mospat.ru
Опубликовано в журнале "Церковь и время" № 49


Епископ Иосиф (Чернов)

Письма к патриарху Сергию (Страгородскому)

No1

ЕГО СВЯТЕЙШЕСТВУ,

СВЯТЕЙШЕМУ СЕРГИЮ,

ПАТРИАРХУ МОСКОВСКОМУ И ВСЕЯ РОССИИ.

Епископа Иосифа Чернова в гор. Умани1.

РАПОРТ

Пользуясь исключительной любезностью героев Русской Победоносной Армии2, я имею счастье описать Вашему Святейшеству мои переживания с момента возвращения в г. Азов в начале 1941 г.

По приезде в г. Азов, я оставался здесь до прихода немцев. По приходе же последних, переехал в г. Таганрог, где уже были открыты четыре молитвенных дома на окраинах города. Что же касается собора, то он был почти готовый к освящению, но его не освящали потому, что тормозилось дело с разрешением на это.

В Таганроге тогда было две религиозных ориентации: патриаршая, ожидавшая моего приезда, и другая — обновленческая, во главе с Кирилловым3, у которого была лишь одна кладбищенская церковь, и та закрыта, а ключи хранились у немцев.

Бургомистерство Таганрогское, во всем своем составе, было из местных жителей. Оно знало меня уже лет двадцать и ожидало моего туда приезда. Когда я приехал в Таганрог, то вскоре, именно на Успение Божией Матери, в 1942 г. торжественно освятил собор, получив от него ключи. Тогда же передали мне ключи и от кладбищенской церкви, т.к. обновленческий архиерей Кириллов скончался. Надо при этом заметить, что Кириллов перед смертью сознал свое заблуждение, чистосердечно раскаялся во всем и со слезами на глазах просил от вашего Святейшества разрешения его грехов и принятия в сонм православных. Мы решили его принять, и похоронили как епископа.

При освящении собора мне было предложено отделом пропаганды сказать слово, чего я не выполнил. Во время совершения Божественной Литургии, на Херувимской песни, потребовали меня к фельдкоменданту, прибывшему из Ростова. Я продолжал совершать Литургию и тогда только разоблачился, когда принял Святые Тело и Кровь Христову. Комендант объявил мне прибыть через 10 дней в Ростов, предварительно сообщив о дне и часе местному здесь коменданту. Такое предупреждение, якобы, нужно было для того, чтобы, зная о времени прибытия, встретить меня. Я явился туда на день раньше, частной машиной, и к коменданту прибыл лишь на второй день. Комендант сразу арестовал меня и посадил за решетку. Через трое суток я был вызван к коменданту, который объявил, что по распоряжению командующего Южным фронтом я не имею права бывать и, тем более, служить в Ростове, и велено меня под конвоем перевести обратно в Таганрог и запретить управлять.

После такого сюрприза в Таганроге меня часто еще вызывали в гестапо и каждый раз допрашивали о моей связи с Вашим Святейшеством и о моих, якобы, связях с партизанами. Спрашивали и о том, почему на новых антиминсах фигурировало Ваше имя, на каком основании упоминается это имя в церкви; почему мы признаем Сталина: зачем я увеличил Ваш портрет и поместил в своей квартире.

Я объявил, что Сергий — глава Русской церкви; в отношении Сталина, что и они его признавали; что на антиминсах фигурировало Ваше имя, что это так нужно писать; а в отношении Вашего у меня портрета, то это мое личное дело…

В феврале 1943 г. мне вручили пропуск до Мелитополя и сразу в три часа ночи туда отправили. В Мелитополе я пробыл несколько дней и инкогнито, на лошадях (150 к[и]л[о]м[етров]) перебрался в Каховку, где тихо жил и служил. Через некоторое время из Таганрога в Мелитополь прибыл пом[ощник] начальника полиции Жужнев с целью привезти меня снова в Таганрог. Меня в Мелитополе не оказалось и он уехал сам. В мае же, узнав где я, была специально прислана машина за мной из Таганрога и в этот раз я был водворен в Таганроге. Гестапо снова беспокоило частым к себе вызовами. На визите, сразу после приезда в Таганрог, шеф долго смотрел на меня с ног до головы и, впившись в глаза мои, спросил: когда и как окончится война.

Я ответил — как Бог даст. Снова спустя был задан вопрос: изучал ли я патологию, я ответил, что изучал патрологию, а о патологии только так знаю…

27 августа в 2 часа дня подъехала ко мне машина и я был вывезен в Мариуполь, без всяких документов. Из Мариуполя перевели в Умань и приказали явиться в СД. Во все время моего путешествия была за мной секретная слежка.

