В. Л. Курабцев

Платон и губительное небытие блага

Все губительное и разрушительное — это зло, а спасительное и полезное — благо. Платон. Государство, 608е

Философ в произведении «Государство» написал о людях, как о вечных узниках пещеры¹ — символа тотального небытия. И его мысли нередко соприкасались с христианским пониманием человека и мира. Например, он говорил, что если в душе господствуют страсти (ярости, страха, зависти и др.) и от этого, казалось бы, нет никому никакого вреда, то это тоже несправедливость. В христианстве известна подобная «несправедливость» — грех помышления, который не обязательно становится словом или делом. Душа, пребывающая в нем, действительно, оказывается нечистой, во власти темных духов.

Обычной «суетности неразумной души» (Теэтет, 175b)² Платон решительно противопоставил посильное уподобление богу. А бог — только справедлив, только благ. И только с богом связаны истинные человеческие возможности. А весь низкий и разрушительный спектр человеческой души (и жизни) философ свел к небытию разума, небытию воздержанности, небытию религиозности и справедливости, небытию всего возвышенного.

И вот этот спектр в зрелых и поздних сочинениях Платона.

1. Не любезные богу

Платон говорит: «Кто из нас рассудителен, тот и любезен богу³» (Законы, кн. 4, 716d). Кто же неразумен, тот может столь сильно отойти от бога, что зло в его жизни станет многоликим.

Например, это преобладание любви к телу, а не к бессмертной душе. А с телом, как полагал Платон, связаны «тысячи хлопот» — еда, недуги, страхи, страсти, вздорные призраки. Тело лишает досуга (для философии), мешает приблизиться к «чистому знанию». Оно заставляет человека радоваться или печалиться без понимания истинности предмета чувств. То есть глубокое, но плотское чувство скорее обманчиво, как, например, «пошлая», а не «небесная» любовь. Для сравнения — в христианстве чрезмерная печаль тоже признается ложной печалью, разжигаемой бесами для погибели человека, и она связана с грехами уныния и отчаяния.

Тело склоняет человека ко лжи и ложной жизни. Поэтому люди с красивыми и сильными телами оказываются обладателями «пустых и дерзких» душ, а люди с некрасивыми и слабыми телами становятся (душой) «низменными и неблагородными» (Законы, 728е)⁴. Кроме того, «телесные» люди неоправданно боятся смерти, не понимая ее смысла, а также посмертных наград и наказаний.

Неразумие и невежество способны сделать человека ненавистником прекрасного и доброго, привести к неразумной молитве, когда вместо помощи навлекается гнев богов. Неразумный склонен доверять ворожбе, магии, чарам, о которых трудно составить истинное знание. Но особенно опасна, в понимании Платона, мисология (греч. «ненависть к слову, разуму»), которая аналогична лжи мизантропизма, когда человек сперва чрезмерно доверяет людям, а потом, из-за частых обид, начинает всех ненавидеть. Мисо-лог, в осмыслении Платона, подобен зверю, поскольку он отсекает все пути к самопознанию и познанию, к философии, искусству, творчеству и многому другому.

Неразумный даже в хороших своих проявлениях, например, мужественных поступках, способен вести себя поистине безумно, то есть неоправданно рисковать и подводить товарищей. Он не способен оценить вред для своей души от общения с испорченными людьми и от восприятия плохих песен и порочного искусства. Он может поверить скептикам, которые, найдя истинное доказательство, тут же ищут и другие доказательства, лишая себя «истинного знания бытия». Или поверить софистам, которые признают наличие более мудрых людей, однако полагают, что ничье мнение не ложно. Платон иронизирует по поводу Протагора: «Почему бы ему не сказать в начале своей «Истины», что мера всех вещей — свинья, или кинокефал, или что-нибудь еще более нелепое среди того, что имеет ощущения…» (Теэтет, 161с)⁵.

