В. Л. Курабцев

«Молиться богам» или трагическая религиозность Платона

Боги всеблаги, и, значит, им в высшей степени
свойственно иметь попечение обо всем.
Платон, «Законы»

Величественными идеями и таинственным Благом вовсе не исчерпываются основные метафизические прозрения аттического мудреца. Он открыл целый ряд «ипостасей» сущего — Единое, Число, Ум, Душу и другие. И расположил их в сложной метафизической иерархии (от όν, Единого до μη όν, материи). Он выстроил также религиозно-философскую, или пантеистическую иерархию мира — от верховного бога-Демиурга и до уровня родителей и покойников.

«Наивысшая интегральность всего сущего» (согласно А.Ф. Лосеву) в философии Платона достигается в Переоедином (Едином), или Благе (чаще трактуется как Идея Блага, ίδεα τοϋ άγαφοϋ). Далее следует Число — «между Единым и Умом, как арифметическое число — между Умом и чувственностью»¹.. Единое порождает Идею (Эйдос) — сверху и снизу. А также, через Число, порождает Ум. Ум, через «Идею снизу», переходит в свое инобытие —Душу, в которой лик «Идеи снизу» становится Парадигмой, Демиургией. Особый, «идеальный предел всех творческих актов демиурга»², или Демиургии — София. Завершается творение переходом Души в еще более чувственное и телесное — Космос.

Боги и божества в философии Платона предстали скорее в качестве весомого дополнения к его метафизической иерархии. Однако можно акцентировать их значимость, поскольку Единое, Благо, Ум, Демиург трактуются философом также как боги. Кроме того, боги и божества играют колоссальную роль в жизни людей. Вспомним хотя бы о мудром даймоне Сократа. Они — трансцендентны (особенно Единое, Благо), но могут восприниматься как нечто трансцендентальное³, «трансцендентальные принципы» и даже как «рационалистическая выдумка» (А. Ф. Лосев). Можно согласиться с А. Ф. Лосевым, написавшим, что «подлинные боги для Платона — это, собственно говоря, его идеи»⁴. Но соглашаться нужно осторожно. Поскольку, например, в «Тимее» мир идей отделяется от акцентированного демиурга-творца, а в «Государстве» бог скорее отождествляется с идеей Блага. Кроме того, Платона можно понимать как в теистическом, так и в пантеистическом⁵ смысле, и так далее. Одно не вызывает сомнений — «духовная интенсивность»⁶ философа.

«…Ты знал прозрение божественной жизни…», — так написано на гробнице Платона в Академии. И это в определенной мере правда: ему были знакомы и живые божественные явления (например, даймон учителя Сократа), и рациональные доказательства подобного рода. Боги существуют потому, полагал Платон, что это следует из одушевленности Вселенной, а также из «прекрасного распорядка» Вселенной и времен. Об этом же говорит и поклонение богам у всех греков и варваров.

В поздних «Законах» философ окончательно приходит к выводу о том, что живой совершенный космос и все его живые и «неживые» части, включая Солнце и другие небесные тела, имеют души. И нужно все эти благие души признать божествами. «Платон, как пифагореец, несомненно был причастен к религиозному почитанию солнца»⁷. И не случайно Благо в его мифе о пещере сопоставляется именно с Солнцем. Неоплатоник Ямвлих Халкидский объясняет это тем, что Солнце — для Платона (и в понимании Ямвлиха оно именно такое) — «соразмерно отцу порождения»⁸.

Таким образом, Платон приходит к пантеистическому выводу: «Все полно богов» (Законы X 899 b). То есть «чистый дух» платонизма, о котором писали многие платоноведы, действительно имеет аспект «теории пантеистического космоса» (А. Ф. Лосев).

Благодаря богам происходит всеобщее становление к великой конечной цели, а именно к «присущему жизни целого блаженному бытию»⁹ (Законы X 903 с). Каждая часть мира возникает и совершает свои действия, как правило, ради этого бытия. А боги заботятся обо всех, но особенно о спасении и добродетели целого. Над каждой частью поставлен божественный правитель, который ведает «мельчайшими проявлениями всех состояний и действий»¹⁰ (Законы X 903 b).

