Запоздалая рецензия

ЗАПОЗДАЛАЯ РЕЦЕНЗИЯ

Имя многолетнего обер-прокурора Святейшего Прави­тельствующего Синода Константина Петровича Победоносце­ва (1827-1907) известно всем, кто интересуется историей Рос­сийского государства XIX — начала XX века и тесно связан­ной с ней историей Православной Церкви, и не нуждается в дополнительном представлении. Более того, имя это, еще при жизни его носителя ставшее нарицательным и воспринимавшееся одними как символ верности и преданности вековым принципам русской монархии, а другими — как олицетворе­ние «мракобесия», «обскурантизма» и «реакции», до сих пор возбуждает споры, служит неким «знаком», для кого-то — бе­зусловно положительным, для кого-то — исключительно от­рицательным. Создается впечатление, что «историческая дав­ность» для К.П. Победоносцева еще не наступила, что в споре современных «либералов» и «консерваторов» идеи, им выска­занные или повторенные, используются как оружие (часто, признаться, обоюдоострое).

И действительно, рассуждая о судьбах России, о ре­волюции, ее корнях и итогах, невозможно (или очень труд­но) избежать соблазна не вспомнить о К.П. Победоносцеве, его предсказаниях, упованиях, предупреждениях. «Задний ум» обычно крепок! Но важнее, убежден, понять, как эти предсказания, упования, предупреждения складывались, фор­мировались как постепенно мысль незаурядного человека, коим, без сомнения, был К.П. Победоносцев, превращалась в политическую идею, как эта идея укреплялась, и ее возгла­шение оказывалось смыслом не только политической жиз­ни ее носителя.

То есть можно сказать, что человек формируется тем вре­менем, в котором живет, то есть изменяется с течением лет; ход истории влияет на его отношение к миру — и в широком, и в узком смысле слова. Но данное определение не будет до кон­ца верным, если принять во внимание то обстоятельство, что человек может быть недоволен этим ходом, если этот ход он будет воспринимать как ошибку, наваждение, злую химеру, вдруг ставшую реальностью. Раз усвоив определенные принципы, че­ловек может захотеть утверждать их в настоящем — для буду­щего, в противовес ему, ради него, — ведь будущее есть идеал, мечта, и в этом смысле — тоже химера. Получается, что ради «химеры будущего» может вестись идейная борьба с настоя­щим?

Может, и история дает нам на этот счет массу приме­ров. Тот, кого исследователи обыкновенно аттестуют «кон­серватором», часто не просто хочет «восстановить прошлое», «удержать поток», он стремится доказать, что «настоящее» обманывает (или обманывается) в своем насаждении «мод­ных идей», «правильных решений», «исторически обуслов­ленных» действий. «Настоящее», таким образом, восприни­мается как разрыв с прошлым, как отказ от него, как созна­тельное или бессознательное движение в сторону от «тради­ции», пользу и важность которой демонстрирует прошлое. При таком ходе мыслей, время, в котором живет человек, может восприниматься как fatum, подчиниться которому — значит изменить себе, изменить не только идее, но и идеалу, то есть перестать быть самим собой.

Таким консерватором, полагаю, и был Константин Петрович Победоносцев — идеалист и реалист, скептик, пес­симист и, как не парадоксально, — оптимист, говоривший вечно «о плохом», но пытавшийся это «плохое» преодолеть. Не будем рассуждать, насколько оказалось оправданным ис­торически подобное «преодоление» — то должен быть от­дельный разговор (тем более, что историки, философы и пуб­лицисты ведут его уже более ста лет). Обратим внимание на иное — на то, как К.П. Победоносцев боролся за свою прав­ду, как он ее отстаивал, в чем видел, о чем писал — до того, как стал обер-прокурором Святейший Синода и влиятель­нейшим государственным деятелем Российской империи. В этом нам и поможет изданная в Санкт-Петербурге книга его статей и писем.

