Митрополит Волоколамский Иларион

В поисках духовного жемчуга: Преподобный Исаак Сирин и его творения

Ваше Высокопреосвященство, дорогие отцы, братья и се­стры, дамы и господа! Сердечно приветствую всех участников Первой патристической конференции Общецерковной аспиран­туры и докторантуры имени святых Кирилла и Мефодия.

Проведение данной конференции стало возможным бла­годаря тому, что четыре года назад по инициативе Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла на первом же за­седании Священного Синода после его избрания на Патриар­ший престол было создано наше учебное заведение, призван­ное стать флагманом богословской науки в Русской Православ­ной Церкви. Общецерковная аспирантура и докторантура яв­ляется высшим звеном в системе духовного образования Мос­ковского Патриархата. В сотрудничестве с духовными акаде­миями и семинариями, ведущими светскими учебными заведениями России и зарубежья она осуществляет широкий спектр об­разовательных программ. Под эгидой Общецерковной аспиран­туры разрабатываются кандидатские и докторские программы, ма­гистерские модули, ведется серьезная научная деятельность.

Священноначалие нашей Церкви в лице Святейшего Пат­риарха Кирилла и Священного Синода уделяет большое вни­мание развитию богословской науки и консолидации налич­ных научных сил. Буквально несколько дней назад решением Священного Синода был создан Координационный центр по развитию богословской науки в Русской Православной Церк­ви. В задачу центра входит координация научной работы, про­водимой во всех церковных учебных заведениях, включая Об­щецерковную аспирантуру, духовные академии и семинарии, а также такие крупные научные центры, как, например, «Пра­вославная энциклопедия». Очень важно, чтобы научная работа в Русской Церкви велась не самотеком, но чтобы молодые уче­ные трудились в соответствии с разработанным и утвержден­ным Священноначалием стратегическим планом развития раз­личных отраслей науки.

Одной из таких отраслей является патристика. Изучение творений святых отцов было одной из приоритетных задач на­ших духовных академий еще в дореволюционный период. На базе академий осуществлялся систематический перевод творений свя­тых отцов, благодаря чему мы сегодня имеем в своем распоряже­нии многотомные коллекции творений таких греческих и латинс­ких авторов, как Василий Великий, Григорий Богослов, Григорий Нисский, Иоанн Златоуст, блаженный Августин и многие другие, а также монографии, посвященные отцам Церкви.

Переводческая и исследовательская деятельность в об­ласти патристики возобновилась в 1990-е годы, и сегодня не­мало исследователей трудится в этой области. Появляются но­вые переводы творений отцов Церкви, основанные на совре­менных критических изданиях их трудов, публикуются моно­графии и статьи, помогающие вписать святоотеческое богосло­вие в контекст современного богословского дискурса, актуа­лизировать мысль отцов применительно к реалиям сегодняш­ней церковной жизни.

Одной из лакун в дореволюционной патрологической науке являлась сирийская патристика. В духовных академиях трудились именитые знатоки латинской и греческой патроло­гии, но сирологов в нашем Отечестве практически не было. Восьмитомное собрание творений преподобного Ефрема Си­рина на русском языке более чем наполовину состоит из псев­доэпиграфов, переведенных с греческого. Лишь в последних четырех томах имеются труды, переведенные с сирийского оригинала. А наш знаменитый филолог-классик С.И. Соболев­ский, переводивший в начале XX века труды Исаака Сирина на русский язык с греческого, пользовался немецким перево­дом его трудов с сирийского для сличения отдельных наибо­лее трудных мест.

В советское время появились оригинальные отече­ственные труды по сирологии: здесь прежде всего необхо­димо отметить работы Н.В. Пигулевской, внесший немалый вклад в дело ознакомления нашего читателя с памятниками сирийской письменности. Следует отметить также труды С.С. Аверинцева, приоткрывшего советскому светскому чи­тателю мир византийской и сирийской патристики через призму литературоведения и исследования «поэтики» ран­нехристианских текстов. Однако по понятным причинам в эпоху воинствующего безбожия заниматься чисто религи­озной проблематикой наши светские исследователи не мог­ли, в результате чего систематического изучения сирийской патристики не происходило.

Лишь в 1990-е годы, после того, как оковы воинствую­щего безбожия спали, стало возможным полноценное разви­тие патрологической науки в Русской Церкви. Тут-то и обна­ружилась, в числе прочих, серьезнейшая лакуна в области си­рийской патрологии. Огромный пласт произведений сирийс­кой письменности еще ждет своего переводчика, и большое количество выдающихся трудов сирийских отцов Церкви еще ждет своего исследователя.

Надо сказать, что и на Западе сирология как специальная отрасль богословской науки окончательно сформировалась лишь в XX веке. Многотомное собрание творений сирийских авторов, издание которого началось под названием Patrologia syriaca в 1897 году, было затем продолжено под названием Patrologia orientais (с включением в него не только сирийс­ких, но также арабских, армянских, коптских, грузинских и славянских источников). Это собрание, призванное допол­нить две монументальных коллекции, появившиеся еще в XIX веке — Patrologia graeca и Patrologia latina аббата Ж.-П. Миня — становится ценнейшим собранием христианс­ких текстов. Благодаря ему в научный оборот введено боль­шое количестве ранее не известных (или известных лишь по некачественным изданиям) памятников ориентальной лите­ратуры, в том числе сирийской.

Параллельно с публикацией текстов ведется значитель­ная работа по их исследованию, публикуются монографии и статьи, посвященные сирийским авторам. Здесь следует упо­мянуть фундаментальные труды И. Хаусхерра, А. Веобуса, А. Минганы и ряда других именитых сирологов, чьи работы стали классическими. В этой плеяде выдающихся сирологов значимое место занимает доктор Себастьян Брок, который се­годня присутствует среди нас и которого я сердечно привет­ствую. В годы моего пребывания в Оксфорде я имел счастье учиться у него и под его руководством изучать тексты препо­добного Исаака Сирина, и я навсегда сохраню в сердце благо­дарную память об этих уроках.

