Схиархимандрит Габриэль (Бунге)

С греческого на сирийский и обратно: об одной цитате из Евагрия Понтийского

Наследие Евагрия Понтийского (ок. 345-399) появилось в сироязычной среде еще до того, как новый спор вокруг Оригена и его последователей в VI веке дискредитировал в грекоговоря­щем мире Евагрия, ученика святителей Василия Великого и Гри­гория Богослова. Поэтому сирийцы знали Евагрия лишь как ве­ликого мыслителя, чьи творения оставили глубокий отпечаток на всей духовности сирийских мистиков, начиная с VI века.

Преподобный Исаак Сирин является ярким тому приме­ром¹. По его мнению, «Мар Евагриос»², или «святой Евагрий»³, является «мудрым среди святых»⁴, «блаженным»⁵ или «одним среди святых отцов, одним из посвященных»⁶, т.е. авторите­том, не имеющим себе равных⁷. Исаак многим обязан ему, в том числе собственным учением о молитве.

В этом контексте одна цитата Евагрия, кажется, сыграла ключевую роль: это Skemmata 27⁸, которая встречается в бесе­де XXII первого тома трудов Исаака. Должно быть, Исаак встре­тил этот текст в дополнении к Kephalaia Gnostica 30 (= Cent. Suppl. ) Евагрия, а не в самих Skemmata. В 1932 году Иренэ Хаусхерр даже посвятил этому вопросу специальное исследование под названием «По ту сторону чистой молитвы, благодаря опе­чатке»⁹. Эта небольшая статья впоследствии побудила других исследователей обратиться к этому вопросу. Мы также хотели бы внести свой скромный вклад в его обсуждение.

Определение молитвы по Евагрию

Skemmata 27 — это небольшая глава (κεφάλαιον), кото­рая могла бы по праву быть включена в 153 Главы трактата Евагрия «О молитве»; в ней содержится одно из тех определе­ний молитвы, которые Евагрий очень любит.

προσευχή έστι κατάστασις νοῦ,
ὑπὸ φωτὸς μόνου
γινομένη τῆς ἁγίας Τριάδος¹⁰

«Молитва есть состояние ума <.. .> оно возникает
только тогда, когда [ум озаряется] Светом Святой Троицы».

Позже мы обсудим учение Евагрия о молитве подробнее. Здесь же я хочу сказать лишь то, что необходимо для понимания того толкования, которое дает этому тексту Исаак Сирин. Речь идет об альтернативной, более короткой версии определения, уже данного Евагрием в предыдущей главе Skemmata. Таким обра­зом, две главы взаимно дополняют друг друга.

νοῦ κατάστασίς ἐστιν ὕψος νοητόν
οὐρανίω χρώματι περεμφερές
ῷ καὶ τὸ ἁγίας Τριάδος
κατὰ τὸν καιρὸν τῆς προσευχῆς
ἐπιγίνεται φῶς¹¹

«Состояние ума есть умопостигаемая вершина,
[сияние которой] подобно небесному цвету.
Во время молитвы ее озаряет Свет Святой Троицы».

В контексте символического толкования библейского текста (ведь именно об этом и идет речь) глагол-связка ἐστί в тексте Евагрия имеет не только смысл простого равенства. Еваг­рий мог бы вместо этого использовать такие аналогичные вы­ражения, как λόγον ἐπέχει, σύμβολόν ἐστι или σημαίνει, кото­рые он обычно использует, когда хочет провести сравнение зна­чения двух вещей¹². В нашем случае библейский текст, на ко­торый он ссылается, это великое Богоявление на горе Синай перед старейшинами народа израильского, описанное в 24-й главе книги Исход, — тема, к которой Евагрий часто возвра­щается и которую он щедро разрабатывает¹³.

Из совокупности этих текстов мы узнаем, что сам ум в действительности и есть «умопостигаемая вершина». Ум есть «место Бога» (τόπος Θεοῦ), где «стоял Бог Израилев». «Цвет неба» (или «сапфира») имевшийся у того, что «находилось у него под ногами», символизирует бесстрастие (ἀπάθεια) ума, ибо это цвет «тверди небесной, в чистоте своей» (τῇ καθαρότητι). Что же ка­сается «Света Святой Троицы», то это библейский символ ее «по­знания»¹⁴. Итак, «во время молитвы» ум, освободившись от всех страстей, «видит», т.е. знает¹⁵ или осознает себя «местом Бога», местом Его самооткровения. Действительно, по своей природе ум является «храмом Святой Троицы»¹⁶.