При этом богов Платон почти не называет персонально, почти ничего не говорит об их «функциях» (исключение — Эрот, Афродита). Он чаще высказывается апофатически, в духе личных переживаний живого религиозного опыта и мистического знания. А в том, что Платон знал подобный опыт, не сомневались многие, особенно в эпоху Ренессанса: его философия понималась как «наиболее совершенная форма выражения в языческом мире первобытного откровения»¹¹. Платон явно выходил за пределы греческого политеизма, тем более представлений и обрядов «большинства». А. Ф. Лосев справедливо подчеркивает суть этих эллинских представлений: греческой религии свойственна «принципиальная телесность». Платон же открывается в этой теме существенным образом как эзотерик.

О двух философиях Платона — экзотерической и эзотерической — писали Шлейермахер, Теннеман, Шестов и другие исследователи. Теннеман, например, полагал, что у философа основной была устная речь, а письменный текст служил лишь пропедевтикой истины. На эзотеризм Платона указывают также его суждения о «посвященных», об «умирании» и другие.

«Сокровенное учение гласит, что мы, люди, находимся как бы под стражей и не следует ни избавляться от нее своими силами, ни бежать, — величественное, на мой взгляд, учение и очень глубокое. <…> О нас пекутся и заботятся боги, и потому мы, люди, — часть божественного достояния» (Федон 62 )¹².

Эти слова к тому же экзистенциальны — их произносит герой диалога Сократ перед казнью. Они экзистенциальны и у Платона. Философ явно прозревал то, что в христианстве именуется волей Божией, но высказывался на эту тему, разумеется, по-своему.

Люди и боги, в его понимании, синергичны в самой высокой степени. Во-первых, боги — это добрые и заботливые господа¹³, владеющие людьми. Однако здесь, с христианской точки зрения, философ обнаруживает языческую доверчивость не только к благим божественным силам, но и к диаволу и его демонам. Об этой доверчивости говорят многие суждения философа, например, такие: люди «не ведают, что ни один бог (курсив наш. — В. К.) не замышляет людям зла, да и я…»(Теэтет 151 cd)¹⁴. А также — «наши союзники — это боги, а равным образом и даймоны» (Законы X 906 а).

Во-вторых, боги ведут людей по их жизни — как стража ведет конвоируемых. Но эта стража — благая, это невидимые наши покровители и попечители, добрые наши и заботливые высшие силы. Здесь очевидна перекличка с иудаизмом, христианством, Каббалой. Однако несомненны и глубокие отличия: например, в «Законах» философ называет людей «чудесными куклами богов» (Законы I 644 е — 645 а). То есть ставится под вопрос свобода воли и свободная разумность человека. Кроме того, Платон — апологет сомнительных благ от языческих богов. Например, бог любви Эрот, как полагал философ, ведет нас к целостности и счастью, — и здесь есть существенная правда. Но этот бог может не считаться ни с кем и ни с чем, в том числе, как можно понять Платона, и с религиозными и нравственными нормами. А. Ф. Лосев в описаниях философом Эроса видел даже диавола, беса. Но эта языческая «жизненность» Платона завораживала многих его почитателей, в том числе и русских неохристиан — Д. С. Мережковского, Н. А. Бердяева и других.

В-третьих, четко и ясно обозначена истинная позиция людей, их воли, чувств, разума, по отношению к высшим «господам» — не уходить от «господ», не своевольничать, не доверять своему человеческому разуму. Ведь мудрость — это не достояние людей, а достояние богов; она пристала, как и мера истины, «только богу» (Федр 278 d). Кроме того, богам присуща справедливость, рассудительность и разумность. Поэтому самые разумные из людей понимают, что они не смогут позаботиться о себе лучше, нежели боги.