Исследователи творчества К.П. Победоносцева давно за­метили, что он как публицист старался уходить от конкретных реалий, не желал в большинстве случаев демонстрировать свое авторство. Почему он так поступал, можно только предполагать, но данное обстоятельство вовсе не свидетельствовало о его жела­нии скрыть собственную позицию. Он предпочитал выступать в роли своеобразного «общественного обличителя» выразителя «трезвых взглядов», в определенной степени даже драпируя свой субъективизм в одежды «объективной критики». Безусловно одно: в развернувшейся в пореформенной России идейной борьбе К.П. Победоносцев, в 1870-е годы являвшийся членом Государствен­ного Совета и сенатором, принимал весьма активное участие.

Нетрудно понять, что анонимность К.П. Победонос­цева затруднила исследователям атрибуцию его материалов, в 1873-1876 годы увидевших свет на страницах «Граждани­на» — политического и литературного журнала (или, вер­нее, газеты-журнала, как он официально представлялся чи­тателям). За последнее время, однако, ученым удалось дока­зать авторство многих материалов «Гражданина», как мате­риалов, вышедших из-под пера К.П. Победоносцева. В ре­цензируемой книге они собраны и прокомментированы. Впервые все, интересующиеся историей русской обществен­ной мысли, а также жизнью и творчеством К.П. Победонос­цева получили возможность прочитать его статьи, посвящен­ные проблемам веры и Церкви, общественно-политическим вопросам, волновавшим людей в 1870-х годах. Не менее ин­тересно и другое обстоятельство — статьи «Гражданина» важны для понимания эволюции мировоззрения К.П. Побе­доносцева, для осознания того, в чем он видел главные «бо­лезни» своего времени.

Вопрос о том, почему К.П. Победоносцев избрал для своих статей именно «Гражданин», а не иное издание, также давно занимал историков. В данной книге этот вопрос, равно как и многие другие, блестяще прорабатывается в обширной вступительной статье, подготовленной петербургским иссле­дователем В.В. Ведерниковым¹. Без подвижнических усилий этого человека — на сегодняшний день одного из наиболее знающих историю жизни и труды К.П. Победоносцева, рецен­зируемая книга не увидела бы свет. В.В. Ведерников является ее составителем, автором примечаний и комментариев. Эти примечания, равно как и вступительная статья к книге, явля­ются ценным исследованием, выполненном на высоком про­фессиональном уровне.

Далеко не все материалы, опубликованные К.П. Побе­доносцевым в «Гражданине», впоследствии были помещены их автором в знаменитом «Московском сборнике». Но то, что они послужили его основой, полагаю, сказать можно. Это зак­лючение, к которому читатель приходит, знакомясь с матери­алами рецензируемой книги. Впрочем, она составлена вовсе не с этой целью. Ее задачи более широки: показать К.П. По- бедоносцева-публициста, ясно и последовательно развиваю­щего свои взгляды на различные вопросы русской и европей­ской жизни, от конкретики идущего к обобщениям, от част­ностей — к общему.

Для того чтобы читателю было удобно знакомиться с текстом, составитель разбил его на несколько разделов.

Первый носит название «Вера и Церковь», в нем со­держатся работы К.П. Победоносцева, посвященные взаимо­отношениям Церкви и государства, борьбе государства с Церковью в бисмарковской Германии, оценке современной автору духовной литературы и церковной проповеди (всего 6 статей). Часть этих материалов была помещена К.П. Побе­доносцевым в 1896 году в «Московском сборнике» (это его основополагающая статья «Церковь и государство», впер­вые опубликованная весной 1873 года на страницах «Граж­данина» в трех номерах). Читая работы К.П. Победоносце­ва, помещенные в первом разделе книги, понимаешь, в чем их автор видел проявления кризиса европейской культуры. Рост цивилизации не сопровождался изменением человечес­кой природы, что для К.П. Победоносцева было тревожным симптомом. По его убеждению, человек нового мира, как и прежде, находился «на самом рубеже хаоса» и «обольсти­тельная перегородка цивилизации», отделяющая нас от него, может в любой момент опрокинуться (с. 86)². Стремление если не преодолеть хаос, то укрыться от него, сохранив тра­диции прошлого, в дальнейшем стало целью К.П. Победо­носцева как политика-практика, осознававшего, что ломка религиозного строя жизни чревата глобальными социально­психологическими последствиями.

