю­чению» о невозможности направления православных наблю­дателей на собор. Таким образом, на первой сессии II Вати­канского собора наблюдатели от Русского Православия фак­тически представляли весь православный мир, его богословс­кую и духовную традицию⁴⁸.

12 октября 1962 года, то есть на следующий день после тор­жественной церемонии открытия II Ватиканского собора, наблю­датели Русской Православной Церкви протоиерей Виталий Боро­вой и архимандрит Владимир (Котляров) прибыли в Рим⁴⁹.

Примечания

 

OBSERVERS OF THE RUSSIAN ORTHODOX CHURCH AT THE VATICAN II: HISTORICAL BACKGROUND

Synopsis: On the 10^th of October 1962, the Holy Synod of the Russian Orthodox Church made a decision to send two observers to the Second Vatican Council of the Roman Catholic Church. This decision was preceded by a series of meetings and talks between Msgr. Johannes Willebrands, secretary of the Pontifical Secretariat for Promoting Christian Unity, and representatives of the Moscow Patriarchate, mainly His Eminence Nikodim (Rotov), chairman of the Department for External Church Relations. Having studied the documents from the Vatican Secret Archives and the DECR’s Archive, the author reconstructs the course of events and shows the history of the beginning of relations between Rome and Moscow.

Keywords: Russian Orthodox Church, Roman Catholic Church, Vatican II, Orthodox-Catholic dialogue, church-state relations.

Deacon Alexey Dikarev, Doctor of Missiology, staff-member of the DECR’s Secretariat for inter-Christian relations.