Несомненную аналогию, однако высшего порядка, мы находим в комментариях к Апокалипсису: верующие люди не поклоняются «идолу лжеименного разума, готового любодействовать с любой мыслью и идеей. <.. .> Господь дает им все необходимое для победы над собой»¹⁵.

Лучшие люди, согласно Платону, хотят оставаться подле лучшего всегда и «до последней крайности» (Федон 62 е). Побег от добрых и могущественных богов — безумие. При этом оказывается, что и побег от любвеобильного Эрота тоже недопустим — как явное проявление враждебности богам (Пир 193 b), которое обязательно наказуемо. Еще более наказуем суицид. Однако гнев богов может достичь и крайней степени: «Если мы не будем почтительны к богам, нас рассекут еще раз (как рассекли андрогинов. —В. К.)» (Пир 193 а), т.е. лишат целостности, любви и блаженства.

В-четвертых, победа над собой (ради лучшего) у Платона обозначает тоже нечто, перекликающееся с духовностью христианства, — это ограничение «своей связи с телом», когда мы «не будем заражены его природою, но сохраним себя в чистоте» (Федон 66 е — 67 а)¹⁶. «А нечистому касаться чистого не дозволено» (Федон 67 ab). Чистый, как можно понять Платона, — это человек, который освободился от «оков» тела: он чист разумно, нравственно и религиозно. Он приблизился к «посильному уподоблению богу»¹⁷
(Теэтет 176 а b).

Тут наблюдается и более очевидная связь с эзотерикой известных Платону мистериальных обрядов. Философ на эту тему порой высказывался неприкрыто: «как говорят о посвященных в таинства» (Федон 81 а) и т. д. И это позволило П. А. Флоренскому прийти к достаточно радикальному выводу: «Мысль Платона — существенно культо-центрична». «Это, в сущности, не более как философское описание и философское осознание мистерии»¹⁸.

В-пятых, Платон, скорее всего, предчувствовал Царствие Небесное (например, его Сократ умирает с «радостной надеждой» на блаженную жизнь); предчувствовал реальность рая и ада. Его преданные добру и истине надеются обрести после смерти «величайшие блага» (Федон 64 а), а нечестивых ожидают ужасы Тартара. Более того, философ явно подчеркивал непререкаемость аналогичных истин: «Это я утверждаю без колебаний, решительнее, чем что бы то ни было в подобном же роде!» (Федон 63 с)¹⁹.

Боги, в понимании Платона, несомненно предуготовили для совершенных людей невероятные по человеческим меркам блага и чудеса. «Не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его», — как свидетельствует о Царствии Небесном апостол Павел (1 Кор. 2:9). Платону же «Аид» представлялся как «места славные, чистые и безвидные», где «благой и разумный бог» (Федон 80 d). Чистая, философская душа уходит в «безвидное место, божественное, бессмертное, разумное и, достигши его, обретает блаженство, …впредь навеки поселяется среди богов» (Федон 81 а)²⁰.

Боги Платона откликаются на выстраданные обращения людей. Самый верный способ быть услышанным богами — молитва. Философ писал об этом на протяжении всего своего творчества и строго запрещал молиться необдуманно. Некоторым людям, впрочем, лучше вообще не молиться, или молиться, но просить то, «что противоположно… желаниям» (Законы III 688 be). Именно так должны молиться неумные люди. Заметим, что с точки зрения христианства эти рекомендации сомнительны.

А молитвы умных — постоянное и великое благо. И в работах Платона много указаний на необходимость повседневных молитв: в «Федре» Сократ увещевает собеседника: «Разве не следует помолиться перед уходом?» (Федр 279 b). А в «Федоне» перед смертью, уже беря чашу с ядом, произносит: «Но молиться богам и можно и нужно — о том, чтобы переселение из этого мира в иной было удачным. Об этом я и молю, и да будет так» (Федон 117 с)²¹.