О том, что он мыслил именно так, возможно понять, знакомясь с работами, помещенными и во втором разделе кни­ги — «За рубежом». Здесь помещены статьи и заметки К.П. Победоносцева, отражающие его впечатления от пребывания весной-летом 1873 года за границей. Открывает этот раздел цикл статей под общим названием «Русские листки из-за гра­ницы» (всего 9 «листков»). Большая их часть есть отражение взглядов К.П. Победоносцева на религиозную жизнь и прак­тику, увиденную им в Англии. Однако открывает цикл ста­тья, посвященная описанию гражданских похорон, имевших место во французском Лионе. В этой статье автор впервые четко и откровенно указал на «фанатизм безверия и отрица­ния» как на отрицание Бога, соединенное с безумной ненави­стью в Нему и ко всему, что в Него верует. К.П. Победонос­цев увидел проблему, которая в наиболее откровенном виде дала себя знать в России, где подобный фанатизм после 1917 года вошел в силу и получил власть — «вязать и решать со­весть человеческую» (с. 105). Ряд статей этого цикла был включен в «Московский сборник», что доказывало факт не­изменности представлений обер-прокурора Святейшего Си­нода на основные проблемы социально-политического харак­тера. Так, в статью «Церковь», опубликованную в «Московс­ком сборнике», в качестве составных частей вошли работы К.П. Победоносцева «В протестантских храмах» (часть III), «Вестминстерское аббатство» (часть II), «К вопросу о воссое­динении Церквей» (часть I). Статья «Новая вера и новые бра­ки» целиком вошла в «Московский сборник» под тем же на­званием. Кроме упомянутых девяти статей, во второй раздел вошли еще пять, в которых автор, среди прочего, касается политического состояния Франции и Испании, анализирует английский брачный обряд и рассказывает об освящении рус­ского храма в Праге.

Третий раздел — «Проблемы права» — объединяет че­тыре публикации К.П. Победоносцева, в которых он анализи­рует вопрос о необходимости организации съезда юристов в Москве, преобразования суда присяжных, теории уравнения прав прислуги с хозяевами и размышляет о десятилетии судеб­ной реформы в России. Автор не скрывает своего негативного отношения к институту суда присяжных в России, скептичес­ки относится к практике назначения на самостоятельные су­дебные должности выпускников юридических факультетов («юношей 20 и 21 года от рода»), доказывает правовую бес­смысленность уравнения прав прислуги с хозяевами. Здесь читатель знакомится с К.П. Победоносцевым-правоведом, бле­стящим аналитиком и логиком, умело и просто разбирающим сложные юридические вопросы и не боящимся идти против «общественного мнения».

В четвертом разделе помещены рецензии и обзоры (раздел так и называется). Открывается раздел обширной ре­цензией, посвященной работе Фитцджеймса Стифена «Сво­бода, равенство, братство» (Fitzjames Stefen. Liberty, equality, fraternity. London, 1873), направленной против положений, отстаивавшихся английским позитивистом и утилитаристом Джоном Стюартом Миллем. Не будет преувеличением ска­зать, что тема «свободы, равенства, братства» была исклю­чительно важна для К.П. Победоносцева — и тогда, когда он составлял рецензию, и в последующие годы, когда он за­нимал пост обер-прокурора Святейшего Синода и вершил дела государственной важности. Здесь перед нами предста­ет человек, убежденный в ложности тех смыслов, которые либеральные публицисты — и западные, и русские, вклады­вали в три эти слова. Его идеологическое credo в данной ста­тье, распадающейся на три большие части, выражено отчет­ливо и недвусмысленно.