Одна из главных проблем неразумного и невежественного человека — неумение справиться с человеческим «врожденным злом, величайшим из всех зол» (Законы, кн. 5, 73Ые-732а). Так Платон «величает» чрезмерное себялюбие. Это зло есть «в душах большинства людей» и оказывается «виновником всех проступков человека». «Ибо любящий слеп по отношению к любимому, так что плохо может судить, что справедливо, хорошо и прекрасно» (Там же)⁶. В христианстве чрезмерное себялюбие — один из главных грехов человека, который ведет к полному рас-

тлению, оборачиваясь гордыней, презрением к ближнему своему, прелюбодеянием и т.д. И Платон в «Законах» ясно пишет о «несметных бедах как для отдельных людей, так и для государств», связанных с себялюбием. Они объективируются в необузданной сексуальности, в кровосмешении, гомосексуализме, в связях с женщинами, от которых мужчина не хочет иметь детей и т.д.

Неразумный и невежественный человек может также не признавать бессмертия души. А если и признает, то может не понять, что человеческой душе подобает заботиться не «об этом небольшом промежутке (земной жизни. — В. К.), а… о вечности» (Государство, 608сd)⁷. У преподобного Серафима Саровского мы читаем почти те же слова: «Наша жизнь — одна минута в сравнении с вечностью»⁸, и все сегодняшние страсти недостойны этой Божьей тайны.

Даже после телесной смерти души неразумных людей, как показано в диалоге «Тимей», продолжают терпеть убытки: в следующем рождении они оказываются в телах женщин; легкомысленные души — в телах птиц; души чуждых философии — в телах животных. А совсем глупые становятся рыбами, живущими в глубинах водных, как в глубинах невежества.

Вывод Платона предсказуем: чем дальше душа человека отходит от философии и разума, тем более она противоречива, ошибается и страдает. Потому что избирает несправедливое, «чуждое и не истинное». «А всего дальше отходит от разума то, что отклоняется от закона и порядка» (Государство, 587а)⁹. То есть асоциальное и преступное «дело, слово и помышление», говоря языком молитвы.

Таким образом, источниками, так сказать, познавательного зла у Платона оказываются, во-первых, «плохое мышление» и «плохая философия», во-вторых, уступки неразумному вожделеющему началу души и, в-третьих и чаще всего, — сочетание того и другого.

2. Беззаконный вид желаний

Как показывают зрелые и поздние работы Платона, его размышления о человеке со временем становятся более мрачными и противоречивыми. В частности, Платон начинает высказываться о темной стороне биологической и социокультурной природы человека. Например, в человеке во время сна, «под влиянием сытости и хмеля» (Государство, кн. 9, 571с), может проснуться звероподобное начало души, влекущее к сексуальной девиации, кровопролитию и т.д. «Какой-то страшный, дикий и беззаконный вид желаний таится внутри каждого человека», даже в умеренных людях (Государство, кн. 9, 572b)¹⁰. И он пробуждается во сне.

Более того, — Платон даже называет внутреннего человека «многосоставным зверем», который слагается из собственно человека, изо льва и других зверей. Этого зверя человек может, на свою беду, пробудить. Например, невоздержность «сверх всякой меры дает волю в невоздержном человеке той страшной, огромной и многообразной твари» (Государство, кн. 9, 590а)¹¹.

Напомним, что в ранних диалогах философ уже писал о порочных людях, которые в силу укоренившейся в них тьмы и безбожности, становятся «неисцелимыми». В последующих работах Платон продолжает высказываться на эту тему: «Мы вправе бояться, что у нас встретятся граждане с природой неподатливой, точно рог, так что их ничем не проймешь» (Законы, кн. 8, 853d)¹². Они «неподатливы законам», то есть как бы неисправимо плохие. Однако Платон предполагает даже большее — наличие, так сказать, общечеловеческой неподатливости, неподатливости в самой человеческой природе: «Человек — существо с нелегким нравом» (Законы, кн. 6, 777b). И при этом еще, оказывается, «многосоставной зверь».