В Skemmata 27 приводится одна важная деталь, которая полностью согласуется с тем, что Евагрий говорит в своем пись­ме к Мелании¹⁷: это осознание самого себя возможно только (μονη) «под воздействием света Пресвятой Троицы». Другими словами, ум осознает свое «достоинство»¹⁸ разумной природы, «сформированной по образу Божиему»¹⁹ и потому «восприим­чивой» (δεκτικοί) к Нему и Его познанию²⁰ только благодаря самооткровению Бога, а не наоборот.

От греческого Евагрия к Евагрию сирийскому

При переводе на сирийский текст Skemmata 27 претер­пел два значительных изменения.

По недосмотру или по какой-то другой не известной нам причине сирийский переводчик передал слово Евагрия γινομένη словом
, что означает «прекращается» или «прерыва­ется», уточнив, что это прерывание осуществляется «посред­ством удивления», .

Эти два изменения придают тек­сту совершенно иное значение:

«Молитва — это состояние ума,
которое прерывается только светом
Пресвятой Троицы посредством
удивления».

И. Хаусхерр передал слова  выражением «посред­ством экстаза»; по нашему мнению, этот перевод не передает смысл корня , а также значение, которое это существительное имеет в других местах у Исаака. Хаусхерр, возможно, следует за А. Венсинком, который перевел это слово везде как ecstasy. В сноске в конце страницы этот автор, однако, показывает, что он прекрасно понимает, что речь не идет о состоянии, в котором человек нахо­дится «вне себя», а скорее о состоянии удивления: amazing attitude²¹.

Учение о молитве у Исаака Сирина

В этой статье мы не касаемся хорошо разработанного у Исаака учения о молитве, ни даже того глубокого учения, кото­рое содержится в Беседе XXII из первого тома. Но мы вынужде­ны остановиться на мнении Хаусхерра, который считал, что Иса­ак разработал свою концепцию о состоянии «по ту сторону чис­той молитвы», в основном исходя из вышеизложенной ошибки, и что, вероятно, он никогда бы не разработал эту свою концеп­цию, не будь этой ошибки. По нашему мнению, такое суждение необоснованно по нескольким причинам²².

Во-первых, по причине темы: это высокое мистическое состояние, которое уже не является молитвой, указано уже в названии Беседы, и Исаак развивает эту тему во всей Беседе. И только ближе к концу автор чувствует необходимость обосно­вать свое учение, которое он представляет как учение отцов четырьмя цитатами из Евагрия: Cent. Suppl. 30, 4 и 25, а также Kephalia Gnostica III, 88²³. Первая цитата из Евагрия служит доказательством того, что состояние удивления () по мнению Евагрия, также производит прерыеание, некую приос­тановку молитвы, потому что в этот момент «чистая молитеа поглощается в Духе».

Таким образом, состояние удивления является «плодом чистой молитвы» и, следовательно, находится где-то за ее пре­делами, потому что теперь у молящегося «молитва угасла». По этой причине такое состояние не должно быть названо «духов­ной молитвой» . Значит, было бы неправиль­но сказать, что учение Исаака о состоянии «по ту сторону чис­той молитвы» является по существу производным от ошибки и произвольных дополнений переводчика.

Несмотря на его заверения, что он не является одним из тех редких людей («одним из десяти тысяч», «одним среди це­лого поколения»), которые удостоились такой благодати, есть основания полагать, что учение Исаака о молитве на самом деле отражает его собственный опыт. Добавление к Cent. Suppl. 30 «посредством удивления» , что нашло отражение в словах «но удивленный взгляд () на вещи непо­стижимые, не принадлежащие сему миру смертных», полнос­тью соответствует духу Исаака Сирина. Действительно, тема «удивления» (), которая проходит красной нитью через всю Беседу XXII из первого тома, часто встречается у Исаака и повторяется много раз в его проповедях.

От сирийского Евагрия к Евагрию греческому

К концу VIII или в начале IX века Патрикий и Авраамий, монахи обители преподобного Саввы близ Вифлеема, переве­ли самый распространенный том проповедей святого Исаака Сирина на греческий язык²⁴. Вот как в Беседе XIX они переве­ли на греческий цитату из Skemmata 27.