Какие же качества бога (богов) прозревал (и доказывал) Платон? Во-первых, это упомянутая исключительная благость²². Назвать бога, и даже любых богов и даймонов, источниками зла — «нечестиво, не полезно нам и противоречит самому себе» (Государство II 380 с). Кроме того, как полагал философ, источником блага нельзя полагать что-либо другое. Некоторые немецкие платоноведы, например, Штумпф и Целлер, пришли к признанию тождества идеи Блага и божества философа, а Беккер сделал вывод о том, что благо — «универсальное понятие божественного»²³ у Платона.

Что же касается кары (божьей), постигающей людей, то, как верил Платон, она «им же на пользу»²⁴ (Государство II 380 b).

Во-вторых, это творческое едва ли не всемогущество верховного бога, которого философ называет также dhmiourgovx (демиургом, творцом), умом-демиургом, Кормчим, устроителем, отцом. Платон был близок к монотеизму, озвучивал в Логосе имена бога, но ему явно не хватало решимости расстаться со своим философским пантеизмом и политеизмом. Или же он был не способен на это по причине укорененности в своей этноткультуре. Однако иногда он мог себе позволить более откровенно высказаться на эту тему: «Итак, в серьезных письмах вначале упоминается бог, боги же — в несерьезных» (Письмо XIII, Платон Дионисию, тирану Сиракуз 363 b)²⁵. В «Послезаконии», незадолго до смерти, он еще раз попытался назвать «высшего бога», но прозвучало нечто не слишком сакральное и философское — Небо, Космос, Олимп. Именно «Небо» дало людям число, разумность, питание и другие блага. Как писал Ε. Н. Трубецкой, Платон жил в такой исторической среде, в которой Божество «могло быть только предметом умозрения». «Единое Божественное здесь не было осязаемо, видимо»²⁶. Эта мысль более соответствует истине, чем предположение П. Линицкого. Последний полагал, что Платон был осторожен в своем монотеизме и не расставался с многобожием, опасаясь преследований суеверного народа.

«Бог, согласно древнему сказанию, держит начало, конец и середину всего сущего. Прямым путем приводит он все в исполнение, вечно вращаясь²⁷ при этом, согласно природе» (Законы IV 716 а)²⁸. В «Тимее» философ рассказывает, как демиург устроил прекраснейшую и наилучшую Вселенную, «чтобы все было хорошо» (Тимей 30 а) (ср.: библейское «добро зело»). Космос порождается из «сочетания ума и необходимости»²⁹ и получает жизнь «блаженного бога». Демиург творит мир из первоначальной бесформенной материи³⁰ (а Бог Священного Писания, как известно, творит из ничего).
И этот мир, этот прекрасный космос Платона, можно увидеть, исследуя его тексты, даже в духе Эроса: «Весь мир, космос есть не что иное, как огромный фаллос, огромный Эрос, в котором вечное и временное соединено в одном прекрасном существе, вечно стремящемся»³¹.

В «Политике» Платон вспоминает «спящий миф», в котором рассказано, как верховный бог с помощью своих местных богов, или «пастухов»-даймонов, правит и направляет движение Вселенной и всех ее частей. Именно боги, для передышки людей от трудов установили праздники, даровали искусства, исправляют человеческие недостатки. «Бог управляет всем, а вместе с богом судьба и благовремение правят всеми человеческими делами» (Законы IV 709 b)³². Однако Платон противоречиво признавал и нечто, превосходящее своей мощью бога, — это «Ανάγκη, Ананке (Необходимость) и связанную с ней богиню судьбы, Мойру: «… Даже бог не может противиться необходимости» (Законы V 741 а). Очевидно, что такой бог несравним со Всемогущим Творцом Священного Писания. И в то же время Платон в «Тимее» и «Законах» подчеркивает решающую роль благого «упорядочивающего ума», «разумной воли»: большинство людей, т.е. не философы, думает, что все «совершается по необходимости, а не в силу разумной воли, направленной к осуществлению блага» (Законы XII 967 а)³³.