Этого зверя, согласно Платону, пробуждают разные явления. Но наиболее часто это происходит (с человеком и государством) по двум причинам — по причине сознательно обусловленной разнузданности и по причине природно обусловленной разнузданности. Сознательная разнузданность и в меньшей мере природная разнузданность связаны с неразумием и ложными ценностями человека или государства.

К сознательной разнузданности относятся, например, противоестественные связи. Если в «Пире» Платон — едва ли не апологет гомосексуализма, то в поздних «Законах» он уже консерватор и реалист: «Наслаждение от соединения мужской природы с женской, влекущего за собой рождение, уделено нам от природы, соединение же мужчины с мужчиной и женщины с женщиной — противоестественно и возникло как дерзкая попытка людей, разнузданных в удовольствиях» (Законы, кн. 1, 636с)¹³. То есть эти люди идут против природы, морали и богов, проявляя распущенность ради удовольствия.

Самый исконный вид сознательной разнузданности связан с ценностями «большинства» или «толпы». Толпа, как полагал Платон, жадна к земным благам и удовольствиям, ненасытна и лишена самообладания. Они «лягают друг друга, бодаясь железными рогами, забивая друг друга насмерть копытами» (Государство, кн. 9, 586аЬ)¹⁴. Они ополчаются даже против собственной выгоды и воли, поскольку не разумеют истины и не научились заполнять «ничем действительным ни своего действительного начала, ни своей утробы» (Государство, кн. 9, 586аЬ)¹⁵.

Природно обусловленная разнузданность мало зависит от воли человека, а определяется такой природной чувственностью, которая влечет к «бешеным вожделениям и самым неистовым, какие только могут быть, страстям» (Законы, кн. 5, 734а). Такие люди сами же страдают от своих чувственных вспышек, то есть лишаются «приятной жизни» и их «страдания превышают удовольствия как величиной, так и количеством и напряженностью» (Законы, кн. 5, 734а)¹⁶.

Есть и другие причины утраты человеком совести и стыда — власть, «богатство, красота, сила и все пьянящее наслаждением» (Законы, кн. 1, 649d). В силу субстанциальности и плюрализма причин Платон полагал необходимым запретить поэтам и всем «творцам» воплощать в своих произведениях «что-то безнравственное, разнузданное, низкое и безобразное» (Государство, кн. 3, 401b)¹⁷. Поскольку незаметно для людей может составиться «в их душе некое единое великое зло» (Там же, 401с).

Разнузданность столь опасна для человека и государства, что может погубить даже великую цивилизацию. Так, по мысли Платона, произошло с Атлантидой и великим родом атлантов. Они отошли от божественного начала и добродетели, отошли от равнодушия к богатству и стали «постыдным зрелищем»: «Они казались прекраснее и счастливее всего как раз тогда, когда в них кипела безудержная жадность и сила» (Критий, 121b)¹⁸. И тогда Зевс погубил Атлантиду, чтобы она отрезвела от беды. Таким образом, Платон предупреждает эллинов, а также всех людей и государства о неминуемой расплате (от богов) за разнузданность и нечестивость.

Каким же образом бороться с разнузданностью? Ответ Платона в простоте истины таков: каждый человек (дом, поселок, государство) должен быть не слабее, а сильнее самого себя, то есть оказываться победителем своеволия. А поскольку «от природы существует вечная непримиримая война между всеми государствами» (Законы, кн. 1, 626аЬ), людьми и внутри человека, то следует сражаться и побеждать, чтобы получить все блага. Победа над самим собой «есть первая и наилучшая из побед» (Законы, кн. 1, 626е)¹⁹. А благо победителей — воцарение мира и «всеобщего дружелюбия». В христианстве это называется «согласием» или «благодатью».