Именно Себастьяну Броку принадлежит заслуга публи­кации и введения в научный оборот второго тома творений преподобного Исаака Сирина, благодаря чему наши знания об этом авторе чрезвычайно расширилось. Может быть, не слу­чайно, что преподобный Исаак Сирин, несмотря на всю свою значимость для монашеской традиции, для Церквей Востока и Запада, до XX века не удостоился ни одного полноценного на­учного исследования (если не считать небольшой книги абба­та Шабо, изданной на латинском языке в 1892 году¹). Видимо, до открытия второго, а вслед за ним и третьего томов творений Исаака, такое исследование было преждевременным. Именно введение в научный оборот новооткрытых текстов преподоб­ного Исаака послужило толчком к оживлению интереса к это­му автору, позволило осмыслить его богословскую и аскети­ческую систему во всей ее полноте.

И именно благодаря тому, что сегодня в нашем распоря­жении имеется практически полный корпус творений препо­добного Исаака, стала возможной и нынешняя конференция, собравшая ведущих мировых специалистов в данной области. Насколько мне известно, это первая в мире научная конферен­ция, посвященная Исааку Сирину.

Преподобный Исаак Сирин как духовный писатель Церкви Востока

Есть один факт, который заставляет говорить об Исааке Сирине как об «особом случае» в истории святоотеческой пись­менности. Насколько можно судить по сохранившимся истори­ческим свидетельствам, а также по его собственным творениям, он принадлежал к Церкви Востока, которая признавала (и до сих пор признает) только первые два Вселенских Собора — Никейский 325 года и Константинопольский 381 года — и потому име­нуется «несторианской», хотя никакой прямой связи с Несторием не имеет. Во времена Исаака канонические границы этой Церкви приблизительно совпадали с границами прежней Пер­сидской империи Сасанидов (ныне Ирак и Иран).

История Церкви Востока восходит к апостольским вре­менам. По преданию, апостолы Фома и Фаддей проповедовали в Персии, где христианство распространялось сначала среди иудеев, а затем и среди самих персов, последователей зороаст- рийской религии. В III-IV столетиях христиане Персии стра­дали от жестоких гонений, особенно тяжелыми были гонения Бахрама II (276-292) и Шапура II (310-379).

В течение нескольких столетий Церковь Востока имела лишь спорадические контакты с христианами «страны роме­ев» (Восточной Римской империи). На Поместном Соборе 410 года в Селевкии-Ктесифоне Церковь Востока, ранее входив­шая в состав Антиохийской Церкви, провозгласила самостоя­тельность, и епископ Селевкии-Ктесифона стал главой всех христиан Персии. Решение Собора утвердил шах Ездегерд I (399-420), лояльно относившийся к христианам. На Соборе в Маркабте в 424 году полномочия епископа Селевкие-Ктесифонского как главы Персидской Церкви были подтверждены и расширены. Впоследствии глава персидских христиан стал именоваться католикосом-патриархом Востока.

Изолированная позиция Церкви Востока в значительной степени обусловила своеобразие ее исторического развития: в ней складывались свои литургические традиции, возникали свои богословские школы, вырабатывался самостоятельный богословский язык.

Большое влияние на развитие сирийского христианства оказало движение так называемых «сынов завета» (bnay qyama), расцвет которого приходится на IV век². «Сыны завета» дава­ли обет безбрачия и вели аскетический образ жизни; нередко они объединялись в небольшие общины для совместного про­живания. Впоследствии основные идеи «сынов завета» легли в основу сирийской монашеской духовности.

Важным богословским центром всего восточносирийс­кого христианства была так называемая «школа персов» (т.е. персидских беженцев), основанная в IV веке в Эдессе. Глав­ным предметом преподавания было Священное Писание: уче­ники слушали и записывали толкования своего наставника³. Школу посещала сироязычная молодежь Эдессы и окрестнос­тей, а также эмигранты из Персии⁴. Комментарии святого Еф­рема Сирина, который истолковал некоторые библейские кни­ги, использовались в качестве образца интерпретации Писания до середины V века.

В V веке было принято решение осуществить полный перевод экзегетических сочинений Феодора Мопсуестийского с греческого на сирийский. После того, как перевод был закон­чен, Феодор Мопсуестийский стал главным библейским ком­ментатором восточносирийской традиции: последующие духов­ные писатели этой традиции, включая Исаака Сирина, ссыла­лись на него как на «блаженного Толкователя».

Перевод сочинений Феодора имел исключительное зна­чение для сирийского христианства: вместе с библейскими тол­кованиями Феодора в сирийскую традицию вошли его христологические воззрения. Феодор Мопсуестийский говорил, в ча­стности, о том, что Бог Слово «воспринял» Человека Иисуса; безначальное Слово Божие «вселилось» в рожденного от Девы Человека Иисуса; Слово жило во Xристе, как в храме; Оно об­леклось в человеческое естество, как в одежду; Человек Иисус благодаря Своему искупительному подвигу и крестной смерти соединился со Словом и воспринял божественное достоинство. Феодор, по сути, говорил о Боге Слове и Человеке Иисусе как о двух субъектах, чье соединение в одном лице воплощенного Сына Божия является не столько онтологическим, сущностным, сколько условным, существующим в нашем восприятии: по­клоняясь Xристy, мы объединяем два естества и исповедуем не «двух сынов», но одного Xриста — Бога и Человека.

В 20-е годы V столетия именно это учение легло в осно­ву христологической доктрины Нестория, Патриарха Констан­тинопольского, против которого выступил Кирилл Александ­рийский. Последний в своей полемике с несторианством на­стаивал на единстве ипостаси Бога Слова: безначальное Слово есть то же самое лицо, что и Иисус, родившийся от Девы; по­этому нельзя говорить о Слове и Иисусе как двух разных субъек­тах. Xристология Кирилла была подтверждена III Вселенским Собором, осудившим Нестория. Впоследствии, на V Вселенс­ком Соборе, был осужден и сам «отец несторианства» — Фео­дор Мопсуестийский. Однако для восточносирийских христи­ан он навсегда остался непререкаемым авторитетом в области богословия. Этим в значительной степени объясняется тот факт, что Церковь Персии и всю восточносирийскую богословскую традицию стали называть «несторианской» — название, кото­рое сама эта Церковь никогда к себе не применяла.