В Умани 4.11.43 меня вызвали в Гестапо и предложили написать статью по таким пунктам: 1. О незаконном возведении в Патриарха Митрополита Сергия, 2) о новом трюке большевиков, 3) о счастливой жизни на Украине при немцах и о свободе церкви здесь. Тогда я видя, что пришел мой конец, без всяких лжемудрствований написал:

1. Что если один Кремль поставил Вас патриархом, то естественно, что м. Сергий не патриарх; если его возвели все Архиереи, по указанию Сталина, то он — Патриарх, а если признали его и Восточные Патриархи, о чем говорит немецкое радио, то он тем более — Святейший Патриарх.

2. О делах Сталина и его правительстве я написал, что немцы более меня его знают.

3. Что касается жизни людей на Украине и церкви, то я еще ничего сам не знаю, т.к. новый здесь человек.

В ночь на 7.11.43 г. я был арестован. На семнадцатые сутки, прибывший из Винницы главный следователь, предъявил мне такие обвинения:

1) якобы я имею связь с Вашим Святейшеством и 2) Русско-английский шпионаж. Мне доказывали, что якобы меня еще за несколько лет до войны готовили к этому делу и за что по германским законам я должен быть казнен.

На Рождественские праздники были бешенные расстрелы сидящих в Гестапо. Все это я видел. За три ночи 7, 8 и 9 января [19]43 г. было замучено и расстреляно 240 человек, обвиняемых преимущественно в шпионаже, партизанщине и патриотизме. Меня спрятали за кровать добрые 2 человека и я чудом Божиим не был расстрелян, а вследствие первой быстрой эвакуации города, один на все камеры был оставлен на произвол судьбы в камере, и мирные люди, открыв двери, вывели меня на свободу.

Через несколько дней власть немцев восстановилась, но в другом составе. Я же с того времени (с 12. 1. 44 г.) и по 10 марта с.г., одевшись в светскую одежду, мало показывался на улицах города, а все время инкогнито скрывался у одного священника на русской печке.

После окончательного изгнания немцев, при раскопках обнаруживается все более и более трупов зверски замученных людей. Некоторых из таких жертв я уже хоронил (группу уманских врачей, зверски изуродованных, с обожженными и отрезанными частями тела) и говорил соответствующее слово. Не поддается описанию тот кошмар, какой произведен немцами над людьми и городом перед вступлением в Умань Русской Победоносной Армии. О многом я сообщил уже Московским военным журналистам. Я имел честь видеться и с высшим командованием. Бесчисленные расспросы о том, как я сохранился здесь, о режиме ко мне со стороны немцев и т.д., — подкрепляют меня, так исстрадавшегося за это прошедшее время. Публика же Уманская относится ко мне весьма признательно.

Воссылаю горячую молитву Всещедрому Подателю Богу за Его великие и богатыя милости, излитые на меня, в сохранении моей жизни.

Смиреннейше сим докладом повергаю себя перед вашим Святейшеством и прошу ваших святых молитв.

В отношении дальнейшей моей жизни и резиденции представляю себя воли вашего Святейшества.

Вашего Святейшества Милостивейшего Отца и Патриарха нижайший послушник

г. Умань 15 марта 1944 г.

Верно:

Машинописная копия.

ГАРФ. Ф. 6991. Оп. Л.12–13.

No2

Христос воскресе!

Поздравляю Вас, Ваше Святейшество, с высокоторжественным праздником Пасхи Христовой и желаю отсюда, из места, уже освобожденного от страшного немецкого ига милости Божией. С Воскресением Господа Христа, вся церковь на Украине, а равно — во всей земле нашей Русской да воскреснет и процветает под благодатным окормлением Вашего Святейшества! Прилагаю при сем воззвание, мною выпущенное, на Уманщине, которое во всех церквах читается с праздника Благовещения за Божественными службами в храмах града. Здесь пять церквей наших и собор «самосвятов»4, где служил немецкий любимец Игорь5, ставленник митрополита Поликарпа6, ныне он любезно увезен агентами гестапо в своей легковой машине в Западную Украину. Он усердно работал в пользу немцев, агитируя на все лады и везде…

Этот Собор тоже уже оглашается именами Вашего Святейшества и Владыки Митрополита Николая7, но я им [самосвятам] отказал в приеме их без воли экзарха… Но воззвание и там [в Николаевском соборе] читается. Это выходит, как было в Азовской Обуховке: «митрополита Сергия не признаем, но распоряжения его выполняем», т.е. служили молебен о победе, говорили речи, собирали средства на войну, но Ваше имя не произносили и моего, там присутствующего в алтаре. Но когда я отсутствовал, тогда не всегда точно исполняли, а поэтому, как ни тяжело мне было ходить туда в ноябре через два Дона и камышу, должен был ходить.

Когда я прочел это воззвание и в довершение всего, беря пример с Вас, Святейший Владыко (немецкие газеты), сняв с себя панагию и крест и положил сборщику на блюдо. Богомольцев [это] привело в чувство неожиданности и ручейками от щедрой руки полилась жертва деньгами, монетами (и золотые) и предметами из благородного металла на мощь Русской Армии.