К.П. Победоносцев убежден в том, что девиз Великой Французской революции постепенно «превратился в ученье, сделался словом завета, которые и безумные правительства понемногу привыкли бросать в народную массу, забыв о том, что масса народная, не способная к уразумению философских и политических учений во всей их целости, принимает брошен­ное ей сверху понятие — не разумом, а страстью и инстинктом ежедневной нужды, и усваивает его себе чувством и слепою верой. Так, мало-помалу три обольстительных слова сделались для масс народных заветом мечтательного и неопределенного блаженства, которого они считают себя вполне требовать от властителей; стали знаменем, под которым всякий агитатор может собирать неразумную толпу для низвержения существу­ющего правительства» (с. 183). В этих словах — ключ к пони­манию отрицательного отношения К.П. Победоносцева к ли­берализму, в европейской практике проявлявшему себя через систему парламентаризма и всеобщую (по крайней мере, в тео­рии) подачу голосов. Для К.П. Победоносцева совершенно ясно, что перемены в форме правления мало действуют на сущность самого правления, что «подразделение политичес­кой власти не имеет никакой существенной связи с равен­ством, точно так же, как и с свободою» (с. 196, 197). Он спе­циально подчеркивает, что братство не может быть религи­ей, что все важные вопросы разрешаются выбором между несколькими возможными взглядами на дело, а не аргумен­тацией, идущей от «известных посылок» к выводу (с. 202). Эти слова Ф. Стифена он специально цитирует, заканчивая рецензию призывом рецензируемого автора действовать «в правду», жить «во всей надежде», принимая «твердым ду­хом» все, «что будет твоим уделом». Ф. Стифен призывает людей не обольщаться никакой мечтой, не лгать ни себе, ни другим, идти своим путем, очистив взор и подняв голову (с. 203). В.В. Ведерников, опубликовавший эту рецензию К.П. Победоносцева, полагает даже, что в приведенных словах, включавших и цитату из Ветхого Завета («Будь тверд и му­жествен, не страшись и не бойся»; Втор. 31:6-7) сформули­рована его (Победоносцева), жизненная программа (с. 50)³ <…>, а в 7-м, от имени Мои­сея, обращающегося к Иисусу Навину: «Будь тверд и мужествен», — но без повторения «не страшись и не бойся».]. Не случайно, и сама книга статей К.П. Победоносцева на­звана В.В. Ведерниковым «Будь тверд и мужествен». Оче­видно, и для самого автора упомянутой рецензии обольще­ние модными в то время политическими и идеологическими «мечтами» было делом недопустимым, воспринималось как предательство себя и своих принципов.

Следующий материал, помещенный в книге К.П. Побе­доносцева, — составленный им специально для «Гражданина» «Обзор важнейших узаконений за летние месяцы» (с мая по сентябрь 1873 г.). Обзор — своего рода справка, позволявшая интересующемуся читателю узнать, какие законы империи вступили в силу и что они предусматривали. В этом же, чет­вертом, разделе помещен текст, в дальнейшем вошедший (в качестве составной части) в «Московский сборник» — это ста­тья «Герберт Спенсер о народном воспитании». В статье ука­зывалось, что «вера во всемогущество школы, в книжные уро­ки и чтения принадлежит к числу главных суеверий нашего времени» (с. 213). Правильность этой мысли К.П. Победонос­цев пытался доказать, развивая в 1880-1890-е годы систему церковно-приходских школ, в которых образование было все­цело подчинено религиозному воспитанию.

Вопрос о воспитании разбирается К.П. Победоносцевым и в рецензии на автобиографию Д.С. Милля («Картина высше­го воспитания»), в которой автор утверждает, что разбираемая им книга «выражает самое ясное и самое решительное отрица­ние религиозной истины и религиозного чувства, особенно христианского» (с. 220). Для К.П. Победоносцева подобное отрицание — симптом болезни, для него «история Милля есть история духовного скопчества», которая тем и поучительна, что позволяет изучить и отвергнуть то, как может убиваться при­родная жизненная сила духа.