В конце VI века Xенана, возглавивший «школу персов» в 572 году, предпринял попытку заменить библейские толко­вания Феодора на свои собственные. Эта попытка не увенча­лась успехом: Собор 585 года подтвердил незыблемый автори­тет Феодора, запретив кому-либо «явно или скрыто порицать этого учителя Церкви или отвергать его святые книги». Впос­ледствии два Собора, в 596 и 605 годах, осудили толкования Xенаны и повторили анафемы против «отвергающих коммен­тарии, толкования и учения верного учителя, блаженного Фео­дора Толкователя, и пытающихся ввести новые и странные тол­кования, исполненные безумия и злохуления»⁵.

Рубеж VI и VII веков ознаменован богословской деятель­ностью Бабая Великого, который много писал на христологические темы. Его христология является продолжением и свое­го рода синтезом христологий Феодора Мопсуестийского и Диодора Тарсийского⁶. Будучи лидером партии, ратовавшей за строгое следование учению Феодора, Бавай возглавил оппози­цию Xалкидонскомy Собору. Развивая христологические воз­зрения Феодора, Бавай пользовался «Книгой Гераклида», на­писанной Несторием в качестве апологии после его осуждения III Вселенским Собором и переведенной на сирийский язык в середине VI века⁷. К середине VII века в диптихах Церкви Во­стока поминались уже «три учителя» — Диодор, Феодор и Несторий⁸.

Политические обстоятельства VII века не способствова­ли сближению Персии с Византией. Напротив, первые десяти­летия этого века ознаменовались серией вооруженных конф­ликтов между двумя великими империями. В конце 627 года византийский император Ираклий одержал победу над персид­скими войсками у Ниневии. Впрочем, византийское присут­ствие в Персии было недолгим. Уже в 30-х годах VII века нача­лось массовое вторжение в Персию арабских мусульманских полчищ. В 637 году пала столица империи Сасанидов Ктесифон и последний шах Ездегерд III бежал в Загрос. К середине VII века Персия была в руках арабов.

Окончательная утрата политических связей с византийс­кой экуменой и начавшаяся с приходом арабов постепенная исламизация Персии и Сирии не привели в VII и VIII веках к кризису христианства в этих регионах, упадку богословия и церковной жизни. Совсем напротив, именно эти два столетия являются периодом наивысшего расцвета сироязычного бого­словия: в это время жили и творили выдающиеся писатели, та­кие как Мартирий-Сахдона (ставший на сторону Xалкидонского Собора), Дадишо Катрайе, Симеон д-Тайбуте (Милости­вый), Иосиф Xаззайа (Прозорливый) и Иоанн Дальятский. Все они были писателями по преимуществу мистического направ­ления. Малоизвестные за пределами восточносирийской тра­диции, они, тем не менее, ознаменовали собой «золотой век сирийской христианской литературы». Единственным предста­вителем этого золотого века, которому суждено было приоб­рести мировую известность, стал преподобный Исаак Сирин.

Биографические сведения об Исааке имеются в двух си­рийских источниках: «Книге целомудрия» восточносирийско­го историка IX века Ишоднаха, епископа Басры⁹, и анонимном западносирийском источнике, время и место написания кото­рого неизвестны¹⁰. Эти источники настолько хорошо извест­ны, что нет необходимости их здесь цитировать. На основании их, а также на основании скудных автобиографических сведе­ний, рассеянных по творениям самого Исаака, его биография может быть восстановлена лишь частично.

Он родился в Катаре, на берегу Персидского залива. Здесь, возле моря, прошло его детство. Морские образы посто­янно встречаются в сочинениях Исаака: он говорит о кораб­лях, о капитанах и матросах, о морских бурях и попутных вет­рах, о ныряльщиках и устрицах, извлекаемых из морских глу­бин. Вот лишь один из них:

«Если бы в каждой устрице ныряльщик находил жем­чужину, тогда всякий человек быстро разбогател бы. И если бы ныряльщик тотчас добывал жемчужину, и волны не били бы его, и акулы не встречали бы его, не надо было бы ему задерживать дыхание до такой степени, чтобы он задыхался, и не был бы он лишен свежего воздуха, который доступен всем, и не сходил бы в глубины — тогда чаще, чем ударяет молния, и в изобилии попадались бы жемчужины¹¹».

Возможно, Исаак принял монашество не у себя на роди­не, а на чужбине. На эту мысль может натолкнуть его собствен­ный рассказ, начинающийся словами: «В другой еще раз по­шел я к одному древнему, прекрасному и добродетельному стар­цу…». В этом рассказе преподобный воспроизводит ответ стар­ца на свой вопрос, включающий, в частности, такие слова: «Ты никому не известен в этой стране, жития твоего не знают.» ¹².

Впрочем, анонимный западносирийский источник говорит о том, что Исаак «был монахом и учителем в своей области», т.е. в Катаре, и именно оттуда католикос Гиваргис взял его с собой в Бет-Арамайе¹³.

О жизни преподобного Исаака до принятия им епископс­кого сана ничего более не известно. Что же касается его епископ­ской хиротонии, то информация об этом событии, содержащаяся в «Книге целомудрия», с большой четкостью очерчивает время и географию его жизни, а также его место в диптихах Ниневийской епархии Церкви Востока. Католикос Гиваргис (Георгий), рукопо­ложивший Исаака, управлял Церковью Востока с 660 по 680 год¹⁴, а упомянутый в тексте католикос Xенанишо — с 685 по 700. Годы пребывания Гиваргиса на престоле совпали с годами правления Муавии I, первого халифа из династии омеядов, избравшего Да­маск столицей арабского халифата¹⁵. На долю Гиваргиса выпал труд по воссоединению епископов Катара, откуда родом был Иса­ак, с Церковью Востока¹⁶. Возможно, именно по случаю воссое­динения Гиваргис решил рукоположить Исаака, уроженца Ката­ра, прославившегося своей аскетической жизнью, во епископа Ниневии¹⁷. Если это предположение верно, то Исаак стал еписко­пом в 676 году или позже, но не позднее 680 года, когда католикос Гиваргис скончался.