Однако Платон позднего периода творчества вовсе не уверен в успешности борьбы с разнузданностью. Он полагает, что «огромное большинство людей поступает как раз наоборот» (Законы, 918d), то есть своевольно и невоздержанно. Поэтому, с его точки зрения, постыдны страстно-меркантильные «занятия мелкого торговца, крупного купца и содержателя гостиницы» (Законы, 918d). И «лишь небольшая часть исключительных по своей природе людей, получивших превосходное воспитание, может держать себя в надлежащих границах, когда сталкивается с какими-нибудь нуждами и вожделениями» (Законы, 918сd).

Таким образом, надежды на то, чтобы победить человеческое своеволие, у Платона не остается, но борьба с разнузданностью, конечно же, необходима. «Зло неистребимо, Феодор, ибо непременно всегда должно быть что-то противоположное добру» (Теэтет, 176а)²⁰.

3. Негодные люди

Так «величает» Платон в поздних «Законах» (Книга 10, 886а) неверующих людей. Он продумывает им даже меру наказания: тюрьма — для добродетельного атеиста, смертная казнь — для злокозненного и чувственно разнузданного атеиста, включая софистов.

Но еще более суров мыслитель по отношению к несправедливым: «Зрение, слух, чувства, вообще вся жизнь — величайшее зло для такого человека (несправедливого. — В. К.). Меньшее зло, если такой человек проживет возможно более короткое время» (Законы, кн. 2, 661с)²¹. Таким злом оборачивается, например, получение душой «величайшей власти» — она становится высокомерной, дерзкой, неразумной (ненависть к друзьям), несправедливой. Это зло может порождаться и социальной несправедливостью — богатый горшечник не хочет совершенствоваться, впадает в лень, а бедный — не может купить инструмент, склоняется к низости и злодеяниям. Так в большом государстве вместо единогласия появляются два или множество враждебных государств, и все души оказываются несправедливыми. «Несправедливость, Фрасимах, вызывает раздоры, ненависть, междоусобицы» (Государство, кн. 1, 351d).

Кроме того, человек в состоянии несправедливости становится враждебным по отношению к самому себе, к людям и богам. И поэтому он несчастен и достоин жалости. Его постоянно преследует возмездие и даже гибель. У богов тоже «полнейшая. неумолимость в отношении несправедливого» (Законы, 907b). Такие люди не подозревают к тому же о посмертном наказании — они будут «вечно. дурные в обществе дурных» (Теэтет, 177а). Платон полагал также, что и в государственных делах несправедливым и неблагочестивым людям нельзя давать ход: они — «вздорный люд, то есть бремя земли, а не благоспасаемая опора отечества» (Теэтет, 176d)²².

Тем не менее философ парадоксально говорит: «Всякий несправедливый человек бывает несправедливым не по своей воле» (Законы, кн. 5, 731с), потому что «никто, никогда и нигде» не приобретал добровольно величайшее зло в самой ценной области — области своей души. И тогда главная причина несправедливости человека (или государства) — опять-таки неразумие.

С несправедливостью Платон призывал вести постоянную и непримиримую борьбу и неуклонно карать тех, кто совершил «тяжкие, трудно исцелимые. несправедливости» (Законы, кн. 5, 731b). Вдвое прав тот человек, который и сам не совершает подобного, и другим не позволяет. Платон столь привержен духу справедливости, что называет «человеком совершенным и великим для государства» (там же, 730d) того, кто ненавидит несправедливость и по мере сил содействует правителям в осуществлении наказаний. Необходимо очищать государство от неисправимых преступников, в том числе от неимущих, которые выступают против обеспеченных людей. Платон так понимал справедливость, что допускал невозвращение ростовщику долга и процентов. И непринятие ложно воспитанных иностранцев, даже если город, колония переживают спад и осиротение.