Следующие материалы касаются рассмотрения сочи­нения английского религиозного деятеля Стенли о Восточ­ной Церкви и обзора русских книг, вышедших в 1874 году («за три месяца»). Если в первом случае автор пытается по­казать, как англичанин понимает роль Русской Церкви, в чем видит ее перспективы и потенциал, то во втором, по пре­имуществу, кратко рассказывает о литературных новинках, помещая лаконичный библиографический обзор. Несмотря на то, что историк немного может почерпнуть из этого обзо­ра, он представляет интерес как пример «журналистской сти­листики», которую использует К.П. Победоносцев при рас­сказе о новых книгах.

Значительный интерес представляет пятый раздел на­стоящей книги, носящий название «Из записной книжки мос­ковского старовера». В раздел включены статьи К.П. Побе­доносцева, по большей части помещенные затем в «Москов­ский сборник». Собственно говоря, цикл статей «Из запис­ной книжки.» состоит из 19 небольших, логически завер­шенных, сюжетов, из которых в «Московский сборник» ав­тор включил абсолютное большинство. Так, в главу «Мос­ковского сборника» «Духовная жизнь» (часть II) был поме­щен I сюжет, а часть I представляла собой воспроизведен­ный XVII. Глава «Болезни нашего времени» практически целиком взята «Из записной книжки»: V сюжет «книжки» стал V же частью этой главы, X-XI, XI-VII, XIII-XII, XV-VIII-IX, а XIX-IV. VI и VII сюжеты «книжки» составили соответствен­но II и III части главы «Идеалы неверия». Для главы «Церковь» использовались сюжеты VIII и XVI (они стали IV и V ее частя­ми; в последнюю были внесены небольшие изменения). Глава «Xарактеры» также включает ряд материалов «Из записок»: IX сюжет и XIV (соответственно V и I части). XII сюжет в «Мос­ковском сборнике» стал II частью главы «Народное просвеще­ние», а XVIII сюжет — I частью главы «Вера».

Итак, пятнадцать текстов, в 1874, 1875 и 1876 годах опубликованных К.П. Победоносцевым на страницах «Граж­данина», вошли в его главное произведение, изданное как сво­еобразный идеологический манифест в период коронационных торжеств императора Николая II. На это обстоятельство следу­ет обратить пристальное внимание: К.П. Победоносцев пере­издавал свои работы двадцатилетней давности, видимо, пото­му, что считал их вполне отвечавшими «злобе дня», актуаль­ными и важными.

Смею предположить, что «Московский сборник», в ос­нове которого лежали статьи «Гражданина», был «политичес­ким завещанием» К.П. Победоносцева, пытавшегося и в кон­це XIX века вновь напомнить о том, что считал важным в со­вершенно другое время — в эпоху Великих реформ импера­тора Александра II. В очередной раз К.П. Победоносцев по­вторял, что «старые учреждения, старые предания, старые обычаи — великое дело», что «народ дорожит ими, как ков­чегом завета предков» (с. 262), что «на земле все подлинно мы ходим верою, а не видением» (с. 264), что «масса не в со­стоянии философствовать; и свободу, и равенство, и братство она приняла как право свое, как состояние, ей присвоенное» (с. 267). Он критиковал парламентаризм, уход от устоявше­гося веками порядка, стремление к подражательству запад­ным образцам. Как видим, критика, впервые прозвучавшая в 1870-х годах, повторилась в 1896-м. В том, что К.П. Победо­носцев отстаивал свои принципы по-своему бескомпромисс­но и честно, сомнений никогда не было. Важно отметить дру­гое: благодаря изданию книги «Будь тверд и мужествен.» мы можем видеть, как эти принципы оформлялись и отстаи­вались, первоначально — на страницах «Гражданина» без указания имени автора⁴.