Анонимный западносирийский источник добавляет не­сколько незначительных штрихов к его портрету. В частности, этот источник говорит о том, что, когда Исаак ослеп, ученики записывали за ним его наставления. «Его называли вторым Дидимом¹⁸, ибо он был спокойным, добрым и смиренным, и слово его было мягким. Вкушал он по куску хлеба с овощами три раза в неделю… Он составил пять томов, известных даже до сего дня, исполненных сладчайших учений…»

На епископской кафедре Исаак пробыл недолго. О его отречении от епископства сохранилось следующее красочное сказание на арабском языке. Когда Исаак в первый день после епископской хиротонии посвящения сидел в своей резиденции, к нему пришли два человека, один из которых, богач, требовал у другого возвращения долга: «Если этот человек отказывает­ся возвратить мне мое, я буду вынужден подать на него в суд».

Исаак сказал ему: «Поскольку Священное Евангелие учит не отнимать отданного, тебе следует по крайней мере дать этому человеку день, чтобы он мог расплатиться». Но богач ответил: «Оставь сейчас в стороне Евангелие!» Тогда Исаак сказал: «Если с Евангелием здесь не считаются, зачем я пришел сюда?» Уви­дев, что епископское служение не соответствует его склоннос­ти к отшельнической жизни, «святой отрекся от епископства и удалился в святую Скитскую пустыню»¹⁹.

Последняя деталь рассказа противоречит «Книге це­ломудрия», где говорится, что Исаак удалился в горы, окру­жающие Xyзистан²⁰, а не в египетскую Скитскую пустыню. К тому же трудно поверить в то, что отречение Исаака от епископства было вызвано одним лишь малозначительным инцидентом. Необходимо помнить, что во времена Исаака Ниневия²¹ была центром активности «монофизитов»-яковитов, с которыми Исаак как «диофизитский» епископ должен был бороться²². Возможно, что, не будучи склонным к спо­рам на догматические темы, Исаак предпочел удалиться из Ниневии, ставшей ареной конфликта между противоборству­ющими партиями.

Последние годы своей жизни Исаак провел в монастыре Раббана Шабура на горе Шуштар²³. Точная дата смерти Исаака неизвестна, как неизвестна и дата его рождения.

Вероятно, еще при жизни Исаака Ниневийского почита­ли святым. После смерти Исаака его слава росла по мере рас­пространения его писаний. Иосиф Xаззайа, живший в VIII веке, называл его «знаменитым среди святых»²⁴. К XI веку Исаак благодаря греческому переводу его творений становится ши­роко известен на грекоязычном Востоке: в знаменитой антоло­гии аскетических текстов «Эвергетинос» выдержки из писаний «аввы Исаака Сирина» стоят в одном ряду с подборками из классиков ранневизантийской аскетики.

В то же время и в Церкви Востока продолжается почита­ние Исаака: его писания приобретают все большее признание, а его имя — все больший авторитет. Последнее подтверждает­ся многочисленными письменными источниками. Один из них относится к XIII веку и представляет собой сводный каталог восточносирийских писателей, автором которого является Ав- дишо из Нисибина: в каталоге упоминаются «семь томов» Иса­ака «о духовной жизни, о божественных тайнах, о судьбах и о Промысле»²⁵. В другом источнике, не поддающемся точной датировке, но составленном не позднее XIV века, Исаак назван «наставником и учителем всех монахов, гаванью спасения для всего мира»²⁶.

В Православной Церкви почитание Исаака Сирина име­ет более чем тысячелетнюю историю: оно началось после по­явления на свет греческого перевода его творений и продолжа­ется поныне. Память преподобного Исаака, епископа Ниневий­ского, совершается в Православной Церкви 10 февраля (28 ян­варя по старому стилю), вместе с памятью другого великого сирийского писателя и аскета — преподобного Ефрема Сири­на. Образ Исаака Сирина нередко присутствует в иконостасах и настенной росписи православных храмов, а также в книжной миниатюре. Одно из известных его изображений, которое уча­стники настоящей конференции смогут увидеть своими глаза­ми, относится к началу XVI века: оно находится в местном ряду оригинального иконостаса Успенского собора Московского Кремля. В настоящее время этот иконостас почти полностью закрыт другим, более поздним, однако через имеющееся в ме­стном ряду «окно» хорошо видны образы трех святых, одним из которых как раз и является преподобный Исаак Сирин.

«Экклезиологическим феноменом» можно считать тот факт, что скромный епископ Церкви Востока из далекой пер­сидской провинции стал святым отцом Православной Церк­ви халкидонского направления. Из русских патрологов пер­вым, кто обратил внимание на этот феномен, был протоие­рей Георгий Флоровский. В своей книге «Византийские отцы V-VIII веков» он писал:

«В жизни преподобного Исаака много неясного… В епископы он был поставлен в монастыре Бет-Абэ Патриархом Георгием (660-680)… Мы все время в несторианской среде… И вместе с тем преподобный Исаак стоит здесь как-то обособ­ленно. Неясно, почему ушел он из Ниневии; можно догады­ваться, что из-за несогласия с местным клиром. В монастыре он жил уединенно <…> И все-таки его учение соблазняло. Он далеко отходил в нем от антиохийской традиции, впрочем, на Толкователя²⁷ он не раз ссылается²⁸».

Поскольку факт принадлежности Исаака Сирина к Цер­кви Востока уже ко временам Флоровского был установлен наукой, в течение XX века он не оспаривался никем из рус­ских или западных ученых. Православных ученых, однако, он ставил перед проблемой: как великий святой, память кото­рого почитается в Православной Церкви, мог быть несторианином? Решить эту проблему пытались по-разному. Флоров- ский предпочел не входить в ее обсуждение, ограничившись ремаркой о том, что преподобный Исаак в несторианской сре­де «стоит как-то обособленно». Некоторым решение пробле­мы виделось в том, что преподобный Исаак лишь «формаль­но» принадлежал к несторианской Церкви. Такого мнения придерживался известный русский патролог архиепископ Василий (Кривошеин):

«Насколько можно судить по дошедшим до нас исто­рическим данным, святой Исаак был в течение недолгого вре­мени епископом города Ниневии, входившей в юрисдикцию несторианской Церкви в Персидской империи, как и вообще вся его жизнь и деятельность прошла как будто бы в пределах этой Церкви. Тем не менее Православная Церковь издревле почитает его как святого и высоко чтит его духовные творе­ния, в которых, конечно, нет никакого “несторианства”. И я, конечно, не дерзну отнимать от него звание “святого”, хотя самый факт принадлежности его (хотя бы формальной) к не­сторианской Церкви ставит перед православным богословс­ким сознанием серьезные проблемы о природе Церкви и о воз­можности благодатной жизни и святости вне видимых ее пре­делов²⁹».