προσευχή ἐστι καφαρότης νοός,
ἣτις μόνη ἐκ τοῦ φωτός
τῆς ἁγίας Τριάδος μετ εκπλήξεως τέμνεται²⁵.

«Молитва есть чистота ума;
она прерывается только от света
Святой Троицы с изумлением».

Таким образом, текст Евагрия претерпел новые изме­нения. Эти изменения показывают, что Патрикий и Авраа- мий вовсе не пытались идентифицировать источник Исаака (который они могли бы найти без труда в Skemmata Евагрия, приписываемом в то время преподобному Нилу Анкирскому), а лишь делали обратный перевод Евагрия с сирийского на греческий язык.

Эта цитата не приписывается Евагрию, который, впро­чем, никогда не упоминается по имени в греческих переводах Исаака Сирина. Она изящно приписывается «мудрому учите­лю»²⁶ Евагрия, «святому Григорию» (Назианзину)! То же са­мое делается с остальными тремя цитатами. После 553 года в Палестине, тем более в монастыре преподобного Саввы, было невозможно называть Евагрия по имени; тем не менее, его по-прежнему внимательно читали.

       Ключевое слово κατάστασις, часто повторяющееся у Евагрия, которое сирийский переводчик правильно передал сло­вом , здесь переводится обратно словом καθαρότης, т.е. «чистота», словно переводчик ошибочно прочел здесь . Почему такой выбор? Ведь здесь речь именно об осознанном выборе, т.к. невозможно перепутать эти два слова, которые пи­шутся совершенно по-разному²⁷. Быть может, переводчик сво­им выбором захотел точнее передать учение Исаака о превосхождении чистой молитвы?

Отметим, что сирийский термин  («удивление») не переводится словом ἔκστασις, но передается правильно сло­вом ἔκπληξις. Его не было в тексте Евагрия но, как ни пара­доксально, это полностью соответствует духу Евагрия, как мы увидим далее.

Наконец, ошибка  также правильно переводит­ся как τέμνεται.

Итак, переходя с греческого на сирийский и наоборот, текст Евагрия претерпел ряд изменений. Исказили ли эти из­менения смысл текста Skemmata 27?

Начнем с Евагрия.

Учение Евагрия о «духовной молитве»

На первый взгляд, могло бы показаться, что Евагрий не видит ничего выше «чистой молитвы». Исаак, очевидно, отож­дествляет ее с «духовной молитвой», которую Евагрий также называет «истинной молитвой». Эта последняя является квин­тэссенцией его мистики²⁸. Он ее называет так, потому что она является «поклонением Отцу в Духе и Истине, т.е. в Его Свя­том Духе и в Его Сыне Единородном»²⁹.

Только благодаря προσευχή ἐν Πνεύματι καὶ Αληθεία «умозритель» — человек в широком смысле становится в соб­ственном смысле θεολόγος³⁰, т.е. человеком, который, «не ис­ходя от тварей (φυσική), но исходя от самого Творца, воспева­ет Его» (εξ αὐτοῦ αὐτὸν ἀνυμνεῖ)³¹ (т.е. θεολογική). Разве мож­но предположить, чтобы существовало еще какое-то состоя­ние за пределами этой «молитвы в Духе и Истине»? Казалось бы, нет, но давайте посмотрим поближе.

Вершиной мистической жизни является именно «молит­ва», но в самом возвышенном смысле. В самом деле, «нерассе­янная молитва есть высшее проявление ума (ἄκρα νόησις νοός)»³², т.е. «действие, подобающее достоинству (ἀξία) ума, или наилучшее и подлинное его употребление»³³.

Но с «чистой молитвой» дело обстоит по-другому. Воп­реки тому, что утверждает А. Гийомон³⁴, καθαρὰ προσευχή не является вершиной мистики Евагрия³⁵. «Чистая молитва» при­надлежит, как указывает ее название, к состоянию πρακτική, которое имеет целью очистить нас от страстей³⁶. Евагрий часто говорит об этом в своем «Слове о духовном делании», но очень редко в своем «Слове о молитве». Действительно, то, что дела­ет молитву «нечистой», — это не «мысли» (νοήματα), т.е., по­нятия, которые наш ум образовывает на основе своего воспри­ятия тварного мира³⁷, а страсти.