Шестой раздел рецензируемой книги — мемориаль­ный («In memoriam»). В нем помещены некрологи на раз­личных лиц — духовных и светских, скончавшихся в 1872­1874 годах, а также мемориальные заметки, посвященные памяти великой княгини Елены Павловны, публициста и мемуариста Д.Н. Свербеева и профессора Московского уни­верситета П.Д. Юркевича. Некоторые некрологи (например, посвященные бывшему министру юстиции графу В.Н. Па­нину, бывшему обер-прокурору Святейшего Синода графу А.П. Толстому, церковному историку графу А.Н. Муравье­ву) позволяют понять, как К.П. Победоносцев воспринимал не только почивших, но и то время, в котором им пришлось жить. Для исследователя, стремящегося почувствовать «дух эпохи», эти материалы представляют несомненный интерес, позволяют увидеть, какие черты современников (и почему) автор считал выдающимися, останавливая на них внимание читателя.

Седьмой, заключительный, раздел книги включает письма К.П. Победоносцева близким ему людям: графине

А.Д. Блудовой, Н.П. Гилярову-Платонову и И.С. Аксакову. Наибольший интерес, на мой взгляд, представляет подборка писем, адресованных графине А.Д. Блудовой: первое из них датировано маем 1869 года, последнее — декабрем 1874-го. В этих письмах — много «деталей», тех самых «мелочей», из которых, по большому счету, и складывается повседнев­ная человеческая жизнь. В письмах можно увидеть К.П. По­бедоносцева «без мундира», в наиболее комфортной для него обстановке — обстановке доверительной беседы. Из этих пи­сем, к слову, можно узнать, с каким глубоким чувством от­носился К.П. Победоносцев к детям будущего императора Александра III, в особенности к великому князю Николаю Александровичу, как он воспринимал придворную жизнь и насколько эта жизнь была для него приемлемой. Из этих писем видно, насколько важную роль играла религия и Цер­ковь в его жизни, что значило для него богослужение, и что он вкладывал в понятие «вера». Наконец, из писем можно узнать и некоторые подробности семейной жизни К.П. По­бедоносцева.

В качестве приложения в конце рецензируемой рабо­ты помещена небольшая заметка барона Н.А. Корфа о Зальц­бурге — небольшом курортном городке в Австро-Венгрии, где К.П. Победоносцев любил отдыхать.

Украшением книги следует признать помещенные в ней портреты исторических деятелей, о которых идет речь на ее страницах. Среди них — фотопортреты К.П. Победо­носцева, его друзей и оппонентов, а также лиц, о которых он писал.

И все-таки, подводя итоги, следует отметить, что наи­более важным является вовсе не блестящий иллюстративный ряд, подобранный составителем книги, и не публикация собра­ния писем К.П. Победоносцева. Важнее всего подборка его ста­тей. В целом, они позволяют понять, почему для К.П. Победо­носцева основой нравственного поведения человека могли быть лишь вера и Церковь, почему эти две силы он считал поддер­живающими стабильность в обществе. Религия, по убеждению К.П. Победоносцева, вносит во власть начала самоограниче­ния. Убежденный противник парламентаризма, К.П. Победо­носцев вовсе не был «антизападником» во всем. Как справед­ливо заметил автор вступительной статьи к книге — В.В. Ве­дерников, «его идеал — европейская жизнь, но с признаками патриархального русского быта» (с. 39). Да, он считал, что ре­формы Александра II во многом имели неудачный исход, но причины этого обстоятельства он искал в особенностях рус­ского общества, а не во внешних факторах. К.П. Победоносцев мечтал о гармонии социальной жизни, которую должна была оберегать Церковь. Реальность вступала в противоречие с меч­тами. «Но ведь он, — замечает В.В. Ведерников, — пишет не о сущем, а о должном. Иными словами, его программа действий представляет разновидность утопии, столь характерной для русской общественной мысли» (с. 49).

К.П. Победоносцеву пришлось пережить крушение всех его надежд и упований, за свою утопию он заплатил огромную цену. Зная это, можем ли мы сегодня быть столь же непримиримы в оценке этого человека, как и большин­ство его современников? Найти правильный ответ на постав­ленный вопрос, как мне кажется, и помогает представлен­ная читателю книга.

Примечания

↩