Тезис о «формальной» принадлежности преподобного Исаака к несторианской Церкви был уже в наши дни повторен А.И. Сидоровым:

«[Исаак Сирин], принадлежа формально к несторианс­кой церкви (и являясь даже, хотя и очень краткое время, не- сторианским епископом), явил в своих творениях глубину пра­вославного Богомыслия <…> Перевод сочинений преподоб­ного Исаака на греческий язык <…> признание их в Византии и на Руси творениями святого мужа и, наконец, канонизация его Православной Церковью являют, на наш взгляд, то, что Святой Дух проницает и зрит все и что для него нет формаль­ных пределов и границ косного вещества»³⁰.

Ученый выдвигает гипотезу о том, что преподобный Исаак Сирин мог принадлежать к прохалкидонскому течению внутри несторианской Церкви. В монашеских кругах Церкви Востока с конца VI века существовало течение, которое имело тенденцию к сближению или даже слиянию с православием халкидонского направления: к этому течению принадлежали, в частности, Xенана и Мартирий-Сахдона. Если Исаак Сирин также принадлежал к данному течению, его отречение от епис­копской кафедры можно истолковать как разрыв с Церковью Востока и тайный переход на халкидонские позиции³¹.

Данная гипотеза предлагает весьма элегантный выход из противоречия между принадлежностью Исаака Сирина к Церкви Востока и его почитанием в Православной Церкви. Гипотеза, однако, не подтверждается ни одним заслуживаю­щим доверия источником. Писания самого Исаака, в частно­сти, тексты, в которых он воспроизводит анафемы Соборов рубежа VI-VII веков³², созванных против Энаны, свидетель­ствуют как раз об обратном — о том, что он предпочитал дер­жаться официальной доктрины своей Церкви и не симпатизи­ровал оппозиционным течениям. В то же время ничего эксп­лицитно несторианского в его христологии найти нельзя. Он, во всяком случае, далек от такой крайне диофизитской трак­товки личности Иисуса Xриста, при которой Его образ как бы разделяется на «два сына»: Исаак Сирин воспринимает Xриста как одно Лицо — Бога, явившегося во плоти.

Что же касается собственно вопроса о святости препо­добного Исаака, то, нам думается, коль скоро она не вызывала сомнений ни у кого из византийских и русских отцов, почитав­ших его в течение многих столетий, у нас также нет никаких оснований «отнимать от него звание святого». Следует учиты­вать, что границы между Церквами во времена Исаака Сирина не были очерчены с той же четкостью, с какой они очерчены сегодня. В эпоху догматических споров (IV-VIII вв.) эти гра­ницы еще только формировались, и не все святые оказывались в наиболее догматически безупречной церковной юрисдикции. Достаточно вспомнить о преподобном Исаии Скитском, соста­вителе известного сборника поучений, и святителе Петре Иве­ре, епископе Маюмском, выдающемся аскете и подвижнике, почитаемом в Грузинской Православной Церкви: оба святых жили во второй половине V века, не признавали Xалкидонский Собор и придерживались монофизитских взглядов.

Творения преподобного Исаака

Сирийские источники говорят то о пяти, то о семи томах сочинений Исаака Ниневийского, однако мы не знаем, идет ли речь об ином делении того же корпуса текстов, который дошел до нас, или о каких-либо утраченных сочинениях Исаака. В настоящее время в нашем распоряжении имеются три тома со­чинений Исаака Сирина, введенные в научный оборот.

Оригинальный текст 1-го тома сочинений Исаака дошел до нас в двух редакциях—восточной и западной³³. Первая редакция отражена в издании Поля Беджана³⁴, вторая — в нескольких руко­писях, самая ранняя из которых датируется IX-X веками³⁵. Глав­ные различия между двумя редакциями заключаются в следую­щем: 1) восточная содержит многочисленные тексты и восемь Бесед, отсутствующие в западной; 2) западная содержит немно­гие тексты, отсутствующие в восточной; 3) восточная содержит цитаты из Феодора Мопсуестийского и Диодора Тарсийского: в западной эти тексты приписаны другим авторам. Хотя критичес­кого издания сирийского текста 1-го тома не существует, тексто­логический анализ обеих редакций, проведенный Д. Миллером, показал, что восточная редакция отражает подлинный текст Иса­ака, тогда как западная является переработкой этого текста³⁶.

Именно с текста западной редакции на рубеже VIII и IX веков Авраамием и Патрикием, монахами лавры Святого Сав­вы Освященного в Палестине, был сделан греческий перевод сочинений Исаака. Благодаря этому переводу христианский мир узнал о преподобном Исааке, потому что именно с него были впоследствии сделаны переводы преподобного Исаака на мно­гие другие языки.

Русскому читателю 1-й том Исаака Сирина был до пос­леднего времени известен только по переводам, сделанным с греческого перевода, о котором святитель Филарет Московс­кий говорил: «Вероятно, переводчик был не из ученых, т.е. не знал грамматических правил, и потому мешал слова и вместо должного выражения ставил неправильные и темные слова, да и от переписчиков, может быть, вкрались ошибки и невероят­ности»³⁷. Приведу также отзыв протоиерея Георгия Флоровского: «Этот перевод часто неточен <…> В сирийском тексте меньше порядка, больше непосредственности»³⁸. Добавлю от себя: в сирийском оригинале больше ясности, хотя и в нем не­мало мест, которые можно понимать, а следовательно, и пере­водить по-разному. Сравнивая греческий перевод таких мест с оригиналом, невозможно не заметить, что во многих случаях переводчик, не до конца поняв мысль святого Исаака, передал слова, но не сумел передать смысл.

Разница между сирийским оригиналом творений пре­подобного Исаака и их греческим переводом касается также состава и порядка Слов. Прежде всего, как справедливо отме­чает архиепископ Филарет (Гумилевский), «в греческом пе­реводе известна менее чем половина творений святого Исаа­ка»³⁹, поскольку на греческий язык вообще не были переведе­ны 2-й и 3-й тома его творений. Впрочем, и из оригинальных 82 Слов 1-го тома в греческий перевод не вошли четырнад­цать Слов⁴⁰.