Задача человека, согласно Платону, — быть врагом несправедливости и бороться с ней с «благородной яростью духа» (Законы, кн 5, 731с). Любить не себя и свое худшее, а справедливость и лучших людей. Только тогда человек способен одолеть свое разрушительное и губящее начало ради созидательного и спасающего начала.

4. Туповато-рассудительные

«Туповато рассудительные» в философии Платона — это многие из тех, кто был упомянут раньше. Но прежде всего это те, кого он отнес к большинству, к «невежественной и невоспитанной» толпе. Философ среди них — как человек «среди зверей» (Государство, кн. 6, 496d). Философ тянется к прекрасному, совершенному, мудрому, а «непосвященный» — «и не прекрасный, и не совершенный, и не умный вполне доволен собой» (Пир, 204а)²³. Он может знать семь колен своих богатых предков, но не знать ничего возвышенного. И такого рода «посредственных — без числа».

Они признают все только естественное, незримое для них не существует. И нет у них никакого благоговения перед абсолютной красотой. Они кажутся умеренными и воздержанными, но это у них — только из-за страха потерять некоторые удовольствия. То есть их добродетель на самом деле — «пустая видимость», как «хилая и подложная» добродетель рабов.

Если они возьмутся за государственные дела, то будут грубы. Если же примутся за искусство, то окажутся пошлы. А если они решатся приступить к философии, то будут шарлатанами, создающими подражательные призраки. Если же они вступают в брак, то могут пойти на близость по расчету с чужим и нелюбимым человеком. И не ведают они о том, что за подобное, как полагал Платон, их душа будет девять тысяч лет слоняться по земле и под землей. Они слишком испорчены телом и не очищены душой, чтобы разбираться в добре и зле и следовать добру.

В чем же причина этого? Причин, согласно Платону, несколько, и начальная из них та, что некоторые из людей — от природы слабые или мелкие натуры. «.Слабые натуры никогда не будут причиной ни великих благ, ни больших зол» (Государство, кн. 6, 491е)²⁴. Еще одна причина — местность, в которой нет «божественного дуновения», нет милостивых даймонов, и рожденные в этой местности от природы нехороши. Так говорил Платон о природе египтян, финикиян и других, у которых вместо мудрости «плутовство».

Но дело не только в природе. Все люди, как поведано в мифе о пещере, «с малых лет» приобретают оковы на ногах и шее. Все малоподвижны и сидят спиной к свету, то есть оказываются «непросвещенными». За этой «непросвещенностью» может стоять ложное воспитание, когда, например, детям внушают, что нужно в жизни стремиться к золоту, деньгам и могуществу, а не к справедливости и мудрости. «Не золото надо завещать детям, а побольше совестливости» (Законы, кн. 5, 729b), — так понимает философ воспитание.

Получив же «низкое и неблагородное» воспитание (Законы, кн. 1, 644а), человек начинает жить в уже испорченном, неблагородном мире, в котором лучшие люди отличаются всего лишь острыми мнениями и памятью, а также предсказывают грядущее. И

человек продолжает блуждать по жизни, окончательно присоединяясь к большинству. «Им не выйти за эти пределы, ведь они никогда не взирали на подлинно возвышенное и не возносились к нему, не наполнялись в действительности действительным, не вкушали надежного и чистого удовольствия» (Государство, кн. 8, 586аЬ)²⁵.

Их цель — земные удовольствия и похотливые страсти, столь мало связанные с рассудком и самообладанием, с нравственностью и религиозностью. И пути к удовольствиям — удобные, легкие, прямые. И поэтому их удовольствия и страдания столь уродливы, что похожи на «смешные пародии» на истинные удовольствия и страдания.

Среди них могут оказаться и философы, которых погубили красота, богатство, телесная сила, влиятельное родство. А «посредственные», в свою очередь, продвигаются в философию, например, бывшие ремесленники с покалеченной душой и телом. В их стан могут попасть обокраденные люди, то есть те, кто позволил себя переубедить или забыл истинное. А также обольщенные — те, кто был обольщен удовольствием или охвачен страхом. Это могут быть и подвергшиеся насилию — то есть те, кого страдания, горе заставили изменить свои истинные мнения.