А так как πρακτική, согласно Евагрию, есть обязатель­ный переход к φυσική, а затем к θεολογική, за которой следует конечное блаженство, уготованное для будущей жизни³⁸, то на самом деле нужно преодолеть состояние «чистой молитвы».

Чтобы «всегда беседовать (συνομιλεῖ) с Богом как с От­цом»³⁹ (= θεολογική), ум должен сначала преодолеть те мысли (νοήματα), которые являются характерной чертой φυσική, по­тому что они (как и сами творения)⁴⁰ суть «посредники» между Богом и нашим умом. Но молитва — это «беседа ума с Богом без всякого посредника» (μηδενὸς μεσιτεύοντος)⁴¹.

Коротко говоря, Евагрий учит о двух превосхождениях: сначала превосхождение этапа πρακτική и с ним — «чистой молитвы», затем превосхождение этапа φυσική, а также «хва­лы» (γεραίρει), которая воссылается Творцу, но которую чело­век черпает еще «от творений» (ἐκ τῶν κτισμάτων)⁴².

В самом деле, «ум не увидит в себе места Божия, если не окажется превыше мыслей, связанных с вещами». Только тог­да он сможет увидеть «свет, который во время молитвы делает видимым⁴³ место Божие»⁴⁴.

Когда человек достигает уровня θεολογική, то действует уже не он. Ведь он уже «восхищен»⁴⁵ на ту «умопостигаемую вершину», где он созерцает во время «истинной» и «духовной молитвы» «блаженный свет Святой Троицы»⁴⁶, символ самооткроеения Отца через Его Единородного Сына и Сеятого Духа. Человек находится тогда в состоянии «совершенного нечувствия» (τελείαν ἀναισθησίαν)⁴⁷, он пребывает как бы в со­стоянии сна⁴⁸, потому что созерцание Самого Бога, как сон, «от­деляет нас от чувственных вещей»⁴⁹.

Это второе превосхождение совершается действием Свя­того Духа. Вот как Евагрий описывает этот возвышенный мис­тический опыт на своем символическо-библейском языке:

«Душа, которая, с Божьей помощью, полностью завер­шила πρακτική и освободилась от своего тела, переходит в ту область знания [тел и бестелесного = φυσική], где крыло бес­страстия дает ей покой. Там же она получит крылья Святого Голубя и [поднятая этим естественным созерцанием] она взле­тит через созерцание всех веков и обретет покой в познании Троицы [Святой и] поклоняемой (= θεολογική)⁵⁰».

Духовность по Евагрию Понтийскому

Преподобный Исаак Сирин является независимым духов­ным автором, который, безусловно, черпает свое учение о мо­литве в основном из собственного мистического опыта. Но он также стремится обосновать свое учение, постоянно обращаясь к традиции — к такой, какую он знает. Таким образом, ссылка на Cent. Suppl. 30 (= Skemmata 27), служит ему прежде всего «до­казательством», что его собственный опыт (и учение) о состоя­нии, в котором в какой-то момент молитва останавливается («пре­рывается» «посредством удивления»), потому что «пришел Сам Хозяин дома»⁵¹, этот опыт был тот же, что и у Евагрия.

Исаак утверждает, что такое состояние, в котором чело­век становится похожим на «труп» и в нем прекращается вся­кая молитва⁵², является уже не молитвой, даже не «чистой мо­литвой», потому что он считает всякую молитву в первую оче­редь деятельностью человека. С точки зрения Евагрия, это, ко­нечно, правильно на уровне πρακτική, для которого характер­на молитва «краткая и напряженная»⁵³ обращенная ко Христу, нашему Спасителю. Это та самая «непрестанная»⁵⁴ молитва, которая позже станет «молитвой Иисусовой».

Добавление переводчика очевидно, должно было вызвать интерес Исаака, поскольку тема «удивления» является лейтмотивом его проповедей. Хотя здесь речь идет о добавлении к Cent. Suppl. 30, оно парадоксально приводит нас снова к Евагрию! Это доказывает определение слова ύμνος, встречающееся в труде Евагрия «Схолии на псалмы», которо­го, однако, Исаак знать не мог.

ὕμνος ἐστίν ἔκπληκσις μετὰ δοξολογίας
ἐπὶ τη θεωρία τῶν γεγονότων καὶ γινομένων ὑπὸ
Θεοῦ ⁵⁵.