С другой стороны, в греческий перевод вошло несколько Слов, не принадлежащих перу святого Исаака, а именно Слова 43-е, 2-е, 7-е и 29-е, соответствующие Словам 8-му, 68-му, 9-му и 20-му русского перевода «Слов подвижнических». В сирийском корпусе творений преподобного Исаака Сирина этих Слов нет.

Зато они имеются в корпусе творений другого сирийского мис­тического писателя, жившего в VIII веке, — Иоанна Дальят- ского, причем рукописная традиция единогласно атрибутирует их именно этому автору⁴¹. Слово 9-е русского перевода «Слов подвижнических» преподобного Исаака представляет собой не что иное, как Письмо 18-е Иоанна Дальятского⁴². Остальные три Слова принадлежат к собранию Бесед Иоанна Дальятского, текст которых пока не опубликован⁴³.

Кроме того, в греческий перевод творений преподобно­го Исаака вошло «Послание к преподобному Симеону Див- ногорцу», жившему в VI веке. На основании этого послания некоторые наши дореволюционные авторы, такие как архи­епископ Сергий (Спасский), утверждали, что преподобный Исаак жил не в VII, а в VI веке. Однако это Послание (Слово 55-е в русском переводе) ни в одной сирийской рукописи не надписано именем преподобного Исаака. Во всех сирийских рукописях, а также в арабской и эфиопской версиях Посла­ние надписано именем Филоксена Маббугского. Послание со­хранилось в двух версиях — полной и краткой; большинство имеющихся рукописей содержат полную версию, в которой произведение названо «Посланием к Патрикию Эдесскому». Авторство Филоксена подтверждают вся рукописная тради­ция и все современные ученые, работающие в области сирий­ских исследований⁴⁴.

Еще одна особенность греческого перевода заключается в том, что в нем все цитаты из Феодора Мопсуестийского, Ди­одора Тарсийского и Евагрия, имеющиеся в сирийском ори­гинале творений преподобного Исаака Сирина, либо вовсе ис­ключены, либо приписаны другим авторам, в частности, свя­тителю Григорию Богослову или святителю Кириллу Алексан­дрийскому. Так например, Слово 19-е из сирийского текста 1-го тома содержит несколько ссылок на Феодора Мопсуестийско­го: в греческом переводе это Слово опущено. В греческом пе­реводе сирийского Слова 22-го⁴⁵ две цитаты из «Мыслей» Евагрия («Молитва есть чистота ума, которая одна, при изум­лении человека, уделяется от света Святой Троицы» и «Чисто­та ума есть воспарение мысленного. Она уподобляется небес­ному цвету, в ней во время молитвы просиявает свет Святой Троицы»⁴⁶) надписаны именем «Божественного Григория»⁴⁷. А цитата из «Толкования на книгу Бытия блаженного Кирил­ла», содержащаяся в греческом Слове 48-м (русском Слове 90-м)⁴⁸, в действительности является цитатой из одноименно­го толкования Феодора Мопсуестийского⁴⁹. Такая переатрибуция была вполне допустимой и законной по представлени­ям византийских переводчиков и копиистов⁵⁰.

Впрочем, цитаты из Феодора, Диодора и Евагрия были приписаны другим авторам уже в западносирийской версии творений преподобного Исаака, которой пользовались при пе­реводе Авраамий и Патрикий. Эта версия представляет собой своего рода «монофизитскую» переработку творений препо­добного Исаака Сирина; несколько Слов из оригинальной вос­точносирийской версии в ней опущены. Разница между гре­ческим переводом творений преподобного Исаака и восточно­сирийским оригиналом в значительной степени обусловлена тем, что Авраамий и Патрикий переводили с западносирийс­кой версии.

Греческий перевод Исаака является буквальным и пото­му сохраняет многие неясности сирийского оригинала: в неко­торых случаях текст, очевидно, переводился без достаточного понимания его смысла. Кроме того, в текст при переводе вкра­лись многочисленные ошибки. Этот перевод был впервые из­дан в 1770 году в Лейпциге и с тех пор многократно переизда­вался. Совсем недавно Иверским монастырем на Афоне было подготовлено и осуществлено критическое издание греческо­го перевода, выполненное Марселем Пираром⁵¹, который так­же сегодня присутствует среди нас.

Полный перевод греческого собрания Слов Исаака Си­рина на славянский язык был сделан болгарским монахом Зак- хеем в начале XIV века. До того на славянском языке суще­ствовали лишь фрагменты сочинений Исаака (в частности, те, что вошли в Пандекты Никона Черногорца). Во второй четвер­ти XIV века на Афоне появляется еще один славянский пере­вод Слов Исаака, сделанный старцем Иоанном. Оба перевода получили уже в XIV веке самое широкое распространение, в особенности в монашеских кругах: об этом свидетельствуют сохранившиеся многочисленные рукописи⁵². В конце XVIII века Паисий Величковский осуществил новую редакцию славянс­кого перевода Исаака Сирина, опубликованную в 1812 году, но запрещенную тогдашней цензурой и потом не имевшую распространения вплоть до 1854 года, когда она была издана повторно в Оптиной пустыни.

В том же 1854 году был опубликован полный русский перевод Исаака Сирина, сделанный Московской духовной ака­демией. В 1911 году профессор Московской духовной акаде­мии С.И. Соболевский заново перевел Слова Исаака с гречес­кого⁵³. Лишь отдельные Слова из этого тома имеются сегодня в переводе с сирийского, а именно Слово 76-е, переведенное С.С. Аверинцевым⁵⁴, Слово 54-е, переведенное мною⁵⁵, Сло­ва 19-е, 20-е и 21-е, также переведенные мною⁵⁶, и Слово 1-е, переведенное А.В. Муравьевым⁵⁷. Выражаю надежду на то, что рано или поздно в руках русского читателя появится пол­ный текст 1-го тома в переводе с сирийского, что станет оче­редной вехой в освоении наследия великого сирийца нашими соотечественниками.