Ничего хорошего в этих людях, явно близких так называемому массовому человеку нашего времени, Платон не замечал, и это, вероятно, потому, что искренне и глубоко их не любил. Но предлагал пути их исправления. Во-первых, это путь обличения их незнания, чтобы развернуть их к реальному положению дел, стыду и переоценке своих знаний. Платону хотелось снять с них оковы неразумия, заставить встать и взглянуть в сторону света. Во-вторых, философ предлагал «насильно тащить его по крутизне вверх, в гору. пока не извлечет его на солнечный свет» (Государство, кн. 7). В-третьих, очищать нравы как людей, так и государства. Философ предлагал и самые крайние меры: не «лечить» тех, кто полноценен лишь телесно. А тех, у кого неисцелимо порочная душа, — умертвить.

Таким образом, то, что в ХХ-ХХ1 веках воспринимается как нормальные ценности — удовольствия, земные успехи и самоудовлетворение, — в понимании Платона представало как опасное и обманчивое зло. Перед человеком, согласно философу, с необходимостью стоят непростые, а иногда едва ли не невозможные задачи всестороннего развития, без которого ему не стать человеком. Это, конечно, идеал. Утопия возможности стать человеком. Но это и маяк, который на полтысячелетия раньше христианства позвал за собой лучшие умы и скорее не обманул. Соблазняет и обманывает антиплатонизм.

Назаретянин тоже потребовал от нас невозможного преображения, которое вдруг или постепенно становится возможным. И тоже, до Его Второго пришествия, не получится победить тотальное зло этого мира, которое даже воцарится на три с половиной года. Но Платон, не зная о более точных бытийствен-ных тайнах, расставляет, с «посильным уподоблением богу», спасительные знаки в связи с присутствием «зла», «нейтрального» и «блага». И в этом его богоподобие и вечная сила. Как человек, как страстный человек он высказывался в том числе проблемно — в духе раннего коммунизма, непосильных требований, радикальных наказаний, антихудожественных выпадов, вымышленных мифов и т.д. Но будем помнить, что свет его философии идет от «неосязаемой сущности».

Примечания

¹ В мифе о пещере (Государство, кн. 7) Платон говорит: «А если бы ему снова пришлось состязаться с этими вечными узниками, разбирая значение тех теней?»

² Платон. Собр. соч. в 4-х т. Т. 2. М., 1993. С. 231.

³ Языческое понятие бога у Платона и понятие Бога в иудаизме и христианстве, безусловно, различны. Бог Платона скорее собирательный образ эллинского политеизма.

⁴ Платон. Собр. соч. в 4- т. Т. 4. С. 180.

⁵ Там же. Т. 2. С. 215.

⁶ Там же. Т. 4. С. 183.

⁷ Там же. Т. 3. С. 406.

⁸ Духовные наставления преподобного Серафима мирянам и инокам. Клин, 2005. С. 28.

⁹ Платон. Собр. соч. в 4-х т. Т. 3. С. 382.

10	Там	же.	С.	361.
11	Там	же.	С.	385.
12	Там	же.	Т.	4. С.	306-307.
13	Там	же.	С.	83-84.
14	Там	же.	Т.	3. С.	380.
15	Там	же.
16	Там	же.	Т.	4. С.	186.
17	Там	же.	Т.	3. С.	167.
18	Там	же.	С.	515.
19	Там	же.	Т.	4. С.	73.
20	Там	же.	Т.	2. С.	232.
21	Там	же.	Т.	4. С.	110.
22	Там	же.	Т.	2. С.	233.
23	Там	же.	С.	114.
24	Там	же.	Т.	3. С.	271.
25	Там	же.	С.	380.