«Песнь есть сопровождаемое славословием удивление
созерцанию вещей, сотворенных и творимых Богом⁵⁶».

Слово «удивление» не совсем точно переводит гречес­кое слово ἔκπληξις, потому что ἐκπλήσσω означает «наносить удар», «поражать», а «поражение» имеет другое значение. Немецкое слово Betroffenheit подошло бы, наверное, лучше. До­пуская некоторую вольность, можно, наверное, переводить ἔκπληξις как «поражение от удивления».

Евагрий определенно говорит здесь об исключительном состоянии, которое, однако, не является «экстазом». Действи­тельно, у Евагрия, слово ἔκπληξις встречается очень редко и всегда имеет негативный смысл: это безумие⁵⁷, которое ведет человека к «превозношению» (μετέωρος γίνεται)⁵⁸, «исступ­лению ума» (ἔκστασις φρενῶν)⁵⁹. Таким образом, это слово ни­когда не имеет положительной коннотации⁶⁰.

Евагрий скорее намекает на состояние оцепенения. Но это состояние не является той вершиной «восхождения к Богу», которая есть молитва⁶¹, потому что мы еще находимся на этапе φυσική. На это указывают слова ἐπὶ τῇ θεωρίᾳ τῶν γεγονότων καὶ γινομένων ὑπὸ Θεοῦ. Действительно, на этом этапе созер­цатель «воспевает Творца, исходя из творений». Он «удивля­ется созерцанию вещей, сотворенных Богом» (θαυμάζοντας τὴν θεωρίαν τῶν γεγονότων)⁶², и это удивление вызывает у него «песню хвалы» (γεραιρει), которую он воссылает Творцу⁶³. Зна­чит, молитва не останавливается на его устах, но она меняет качество: прошение становится славословием.

В «духовной молитве», или «истинной молитве», кото­рая осуществляется «в Духе и Истине», человек «воспевает Бога, исходя из Него Самого» (ἐξ αὐτὸν αυτόν ἀνυμνεῖ)⁶⁴, ибо Свя­той Дух и Единородный Сын Отца⁶⁵ «единосущны Отцу», как Бог от Бога, согласно Никео-Константинопольскому Симво­лу веры (381). Только подлинный богослов⁶⁶ мог бы обьяснить нам природу такого истинно божественного воспевания⁶⁷.

Как и Евагрий⁶⁸, Исаак, очевидно, знает, что человек встречается с Богом «в состоянии молитвы» (ἐν τῆ καταστάσει τῆς προσευχῆς), но он настаивает на том, что сама эта встреча происходит по ту сторону молитвы, т.к. это состояние, в сущ­ности, есть самооткровение Бога. Таким образом, любопытная ошибка Skemmata 27 служит ему в качестве доказательства того, что Евагрий придерживался того же мнения. Разве он не гово­рил, что молитва прерывается «действием света Пресвятой Тро­ицы»? Добавление , по-видимому, послужило для  Исаа­ка подтверждением этого убеждения.

Я лично полагаю, что Евагрию не было бы слишком труд­но принять такое толкование его учения об «истинной молит­ве». Действительно, в ключевой главе своего трактата «О мо­литве» он прямо говорит, что эта молитва «осуществляется (ἐνεργεῖται) в совершенной и духовной любви, посредством Духа и Истины (ἐν Πνεύματι καὶ Αληθεία)»⁶⁹.

Такая «молитва» — если только можно ее назвать так — уже не есть деятельность ума, т.к. подлинными действующи­ми лицами этого настоящего «поклонения Отцу»⁷⁰ являются Святой Дух и Сын Единородный. Это поразительное утверж­дение, но оно находится в полной гармонии с учением апосто­ла о молитве. В самом деле, разве не «Дух усыновления» дает «сонаследникам Христа» глас Сына, Который один может с пол­ным основанием сказать: «Авва Отче!»⁷¹?

В свете этого Патрикий и Авраамий правильно перевели ошибку  словом τέμνεται и добавление  словом μετ̉ ἐκπλήξεως, и таким образом весь православный мир узнал эту «цитату» из Евагрия, или из «святого Григория». Можно было бы задаться вопросом, как эти поразительные утверждения преподоб­ного Исаака были поняты другими духовными писателями, но ис­следование этого вопроса выходит за рамки настоящей статьи.

Примечания.