На официальном ужине в первые дни прихода Русской власти, я дал материалы о немцах что видал, что слыхал и что пережил. Видал людей и в гестапо и в городе и за городом в балке расстрелянных изуродованных, с выколотыми глазами, отрезанными носами, ушами и половыми органами и некоторых из них погребал. Слыхал не раз о том, что Митрополит Алексий8 — Экзарх убит агентами гестапо на дороге из одного в другой город. Пережил то, что ныне меня же самого удивляет, что сердце мое не разорвалось тогда.

Новоназначенный директор Государственного Банка в полушутку, после неоднократного поднятия кубков, сказал мне: Владыко, благословите начало функций Госбанка. Я у него спросил: на чем строите начало: на золоте или серебре? Он мне ответил пока только на бумаге. Тогда я пообещал ему прислать золота царской чеканки и в вещах, дабы банк уманский имел основательный фундамент — на золоте. Получилось очень удачно, говорящие на английском языке захлопали в ладоши. Начальник Госбанка воспитанник Киевской Духовной семинарии при ректоре Архим[андрите] Амвросии9. Здесь служу в весьма скромной обстановке, вспоминаю Таганрог, где люди иначе реагируют на пребывание епископа, хотя здесь меня жалеют люди, лично видевшие как немцы поступили со мной и как дивом я остался цел.

С нетерпением жду о себе распоряжений Вашего Святейшества.

Вашего Святейшества Милостивейшего Отца и Патриарха недостойнейший послушник

Епископ Иосиф.

9 Апреля 1944 г. Умань.

Верно:

Машинописная копия.

ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 2. Д. 1. Л. 14–14 об.

  1. Умань — город в современной Черкасской области Украины, административный центр Уманского района. В самом начале войны, в конце июля — начале августа 1941 г. под Уманью попали в окружение части Юго-западного и Южного фронтов Красной Армии. 10 марта 1944 г. город был окончательно освобожден от немецких войск. ↩
  2. Письмо было передано епископом Иосифом советскому офицеру, во время его нахождения в Умани с иностранными корреспондентами. ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 2. Д. 1. Л. 11. ↩
  3. Владимир (Кириллов), — «обновленческий» митрополит. В сане епископа с 1921 г., в 1922 г. уклонился в «обновленческий» раскол, в 1926 г. упоминается митрополитом Минским и Белорусским, в 1927 г. — митрополит Сумский и Ахтырский. Уклонился в григорианский раскол. Во второй половине 1930-х гг. проживал в г. Таганроге, где скончался и был похоронен на городском кладбище. ↩
  4. «Самосвяты» — последователи украинского лже-митрополита и националиста Василия Липковского. ↩
  5. Игорь (Губа), протоиерей, в расколе — епископ (1885 — 1966) до войны в сане протоиерея. В 1942 г., после пострижения в монашество, хиротонисан во епископа Уманского, архиепископа т. н. Украинской автокефальной православной церкви. Сотрудничал с немецкими властями, умер в эмиграции вне общения с Православной Церковью. ↩
  6. Поликарп (Сикорский), епископ, в расколе — митрополит (1875–1953) в 1932 г. хиротонисан в Варшаве митрополитом Дионисием (Валединским) во епископа Луцкого, викария Ровенско-Владимирской епархии. Относился к юрисдикции Польской Церкви. В 1940 г. перешел в юрисдикцию Московской Патриархии (после присоединения Западной Украины к территории Советского Союза). В годы войны объявил себя главой неканонической Украинской церковной автокефалии, сотрудничал с Германскими властями. В марте 1942 г. запрещен Московским Синодом в священнослужении. В 1944 г. покинул СССР. Умер в эмиграции в Париже в сане митрополита т.н. «Украинской Автокефальной церкви» в Европе. ↩
  7. Митрополит Николай (Ярушевич) — с 15 июля 1941 г. митрополит Киевский и Галицкий, Экзарх патриарха Московского в Украине. ↩
  8. Митрополит Алексий (Громадский), (1882–1943) с 1918 г. в связи с изменением государственных границ Российской Империи находился на территории Польши. В 1922 г. хиротонисан во епископа Луцкого, в 1923 г. епископ Ровенский и Новогрудский, член Синода Польской Автокефальной Церкви. В 1940 г. возвратился в юрисдикцию Московской Патриархии. В годы войны не признавал юрисдикции митрополита Варшавского и всея Польши над Украиной, предпринимал попытки сохранить канонически верный строй церковного управления, за что был убит украинскими националистами по дороге из Кременца в Луцк. ↩
  9. Архимандрит Амвросий (Полянский), (1878–1932) в 1906 г. ректор Киевской духовной семинарии. В 1918 г. хиротонисан во епископа Винницкого, викария КаменецПодольской епархии. Священноисповедник. ↩