В-третьих, это почти всесовершенство бога и совершенство им сотворенного. Бог упорядочил хаос вещей, привел каждую вещь в гармоничное согласие с собой и с другими вещами. Он создал бессмертных, а его порождения сотворили смертных. Особенно совершенным создан человек — он подобен космосу, он — прекраснейший микрокосмос. И Вселенная стала «единым живым существом» (Тимей 69 с). А. Ф. Лосев далеко не бесспорно полагал, что таким образом была обоснована «зримая мировая скульптура», и она названа Платоном ‘Αγαθόν (Благо), и она же — «огромный Эрос». Разумеется, совершенства Ума-демиурга еще прекраснее.

В-четвертых, это всеведение. От богов ничего нельзя утаить, поэтому один человек им угоден, а другой — ненавистен и наказывается «с полнейшей неумолимостью» (Законы XI 907 b). Ненавистным, например, становится тот, кто допускает словом или делом ложь, обман, подделку.

В христианском понимании Господь ждет каждого человека и с великой радостью принимает покаяние любого грешника. Благость же богов Платона четко избирательна и никакого покаяния (и прощения) для неугодных не предусмотрено. Как написал профессор Н. Устрялов: «Не место узникам пещерного бытия в городе умного солнца»³⁴.

В-пятых, это истинность бога и от бога, поскольку ему чужда ложь и не мил неразумный или помешанный человек. Как людям ненавистна ложь, особенно в самом важном для них, так и богу. Он никому не посылает знамения «ни наяву, ни во сне», а прост и правдив. «Боги не колдуны, чтобы изменять свой вид и вводить нас в обман словом или делом» (Государство II 383 а)³⁵. То есть лукавство темных трансцендентных сил Платоном почему-то не было замечено.

В-шестых, это простота и неизменность, поскольку все сложное и изменчивое (от природы или от искусства) больше поддается внешним воздействиям, менее добротно и прочно. Бог же — во всех отношениях наилучший, с преизобилием красоты и добродетели. Следовательно, он не может пожелать изменить самого себя, и «пребывает попросту всегда в своей собственной форме» (Государство II 381 с).

Такими совершенными и светлыми предстают боги в понимании Платона. И все они, вместе с другими божественными существами, образуют свою иерархию «чинов сущего» (термин Прокла).

А на вершине ее — верховный бог-творец, или демиург. Ниже — олимпийские боги и боги-охранители государства. Как пифагореец, Платон полагал, что им присуще все нечетное, первичное и правое. Кстати, в «Послезаконии» в качестве первых богов фигурируют уже не эти боги, а звезды.

Далее идут подземные боги, с которыми связано «все четное, вторичное и левое» (Законы IV 717 ab). Подземного бога Плутона философ называет даже «во всех отношениях самым благим богом для человеческого рода» (Законы VIII 828 d). Причина заключается в следующем: живая общность души и тела человека, по мысли Платона, никак не лучше их разобщения. По сути, вопреки христианской точке зрения, философ предполагал, что в подземном мире Аида, где, прежде всего, Тартар (ад), люди найдут благость (как бы избегнув Тартара?). В понимании христианства все люди до воскресения Христова пребывали в аду (т.е. в Тартаре или даже в Аиде?). И мертвые, и живые были под властью «князя мира сего». И тогда надежды Платона на «места благие» (в Аиде), на «острова блаженных» пусты.

За богами, согласно философу, всегда следует правосудие, воздающее тем, «кто отступает от божественного закона».

Еще ниже располагается множество божеств. Кл. Коллинз верно подметил: Платон сознавал, «что между небом и землею есть много вещей, о которых и не «снилось ему» в его философии, и что существуют невидимые реальности»³⁶. И действительно, трансцендентный мир Платона весьма сомнителен с точки зрения христианства. Так, философ говорит о «воздушном племени» даймонов, которые служат богам и превосходят людей «более божественной и лучшей природой» (Законы IV 713 d).