Что касается 2-го тома сочинений Исаака, то о его суще­ствовании ученые знали по крайней мере со времени издания Беджана: последний опубликовал фрагменты из него по тексту рукописи, впоследствии — в 1918 году — утраченной⁵⁸. Одна­ко в 1983 году профессор Себастьян Брок обнаружил в Окс­фордской Бодлеанской библиотеке другую рукопись, содержа­щую полный текст 2-го тома и датируемую X или XI веком⁵⁹. По этой рукописи Брок и подготовил свое издание Бесед 4-41-й из 2-го тома⁶⁰, составляющих примерно половину его объема. Другая половина тома включает Беседы 1-3-ю, из которых пос­ледняя делится на 400 глав под общим названием «Главы о зна­нии». Эта коллекция еще ожидает публикации, хотя уже по­явились ее полные или частичные переводы на ряд европейс­ких языков.

О 2-м томе творений Исаака Сирина Себастьян Брок пишет:

«Вся рукописная традиция, включающая различные ру­кописи из трех Церквей (Церкви Востока, Византийской Пра­вославной и Сирийской Православной Церквей) единогласна в атрибутировании второго тома святому Исааку <…> Содер­жание обоих томов свидетельствует о том, что у них один ав­тор: в обоих томах есть общие весьма характерные темы, а также многочисленные фразеологические совпадения <…> Все это свидетельствует о том, что обязанность доказывать свою правоту лежит не на тех, кто уверен в принадлежности “вто­рого тома” автору первого тома, а на тех, кому вздумается на­стаивать на обратном⁶¹».

Итак, 2-й том принадлежит тому же автору, что и 1-й. И все же, поскольку несколькими русскими авторами в 1990-х годах были высказаны сомнения в подлинности этого тома, приведем основные доказательства в пользу его аутентич­ности.

Прежде всего следует сказать о том, что Беседы из 2-го тома полностью или частично содержатся в общей сложности в девяти известных сегодня науке рукописях, и везде они над­писаны именем Исаака. Если учесть, что творения некоторых отцов (не говоря уже о сочинениях многих античных авторов) дошли до нас в одной-двух рукописях, то само по себе такое количество рукописей, содержащих писания из 2-го тома и еди­ногласно атрибутирующих его Исааку, является веским дока­зательством в пользу принадлежности писаний именно ему.

Нельзя не упомянуть, что сирийские рукописи, содержа­щие известный нам корпус «Слов подвижнических», заканчи­ваются следующей ремаркой: «Окончилась, при помощи Бо- жией, первая часть учения мар Исаака инока»⁶². Рукописи, со­держащие 2-й том, напротив, начинаются со слов: «Начинаем переписывать Второй том мар Исаака, епископа Ниневийско­го». Таким образом, в сирийской рукописной традиции 2-й том мыслится как продолжение 1-го.

Отметим также, что две Беседы из 2-го тома идентичны двум Словам из 1-го тома, а именно, Беседа 16-я из 2-го тома соответствует Слову 54-му из 1-го тома⁶³, а Беседа 17-я из 2-го тома соответствует Слову 55-му из 1-го тома⁶⁴.

Кроме того, в тексте 2-го тома есть несколько ссылок на Слова из 1-го тома. Так например, в Беседе 3-й из 2-го тома (а именно, в главе 41-й из ее 1-й сотницы) автор говорит: «Сию книгу в напоминание себе написал я, как постиг из разумения Писаний, а немногое из собственного опыта: на это я уже указы­вал в начале книги». Под «началом книги» имеется в виду Слово 14-е сирийского текста 1-го тома⁶⁵, где тот же автор пишет: «Сие на память себе и всякому читающему написал я, как постиг из разумения Писаний <…> а немногое из собственного опыта»⁶⁶. В Беседе 32-й из 2-го тома автор говорит: «Относительно этого чина, если кто желает услышать в точности, пусть прочитает выше длинное Слово, написанное нами о духовной молитве»⁶⁷. К этому месту в рукописи Bodleian syr. e. 7 имеется схолия: «Это Слово написано в Первой части». Речь идет о Слове 22-м из 1-го тома, посвященном молитве⁶⁸. Таким образом, совершенно оче­видно, что тексты 1-го и 2-го томов написаны одним автором, который рассматривает их как одну «книгу».

Есть и много других факторов, подтверждающих при­надлежность обоих томов одному автору. Один и тот же ас­кетический словарь используется в обоих томах: это касает­ся, в частности, таких терминов, как ihidaya (отшельник, инок), shelya (безмолвие), dubbara (поведение, образ жизни, образ бытия, подвижничество), sukkale (прозрения, мысли), zaw‘e (движения, побуждения, порывы), temha (изумление), lebba (сердце), hawna (ум), re‘yana (разум), mad‘a (мысль, мышление, сознание, разум), herga (размышление), te’orya (созерцание), pulhana (служение, служба), ‘enyana (беседа), maggnanuta (осенение), gelyana (откровение), nahhiruta (оза­рение), qutta‘a (уныние) ‘arpella (темное облако, тьма) и др. Даже такой редкий термин, как qestonare («истязатели», «стражи», «судебные следователи»), заимствованный из ла­тыни через греческую транскрипцию, встречается в творе­ниях преподобного Исаака дважды — один раз в 1-м томе (Слово 58-е⁶⁹), другой раз — во 2-м (Беседа 9-я), причем при упоминании о qestonare — «истязателях» во 2-м томе пре­подобный Исаак добавляет «о которых говорилось выше», что можно истолковать как ссылку на 1-й том.

В обоих томах встречаются одинаковые идиомы, такие как «духовное созерцание» (te’orya d-ruh), «духовная молит­ва» (slota ruhanayta), «чистая молитва» (slota dkita), «тайная молитва» (slota kasya), «сердечная молитва» (slota d-lebba), «труд молитвы» ( ‘amla da-slota), «молчание разума» (shetqa d-re‘yana), «сокровенный свет» (nuhra kasya), «сокровенное служение» (pulhana kasya), «духовный образ жизни» (dubbara ruhana), «духовное знание» (ida‘ta d-ruh), «жизнь (подвижни­чество) в безмолвии» (dubbare dab-shelya), «духовные тайны» (raze ruhane), «духовные прозрения» (sukkale ruhanaye), «сми­рение сердца» (mukkaka d-lebba), «движения души» (zaw‘e d- napsha), «служение добродетели» (pulhana da-myattruta), «море мира» (yammeh d-‘alma), «корабль покаяния» (elpa da-tyabuta), «новый век» ( ‘alma hadta), «собеседование знания» ( ‘enyana d- ida‘ta), «детский образ мыслей» (shabrut tar‘ita), «опьянение в Боге» (rawwayuta db-alaha), «писания Духа» (ktabay ruha), «бо­жественное откровение» (gelyana alahaya), «божественный по­мысел» (hushshaba alahaya), «внутреннее умолкание» (shelyuta gawwayta), «рассудительное смирение» (mukkaka d-purshane), «изумление в Боге» (tehra db-alaha), «море безмолвия» (yamma d-shelya, yamma d-shelyuta), «совершенство знания» (gmiruta d-ida‘ta) и многие другие.

Оба тома характеризуются сходным образным строем. В частности, в обоих томах используются морские образы — ко­рабль, море, волны, плавание, кормчий, ныряльщик, жемчужи­ны и пр.

Тематика обоих томов в значительной степени совпадает. И там, и здесь речь идет о любви Божией, о безмолвии и отшель­ничестве, о чтении Писания и ночном бдении, о молитве перед Крестом и поклонах, об унынии и богооставленности, о смире­нии и слезах, об изумлении и «опьянении» любовью Божией.

И в первом, и во втором томах содержатся ссылки на ав­торитетных для восточносирийской традиции авторов, таких, как Евагрий Понтийский, Феодор Мопсуестийский и Диодор Тарсийский.

Наконец, стилистика, грамматика и синтаксис обоих то­мов неопровержимо свидетельствуют о том, что они написаны одним автором. Желающему это проверить необходимо обра­титься к сирийскому тексту обоих томов и их сравнить. Прове­сти такое сравнение, пользуясь только имеющимися русскими или греческими переводами, невозможно.

Сказанное выше относительно аутентичности 2-го тома в полной мере относится и к 3-му тому творений Исаака Сири­на, в настоящее время также введенному в научный обиход. Правда, этот том известен лишь по одной весьма поздней ру­кописи⁷⁰. Однако эта рукопись, датируемая приблизительно 1900 годом, представляет собой копию более раннего мануск­рипта. Она включает 133 листа, из которых первые 111 содер­жат сочинения Исаака Сирина — 17 Слов, по содержанию, язы­ку, стилистике и синтаксису близких к вошедшим в 1-й и 2-й тома. При этом Слова 14-е и 15-е из 3-го тома соответствуют Словам 22-му и 40-му из 1-го тома, а Слово 17-е — Беседе 25-й из 2-го тома. Из оставшихся 14 Слов лишь два (4-е и 13-е) изве­стны по другим манускриптам⁷¹.

На русский язык из 2-го тома творений Исаака Сирина переведены Беседы 1-2-я и 4-41-я. Этот перевод, сделанный мною в 1998 году, за прошедшие годы выдержал уже семь изданий⁷². Кроме того, переведены некоторые части «Глав о знании» (Беседы 3-й из 2-го тома)⁷³. Что же касается 3-го тома, то он остается непереведенным, за исключением Сло­ва 17-го (переведенного в составе 2-го тома в качестве Бесе­ды 25-й).

Нет никаких сведений о существовании в сирийской ру­кописной традиции 4-го тома творений Исаака. Однако не­сколько рукописей, упоминаемых в каталогах библиотек хри­стианского Востока, содержат небольшое собрание Слов из «Пятого тома божественного мужа Исаака, святого и отшель­ника, епископа Ниневийского». Текст этих рукописей недо­статочно изучен, и мнения ученых относительно авторства Исаака Сирина расходятся⁷⁴. Учитывая, однако, что в некото­рых сирийских источниках говорится именно о пяти томах творений Исаака Сирина⁷⁵, можно ожидать, что и в этой ма­лоизученной коллекции найдутся подлинные творения пре­подобного.

Заключение

Настоящая конференция, собравшая ведущих мировых специалистов в области сирийской патристики, является смот­ром научных сил, уже внесших свой существенный вклад в дело изучения наследия преподобного Исаака Сирина. Каждый из докладчиков поделится результатами своих научных изыска­ний, расскажет о тех научных открытиях, которые он сделал, читая творения великого сирийского отца Церкви. В ходе кон­ференции будут рассмотрены как различные проблемы, свя­занные с бытованием творений Исаака в рукописной традиции, в изданиях и переводах, так и различные аспекты его богослов­ского, нравственного, аскетического и мистического учения.

Хотелось бы надеяться, однако, что эта конференция ста­нет и новым шагом в деле изучения наследия преподобного Исаака, вдохновит молодых ученых, в том числе присутствую­щих здесь представителей студенчества, на новые исследова­ния. Патрологическая наука — это безбрежное море, в кото­ром опытные ныряльщики находят все новые и новые жемчу­жины. Самой крупной из них стало в конце ХХ века обретение 2-го тома творений Исаака Сирина, а начало XXI века ознаме­новалось введением в оборот еще одной находки — его 3-го тома. Возможно, на пути изучения Исаака нас ждут новые от­крытия и обретения. Но даже те его труды, которые уже извес­тны, далеко не все изучены, а многие остаются неизданными и непереведенными на современные языки. Творения Исаака Сирина, на которых воспитано не одно поколение монахов Востока и Запада, представляют собой обширное поле для но­вых исследований. И чем больше мы узнаем о преподобном Исааке, тем более значимым и притягательным становится для нас его образ.

Мне хотелось бы также выразить надежду на то, что за настоящей Первой патристической конференцией Общецерков­ной аспирантуры и докторантуры имени святых Кирилла и Мефодия последуют другие конференции, посвященные дру­гим отцам Церкви — греческим, латинским и ориентальным. Дело освоения патристического наследия в нашем Отечестве требует качественного прорыва, и я хотел бы верить, что науч­ные форумы, подобные настоящему, станут доброй традици­ей, будут способствовать воспитанию нового поколения уче­ных, для которых поиск духовного жемчуга в море святооте­ческих писаний станет делом всей жизни.

Примечания