Они совершенно прозрачны (о тонкоматериальности ангелов и бесов пишет и святитель Игнатий Брянчанинов), удивительно разумны и знают все мысли людей. Они заслуживают, согласно Платону, усердного почитания «за их благие вещания» (философ прекрасно запомнил чудесные предупреждения Сократу от его даймона). Они легко носятся «по земле и по всему свету», приветствуя благих людей и ненавидя «очень дурных людей… как уже причастных страданию» (Послезаконие 985 а).

И снова становится очевидно — воздушное племя бесов во главе с бесовскими князьями для Платона не существовало. Его ответ на зло языческих богов — запретить так (реалистически) писать и думать о богах. Его описанине даймонов напоминает описание Ангелов Божиих (воздушны, удивительно разумны и т. д.), но вызывает большие сомнения: нет и намека на падших ангелов; нет четкой специфики Ангелов. Зато есть небесспорные «благие вещания»; есть, так сказать, «функциональные» демоны (даймоны гостеприимства и другие). Возможно, что, по меньшей мере частично, прав блаженный Августин, видевший в эллинских демонах «бесовское начало», «злую цель»³⁷ и разлучение.

У каждого человека, согласно Платону, — несколько личных демонов: это, например, «гостеприимный демон и бог» (Законы V 729 е — 730 а), который связан с Зевсом-Гостеприимцем. И если человек совершает преступление против гостя или чужеземца, то демон его, как правило, наказывает. Это также демон благополучия и благообразия, который запрещает человеку предаваться чрезмерным слезам или смеху, и другие.

На уровне даймонов пребывают и разнообразные гении, тоже посредники между богами и людьми; «нечто среднее между богом и смертным» (Пир 202 de). «Не соприкасаясь с людьми, боги общаются и беседуют с ними только через посредство гениев — и наяву и во сне» (Пир 203 а)³⁸. По мнению А. Ф. Лосева (см. примечания ко 2-му тому четырехтомного издания сочинений Платона 1990-1994 гг.), «гений» и «даймон» — синонимы. При этом Лосев пишет только об одном демоне (или гении), получаемом каждым человеком при рождении и сопровождающем его всю жизнь. Между тем у Платона описаны несколько постоянных демонов при каждом человеке.

Читая Платона, нетрудно заметить, что даймоны и гении достаточно противоречивы, неоднозначны. Так, даймон Сократа, который помогал ему всю жизнь, в час смертельной опасности (на афинском суде) отмалчивался. И Сократ был казнен. А «великий гений» Эрот из диалога «Пир» — и богатый (сын бога Пороса), и бедный (сын нищенки Пении). Он — и «небесный», т.е. благородно-гомосексуальный, и «пошлый», то есть распаляющий естественную любовь между мужчиной и женщиной.

Согласно мифу о лучшем государстве в поздних «Законах», даймоны к тому же — наилучшие правители над людьми. Они превосходят людей, согласно Платону, именно так, как люди превосходят быков. Даймоны, как следует из мифа, «с необычайной легкостью» заботились о людях, доставляя им «мир, совестливость, благоустроенность и изобилие справедливости» (Законы IV 713 de). Конечно, исходя из этого описания, хочется думать, что речь идет об Ангелах Божиих, точнее, о мечте о них. Однако христианские Ангелы не могут пониматься как столь радикально отличные от хороших людей. Напротив, догматическое богословие оценивает светлое человеческое достоинство (творческое, преобразующее грешный мир и др.) выше, нежели бесплотное Ангельское.
В «Послезаконии» Платон говорит также о полубогах, рожденных из воды и способных быть зримыми и незримыми. О них, полагает философ, мы знаем из снов, прорицаний, видений перед смертью и т.д.
Еще ниже в этой иерархии философа идут герои, тоже заслуживающие большого почитания. Далее следуют частные святилища родовых богов; живых родителей.

Платон, по сути, настаивает на пятой заповеди Священного Писания: «Почитай отца твоего и мать твою, чтобы тебе было хорошо и чтобы продлились дни твои на земле» (Исх. 20:12). Он даже говорит «не почитай», а относись «с особым благоговением» (Законы IV 717 cd). И уступай родителям во всем. Потому что они нас родили и вскормили, и им принадлежит наше тело, душа и имущество. К их молитвам — за и против детей — боги прислушиваются особенно внимательно.
Необходимо также постоянно помнить и заботиться о своих покойниках. И за это боги тоже благосклонны к человеку.

Таким предстает религиозный мир Платона. Он, в сравнении с христианским миром, — почти совершенно языческий (но, в основном, добрый языческий); заметно выстроенный рационалистически, противоречивый и не вполне отрефлектированный. К его истине, как полагал П. Линицкий, с очевидностью примешаны «заблуждения и суеверия»³⁹. Отдельные соображения философа, например, о полубогах, рожденных их воды, просто слабы и сомнительны. Очевидно прельщение философа тварным, телесным (особенно в связи с «небесной» любовью). «Платонизм с этой точки зрения, — заметил А. Ф. Лосев, — есть сплошная «прелесть»»⁴⁰.

Бесам привольно в его мире Истины, Красоты и Блага. Святитель Николай Чудотворец несомненно обнаружил бы в сочинениях Платона «приятные жилища для бесов» (так святой называл эллинские храмы, в том числе великолепный храм Артемиды, который он со своими сподвижниками разрушил до основания). Конечно, многие спорные с точки зрения христианства выводы философа оправданы его принадлежностью к языческой культурно-исторической среде, а также его дерзновенным поиском истины, обнаружением своей «лаборатории мысли» (А. Ф. Лосев).

Платон учил и «прельщал» в такой степени, что эзотерик Ямвлих Халкидский и другие неоплатоники исходили из «понимания языка Платона как священного, демиургического и даже теургического»⁴¹. Тексты Платона, в их толковании, образуют симфонию, не противоречивы и богодухновенны. В них представлена вся «вечная мудрость», вся целокупность истины об универсуме и его частях.
Но с христианской точки зрения видится иначе: Свет из тьмы— в религиозной философии Платона — не смог пробиться в полную силу. Благой бог Платона, который так остро нуждается в многочисленных и иногда даже вымышленных сущностях (богах, даймонах, качествах и т.д.), так и остался благим языческим богом, как бы подобревшим Зевсом (этого, кстати, и хотел философ!), а не Всемилостивым и Всемогущим Богом Писания. Но гениальный ум философа поднялся до переклички, а порой и близости с религией Господа Бога Иисуса Христа. Поднялся до соприкосновения с субстанциальной основой мироздания.

Его путь — это и несомненная трагедия. Он опростился на склоне лет (в «Законах») — до порой едва ли не обычных смыслов. Смысл жизни человека во многом — продолжение рода ради доставления богу все новых и новых «служителей». Смысл жизни также — «жить, играя». «Жертвоприношения, песни, пляски, чтобы уметь снискать к себе милость богов, а врагов отразить и победить в битвах» (Законы VII 803 de). Люди большей частью — «выдуманные игрушки» и куклы богов. Не это ли — плата философу за доверие «добрым» богам и даймонам? А если люди — игрушки, значит лучшее — жить, играя в прекраснейшие игры. Видимо правы А. Ф. Лосев и А. А. Тахо-Годи, которые назвали «Законы» Платона «не только актом разочарования, но и несомненным актом отчаяния».

Однако Платон навсегда остался Философом, значение которого не смогли поколебать никакие нигилизмы. Он был и остается в ряду тех, кто серьезно влияет на мировую историю, на умственное и духовное развитие человечества. Отцы Церкви писали о «его важном значении в деле приготовления язычества к принятию Христианства»⁴². П. А. Флоренский говорил о «несомненной преемственности нашей духовной культуры от Платона», и так далее.

В своем страстном искании Истины он оставил великие знаки разумности, нравственности и религиозности.

Они звучат из глубины человеческого духа, захваченного Логосом, звучат фундаментально-символически: «Для разумных людей закон — бог, для неразумных — удовольствие»⁴³.